Катажина Грохоля - Я вам покажу!

Я тоже улыбнулась Эксику, потому что вспомнила, что в то время тех пеленок оказалось у нас сто двадцать штук, и мы не знали, что с ними делать. Из нескольких я сшила потрясающую юбку и покрасила ее в черный цвет, кроме того, мы снабжали ими молодых родителей, а оставшиеся долго хранились на антресолях.

— Какие карточки? — заинтересовалась Тося. — Что, тогда водка и бензин были на халяву? По карточкам? А вы еще жаловались на социализм?

— Знаешь, что я тебе скажу, baby! — Тетя выпрямилась и подняла свой бокал, который мне показался полнее, чем прежде. — В Англии еще семь лет после войны были карточки, и Англия как-никак быстрее оправилась после войны, чем Польша. По талону можно было выкупить одну пару обуви в год, и больше не получишь, тем не менее сейчас Англия — мировая держава.

— Карточки — это что-то вроде документов, с которыми каждый шел в магазин и покупал то, что полагалось по норме, а нормы были невелики.

— А помнишь, — вмешалась моя мама и глянула на моего отца, — как мы стояли в магазине за мясом три часа?

— Я тебя только подменял, — буркнул отец.

— Да, но когда я была у прилавка, ты как раз подошел, — спокойно продолжала мама, — и продавщица дала нам какой-то тухлый кусок говядины…

— И ты сказала: «Вы не могли бы мне дать не такой зеленый?»

— А она сказала: «Если бы вы провисели, как он, с утра на крюке, вы бы тоже позеленели!»

Мой отец и моя мать улыбнулись друг другу, а тетя Ганя толкнула меня под столом.

— Джуди, — шепнула она мне, — из этой муки мы еще испечем каравай. — И залпом выпила бокал.

— А ты бы не покупала это мясо, — посоветовала малолетняя племянница. — И продавщицу бы уволили, если бы ты проявила ассертивность.

— Или она могла бы пойти в конкурирующую фирму, — добавил племянник.

В двенадцатом часу Гжесик повез домой своих малолеток. На обратном пути он должен был заехать на автозаправку за пивом. Мама и отец уехали домой на последней электричке. Отец вызвался быть ее провожатым, потому что мама боится ходить по ночам одна. Тося взяла наверх музыкальный центр, Эксик пытался его подключить. Перемыв быстро посуду, мы с Агнешкой сели на кухне, я открыла бутылку вина, тетя проскользнула из ванной в комнату, а Агнешка посмотрела на меня и сказала:

— А помнишь?

Я улыбнулась. Слово «помнишь» извлекает из лабиринтов памяти миллионы вещей, совершенно ненужных нам в повседневной жизни, но как только о них заговоришь, они обретают цвет, оживают, переливаются красками и пахнут. Кухня внезапно заполнилась людьми, которых мы помнили, и событиями давних лет. Нашими совместными поездками, когда этот Йолин был моим, нашими маленькими детьми: малышкой Тосей, потом малолетней племянницей, а затем Петрусем. Агнешка — свидетель моей жизни, не только нынешней, но и прошлой.

— Помнишь, как у нас сломалась машина в ту страшную зиму? — спросила Агнешка и тепло мне улыбнулась.

И я вернулась на Краковское Пшедместье [27]. Январь, пятнадцать лет назад… Вся Варшава скована морозом, снег, белым-бело и безупречно чисто, но их старенький «фиатик» окончательно сдох, они позвонили нам из какой-то телефонной будки, мы сели в машину, оставив Тосю с моими родителями. Пустые улицы, два часа ночи, снег, как у Диснея, щетки не успевали убирать его с замерзшего стекла. Мужья довольно долго возились с крюком, было так холодно, что мы с Агнешкой закрылись в машине, и нас все смешило до слез. Когда они все-таки прицепили буксировочный трос, оба автомобиля были похожи на японские снежные скульптуры.

Я с теперешним Йолиным села в машину, и мы медленно тронулись. Машина Гжесика тащилась за нами, и все время что-то неприятно постукивало.

— Постукивало? Разве это был стук? — Йолин уже давно стоял в дверях, я даже и не заметила. Он обнимал Тосю. — Не стук, а грохот…

— Который, впрочем, через пару минут стих, — добавила я.

— Еще бы! — Гжесик поставил на стол пиво и стряхнул с ботинок снег, естественно, посреди кухни. — Сначала попросил, чтобы мы сгребли снег со стекол, а сам при этом тронулся! Я колотил кулаком по крыше, чтобы он остановился!

