Но поговорить он собирался вовсе не о личной неприязни, что вызвал у него новый командир. Амин не приветствовал доносительства и сам никогда подобным не занимался, но и к несправедливости любого рода относился совершенно нетерпимо. Коли новый командир не желал замечать того, что происходило прямо у него под носом, кто-то должен был раскрыть ему глаза. Конечно, требовалось сначала разобраться во всем, но прежде, чем разбираться, надобно было вообще знать о ситуации, что сложилась со снабжением полка провиантом. Всё это было тем более удивительно, что интендант полка всегда слыл человеком в высшей степени порядочным, и в казнокрадстве за два десятилетия безупречной службы уличён не был. Однако факт был на лицо: пайки солдат стали существенно меньше, тогда как по документам все соответствовало положенным нормам. Именно с такими мыслями и настроем шёл в кабинет полковника поручик Адземиров.

— Ваше превосходительство, — вытянулся он на пороге.

В тёмных глазах поручика мелькнуло удивление при взгляде на командира, выглядевшего так, будто он только что вылил на себя ведро воды, но более никаких эмоций на красивом смуглом лице молодого человека не отразилось.

— Входите, Амин… Назирович, — с трудом припомнил вычурное черкесское имя Бахметьев. — О чем вы желали говорить со мной?

Шагнув в кабинет, Адземиров плотно закрыл за собою двери.

— Ваше превосходительство, имею настоятельную потребность обратить ваше внимание на снабжение полка провиантом.

Бахметьев удивлённо выгнул бровь:

— Разве не интендант должен заниматься снабжением? — поинтересовался полковник.

— Совершенно верно, интендант. Но у меня есть основания полагать, что… — Амин замялся, не зная, как сказать о том, что он подозревает всеми уважаемого человека в банальном воровстве, — он не слишком хорошо справляется со своими обязанностями, — выкрутился он.

— Говорите прямо, Адземиров, — нахмурился полковник. — Вы это что же Кудашева в воровстве решили обвинить?

— Так точно, ваше превосходительство, — выдохнул Амин и опустил глаза.

Ощущать себя кляузником и доносчиком было в высшей степени неприятно.

— Разыщите Кудашева! — приказал Бахметьев, выглянув из кабинета и обращаясь к караульному.

Заложив руки за спину, полковник в ожидании интенданта полка нетерпеливо прохаживался по кабинету, не удосужившись предложить Адземирову присесть. Бахметьев страсть как не любил доносчиков и соглядатаев, а то, что его собственный адъютант, похоже, оказался из этой столь презираемой им братии, его, мягко говоря, весьма огорчило.

Штабс-капитан Кудашев явился спустя четверть часа и, застав в кабинете полковника, поручика Адземирова, мгновенно догадался о причине, по которой его вызвали. Взгляд убелённого сединами интенданта опустился в пол.

— Ваше превосходительство, штабс-капитан Кудашев по вашему приказанию прибыл, — пробубнил он.

— Павел Андреевич, мне стало известно, что вверенном мне полку имеются некие проблемы со снабжением провиантом.

Кудашев молчал. Сказать в своё оправдание было нечего. Бахметьев тяжело вздохнул, Адземиров отвёл взгляд в сторону, уставившись в окно. Гнетущая тишина давила на всех троих.

— Пустите меня! — раздался чей-то негодующий возглас за пределами кабинета.

Дверь с грохотом ударилась о стену, и в помещение буквально ввалился молодой человек в чине прапорщика. Рядовой, дежуривший у дверей попытался ухватить офицера за плечи и выдворить того из кабинета полковника, но попытка его не увенчалась успехом.

— Николай! — вскинулся Кудашев. — Выйди вон!

— Ваше превосходительство! — невзирая на приказ старшего по званию, обратился к Бахметьеву молодой человек. — Это моя вина!

Бахметьев прищурился. Сложившая ситуация начинала его раздражать.

— Простите. Позвольте представиться, — вытянулся во фрунт, приложив руку к фуражке, молодой человек. — Прапорщик Кудашев.

— Сын? — взглянул на штабс-капитана Бахметьев.

— Племянник, — вздохнул Павел Андреевич.

— Я вас слушаю, прапорщик, — повернулся к застывшему на пороге молодому человеку полковник.

— Это я взял деньги, предназначенные для закупки провианта, — покраснел молодой человек. — В карты вон ему проиграл, — кивнул он на Адземирова.