Мы прыснули, Тося смотрела на нас, совершенно не понимая, что нас так развеселило.

— Вы не успели сесть! — Йолин громко расхохотался — тетя вряд ли заснет. — И я тащил пустую машину!

— Когда ты притормозил на красный, то наша машина тебя обогнала, помнишь?

— Хорошо, что никого не было, нашу развернуло поперек дороги, помнишь?

— А ты выскочил ужасно злой, побежал к машине Гжесика, открыл ее…

— А она пустая!!!

Гжесик хлопнул себя по бокам, я фыркнула от смеха, потому что ошарашенная физиономия Йолиного навсегда осталась у меня в памяти. В жизни не видела никого столь изумленного.

— А мы все время бежали за вами. — Агнешка прикрыла рот рукой, чтобы не разбудить тетю. — А то, что Гжесик о тебе говорил, — она взглянула на Йолиного, — я тебе и передать не смогу!

— Самое время, чтобы ты наконец узнал. — Гжесик открыл пиво и подал Йолиному.

Мы просидели на кухне до четырех утра. У Тоси закрывались глаза от усталости, но она ни в какую не хотела идти наверх. Мы вспомнили, как сидели за бриджем, а в это время трое наших малышей вытащили из матрасов через крохотную дырочку все водоросли, а мы-то радовались, что наши крошки так мило себя ведут. Вспомнили, как в свое время на Мазурах девятилетняя Тося завела Петруся и Гонорату в лес, чтобы дети на себе прочувствовали сказку о Ясе и Малгосе, и забыла, где их оставила, и как мы искали их до потери сознания, а ребятишки сами давно вернулись в кемпинг и тихонько играли в домике, а выглянули лишь тогда, когда приехала полиция, которую вызвала Агнешка. Полицейские наорали на нас за то, что мы позволяем себе такие шуточки с правоохранительными органами.

Когда мы прощались, тот Йолин обнял меня, и я впервые за многие годы смогла прижаться к нему как к хорошему воспоминанию, а не как к мужчине, который бросил меня. Агнешка и Гжесик сердечно меня расцеловали, а Тося была в восторге, что столько нового узнала о себе, ну и, конечно, о нас.

— Вы тоже неплохо развлекались! — Она обняла отца. — Классный у меня получился день рождения, лучше, чем у Антека. Мамочка, спасибо тебе.

Когда она так стояла между нами, я подумала: как жаль, что этот Йолин не такой, как Адам. Все могло бы сложиться иначе.

— Известно ли вам, пани Юдита, что, к примеру, самец дикой крысы совокупляется с партнершей четыреста раз в течение десяти часов? — остановил меня в коридоре Главный.

— Это, наверное, утомительно.

— Крысихе, однако же, приходится терпеть, таков необузданный нрав дикой природы.

— Я имела в виду другое… что это, наверное, утомительно для него, — пояснила я с улыбкой.

— Для него??? — Главный был обескуражен, что с ним редко случается, и тут же сменил тему: — Ваш текст готов?

— Еще нет.

— Пани Юдита, я полагался на вас.

— Вы же сами говорили, что он пойдет в февральский номер.

Тетя уехала на два дня к моей маме — «отдохни немного от меня, Джуди». От Адама я получила коротенькое сообщение на Тосин электронный адрес, что, может быть, на праздники он поедет к знакомым и что целует. Я ему тут же ответила, что тоже целую, напишу длинное письмо, когда выдастся свободная минута.

Право слово, когда мы с ним познакомились, наша переписка выглядела иначе.

Тося получила от отца в подарок деньги и немедля заявила, что теперь она — наконец-то и в конце концов — хотела бы, чтобы я отвезла ее в один из суперских магазинов, торговая площадь которого больше всей нашей деревни, где она сможет себе что-нибудь купить, потому что ей всегда нечего надеть. Она не жаловалась, зная, что у нас тяжелая ситуация, но ее подруги Ганя и Агата, а также Ися именно там одеваются. В этих магазинах бывают на распродажах обалденные вещи, при этом фирменные. Теперь она им всем покажет! А я наконец должна стать настоящей матерью и иногда покупать вещи в нормальных магазинах, а не только на барахолке, потому что это отстой. И в том магазине очень дешево, да и вообще… А кроме того, скоро праздники и мы сможем купить там массу подарков.