— Сколько? — пристально глядя на несчастного прапорщика спросил Бахметьев.

— Пять тысяч, — едва слышно пробормотал Николай Кудашев. — Меня вините во всем. Коли под трибунал отдадите, так то мне наукой будет.

Георгий Алексеевич с трудом подавил тяжёлый вздох. Самому ему случалось куда больше оставлять за карточным столом. Но, тем не менее, от него требовалось принять решение.

— Ваше превосходительство, — осмелился подать голос старший Кудашев, — по закону я виноват, мне и отвечать.

Бахметьев, сам того не замечая, принялся барабанить пальцами по столу, глядя на штабс-капитана. Более двух десятков лет безупречной службы и вот на тебе. Неужели придётся отдать того под трибунал?

— Даю вам седмицу сроку, — медленно выговорил он. — Всю сумму надобно вернуть.

Лицо Адземирова вытянулось от удивления, Кудашев-старший выдохнул с облегчением, уже прикидывая, у кого можно занять денег, с тем, чтобы после продажи скромного имения, вернуть долги. Не того решения ожидали от молодого щеголеватого полковника. Бахметьев и сам понимал, что поступает неправильно, что не должно руководствоваться личными симпатиями и антипатиями там, где речь идёт о службе. Тем более что всегда есть риск того, что доброту могут принять за слабость, чего ему вовсе не хотелось.

— Господа, все свободны, — многозначительно посмотрел на дверь Бахметьев. — Адземиров, задержитесь, — остановил он своего адъютанта.

— Слушаю вас, ваше превосходительство, — остался в кабинете Амин.

Дождавшись, когда шаги обоих Кудашевых утихнут за дверью, Бахметьев сурово взглянул на поручика:

— Получается, ваша вина в том, — вздёрнул бровь полковник. — Нежели не догадывались, откуда средства взялись на то, чтобы долг вам вернуть? Может, личные счёты сводите подобным недостойным способом?

Адземиров вспыхнул от подобного оскорбления.

— Никак нет, ваше превосходительство, — процедил он. — Не мог даже предположить подобного. Я о материальном положении прапорщика не осведомлён.

— Будем считать данный инцидент исчерпанным, — тихо произнёс Георгий Алексеевич. — Вас попрошу о том, что произошло в этих стенах никому не сказывать. Надеюсь, мы друг друга поняли.

— Так точно, ваше превосходительство, — отчеканил Адземиров.

Амин вышел из кабинета, едва удержавшись от того, чтобы громко хлопнуть дверью. Ясно было как божий день, что полковник счёл его доносчиком, отсюда и неприязнь во взгляде.

Глава 42

Георгий Алексеевич проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Голова гудела, как колокол, тысячи молоточков стучали в висках и затылке. С трудом разлепив веки, он мрачно уставился на своего денщика, осмелившегося столь непочтительным образом потревожить его сон.

— Ваше сиятельство, проспали, — виновато пробормотал Семён.

— Который час? — хриплым шёпотом сорвалось с пересохших губ.

— Десять уж. Прикажете завтрак подать? — подавая барину тёплый шлафрок, поинтересовался слуга.

Бахметьев встал и, покачнувшись, присел на край постели. Все поплыло перед глазами. Сглотнув колючий ком, Георгий Алексеевич поморщился от саднящей боли в горле.

— Отставить завтрак, мундир подай, — отирая со лба холодную испарину, приказал он.

Доковыляв до уборной, Георгий Алексеевич склонился над раковиной, подставив руки под струю тёплой воды, что лил из большого кувшина Семён. Голова вновь закружилась и дабы не потерять равновесие, он ухватился за плечо слуги.

— Барин, да у вас жар, — обомлел Семён, прикоснувшись ко лбу хозяина широкой ладонью.

— Глупости, — попытался выпрямиться Георгий, отказываясь верить, что его молодой здоровый организм может быть подвержен такому банальному недугу как простуда.

Он хотел было ещё сказать, что не барышня кисейная, дабы раскиснуть от осеннего дождика, но зашёлся в приступе сухого кашля, выворачивающего наизнанку все внутренности.

— В постель вам, барин, воротиться надобно, — взволновано заговорил Семён, пытаясь увести Бахметьева обратно в спальню.

— Семён, да ты оглох никак, — сердито сверкнул глазами граф. — Сказано тебе, мундир подай!

— Как скажете, ваше сиятельство, — сдался денщик и принёс высушенный и вычищенный мундир.

Ехать верхом Георгий Алексеевич не решился, опасаясь, что просто свалится с лошади, потому распорядился подать коляску. Добравшись до штаба, Бахметьев насилу выбрался из пролётки и, стараясь не обнаружить свою слабость перед сослуживцами, прошагал в кабинет, на ходу кивая встреченным по пути офицерам. Закрыв двери, Георгий тяжело опустился в кресло, уронив голову на руки. Неодолимо клонило в сон, дышать с каждой минутой становилось всё труднее. Ослабив тесный ворот мундира, Георгий потянулся к стопке рапортов, сложенных на углу стола, но рука дрогнула, и бумаги рассыпались по полу. Чертыхнувшись, Бахметьев наклонился, дабы поднять документы, но тотчас со стоном выпрямился и откинулся на спинку кресла. В двери постучали.

— Entrez! — прохрипел Георгий и попытался сесть за столом прямо.

— Ваше превосходительство… — заглянул в кабинет поручик Адземиров и умолк.

Даже ему, человеку, не сведущему в медицине, стало совершенно очевидно, что полковник болен. Лихорадочно блестевшие глаза, пылающие нездоровым румянцем скулы и тяжёлое со свистом дыхание, выдавали того с головой.

— Ваше превосходительство, я за врачом в госпиталь пошлю, — повернулся, чтобы выйти Амин.

— Оставить, — поднялся из-за стола Бахметьев, но не устоял на ногах и рухнул обратно в кресло.

Покачав головой, Адземиров жестом подозвал караульного и что-то тихо шепнул тому на ухо. Самочувствие Георгия Алексеевича с каждым мгновением ухудшалось, голоса слышались как будто сквозь вату, перед глазами всё было как в тумане, к тому времени, когда из госпиталя приехал врач, Бахметьев испытал на себе в полной мере все прелести простуды, что сделало его более сговорчивым, и он позволил доктору осмотреть себя.

— Ваше сиятельство, где вы умудрились так простудиться? — неодобрительно качал головой врач, складывая в саквояж свои инструменты. — Я настоятельно рекомендую вам лечь в госпиталь для лечения.

— Не думаю, что простуда заслуживает столь пристального внимания, — попытался возразить Бахметьев.

— Простуда не заслуживает, а вот с пневмонией не шутят, — нахмурился доктор.

— Вы преувеличиваете, — уже не так уверенно возразил Георгий.

— Может быть, — задумчиво протянул доктор, — но таковой возможности не исключаю. Не стоит столь беспечно относиться к собственному здоровью, — произнёс он нравоучительно. — Одевайтесь, я жду вас в коляске, — тоном, не допускающим возражения, распорядился лекарь.

Оказавшись в госпитале, Георгий был уже рад тому, что доктор сумел настоять на своём. Впервые он ощущал себя столь беспомощным и слабым, а потому растерялся, не зная, что ему делать. Довериться медицине — оказалось единственным верным решением.

* * *

Прошедший дождь как бы прочертил границу между уходящим летом и промозглой осенью. Довольно ощутимо похолодало.

Болезнь князя Одинцова обострилась. Участились приступы, и доктор Куницын вновь стал частым гостем в усадьбе. В один из своих визитов, после осмотра своего пациента Алексей Андреевич, приняв любезное приглашение княгини, остался обедать в доме Одинцовых.

— Скажите, Алексей Андреевич, — обратилась к доктору Верочка, когда трапеза уже почти подошла к концу, — может, существуют ещё какие средства? Я, признаться, опасаюсь, что приходится так часто давать Ивану Павловичу настойку.

— Вера Николавна, — вздохнул Куницын, — единственно, что могу вам порекомендовать, так это следить за тем, чтобы ваш супруг не переохлаждался. Ему надобно постоянно находиться в тепле. В его возрасте это особенно важно. Вон куда более молодые и здоровые люди могут оказаться прикованными к постели, что уж об Иване Павловиче говорить. Давеча был в госпитале, у меня и там практика, — не сдержался, чтобы не отметить собственные достижения Куницын, — так его превосходительство полковник Бахметьев слёг с пневмонией.

У Веры затряслись руки, и она отложила вилку, опасаясь её уронить:

— Положение столь серьёзно? — осведомилась она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более равнодушно, как если бы она спросила о том из простой вежливости.