Подарки у меня есть почти для всех, но я вняла просьбе дочери. Когда она сбежала вниз, одетая и накрашенная (зачем?), я как раз через щелку в почтовом ящике выуживала пинцетом для бровей извещение. Извещение — вещь неприятная, хотя и маленькая. Извещение означает, что на почте вас ждет какое-то важное письмо и надо за ним ехать. Важное заказное письмо, как показывает опыт, — это уведомление, что надо срочно заплатить, предупреждение, что у вас что-то отключат, напоминание, запугивание, призыв, за извещением всегда кроется какой-нибудь крючковатый палец, который вам грозит.

— Тося, возьми извещение и садись в машину, — велела я своему ребенку.

Дочь открыла ворота, и мы отправились в путь. Сначала на почту, а потом в райские кущи. На почте выяснилось, что Тося не может найти извещение, и ей кажется, что его взяла я. К сожалению, мне так не казалось. Я достала паспорт, подошла к окошечку и дружелюбно сказала:

— Добрый день.

— Да! — Из окошечка подуло холодом.

— Для меня есть заказное письмо и…

— Извещение, пожалуйста!

— Дело в том, что оно потерялось, и потому..

— Без извещения не выдаю.

— У меня есть паспорт, будьте любезны, а на конверте моя фамилия, — объясняла я служащей, как ребенку.

— Извещение, пожалуйста.

— У меня нет.

— Тогда ждите повторного.

И тут у меня кончилось терпение. Не буду я ждать никакого повторного.

— Простите! Вот моя фамилия, вы можете проверить, на нашей улице пять домов!

— На извещении указан номер. — Из окошечка подуло знаниями.

— Ну и что? — горячилась я.

— Как это — ну и что? Во всем должен быть порядок! И мне стало как-то нехорошо. Знать бы хоть, откуда это письмо…

— А вы не будете так любезны проверить, откуда это письмо? — проявила я максимум доброжелательности, на которую меня только хватило.

— Вы с ума сошли? Существует тайна переписки! И я стану проверять письма, адресованные не мне?

И тогда я решилась на крайнюю меру. Было почти шесть, мне еще не меньше сорока минут ехать до города, а я на грани апоплексического удара. По-видимому, есть какой-то способ, которым можно объяснить этой чиновнице, что я как клиент имею кое-какие права.

— Можно позвать начальника?

— Я начальник. Слушаю вас!

Я развернулась и ушла. Тося замахала мне рукой и с возмущением крикнула:

— Мам, ну почему ты всегда так все долго делаешь?

Когда я слышу «всегда» и «все», то мне перестает всего хотеться, но в конечном счете я не затем еду в город с Тосей, чтобы получать отрицательные эмоции.

Дочь всю дорогу уверяла меня, что в новых шмотках она сразу начнет лучше учиться и что я тоже должна купить себе хотя бы туфли, потому что в тех, что на мне, стыдно ходить. Конечно, для той должности, которую я занимала прежде, они вполне сносные.

На подъезде к Торговой галерее в Варшаве всегда ползешь в пробке. Пробка начинается километра за два от торгового центра, потому что все держат путь именно туда. Как и мы. Двадцать минут я искала место на подземной стоянке, которую всем сердцем и всей душой ненавижу. Была бы она хоть пронумерована по-человечески — один, два, три! Так нет, кто-то, видимо, решил, что я — инфантильная идиотка, и мне следует запомнить, что я поставила машину на уровне собачки, а не зонтика, при этом выше уровня мишки. «Уровень собачки, собачки», — повторяла я про себя, закрывая машину, которая уже и не пахла Голубым. Я обернулась, и мне стало дурно. Сотни машин, точно таких же, как у Адама. Возможно, они различаются маркой и цветом, но простите, что же это за разница? Мне стало дурно от одной мысли, что будет поздним вечером, когда придется отсюда выезжать.

Тося тянула меня за руку:

— Не беспокойся, я запомню, у меня хорошая зрительная память, пошли, через минуту будем на месте, и ты почувствуешь себя как в Европе!

Я вовсе не ощущала себя европейкой, входя за Тосей в массу каких-то магазинов, в которых дочь шныряла с видом знатока, а я грустно ждала ее у кассы, чтобы не потеряться. Все размеры заканчивались на сороковом, поэтому смотреть мне было нечего.

И вот когда я уже не чувствовала под собой ног (потому что за час они оттопали километров шесть), а Тося, светясь от счастья, размахивала пакетом, в котором лежали две пары брюк, три блузки (чего уж там), один бюстгальтер, а также прелестное платье на школьный бал, перед моими усталыми глазами вырос магазин. Как из американского фильма, правда, с итальянской обувью. Светлое скромное помещение, кондиционер, сияющий пол, на специальных каменных, со вкусом сделанных небольших постаментах была выставлена обувь.