— Подождите… — испугался супруг. — Вы разве не выпишете никаких лекарств, не дадите никаких указаний? — Он неприкрыто трусил, боясь остаться один на один с бездыханной женой, ее непредсказуемой болезнью и вполне предсказуемой реакцией на исчезновение браслета.
— Завтра утром я вам позвоню, — величественно пообещала Иванна. — Случай очень сложный.
Леонид проводил их до дверей.
— Знаете, — сказал он, пытаясь разредить гнетущую атмосферу, — ваша ассистентка очень похожа на одну известную певицу.
— Знаю, — с грустью кивнула Наташа, — мне часто об этом говорят.
В молчании они вышли на улицу и, не сговариваясь, вытянули сигареты.
Наташа тщетно пыталась разгрести по полочкам эклектичную смесь чувств, порожденных этим долгим днем: раздражение и вину, сомнение и сочувствие, неуверенность и убежденность.
Пожалуй, она и сама не могла сказать, зачем ввинтилась в эту историю и почему ни на шаг не отходит от своей подруги. Возможно, ее увлекала загадка, одновременно притягивающая и раздражающая своей неразрешимостью. И еще желание раскусить саму Карамазову, которая вела себя столь заносчиво и самоуверенно, Карамазова одновременно притягивающая и раздражающая, как все, чего она не могла объяснить.
Но все ее противоречивые эмоции странным образом складывались в одно цельное намерение — довести это дело до конца, чтобы разобраться в нем и в себе. Понять Иванну, каждый поступок которой опровергал предыдущий и тем самым ставил ее в тупик.
— А ты уверена, — спросила певица осторожно, — что представляться врачом-психиатром безопасно? Любой мало-мальски сведущий человек мог бы попалить тебя на вранье.
— Не мог, — безразлично отозвалась Карамазова, — потому что я не врала. Я закончила медицинский.
— Вот откуда ты знаешь латынь?
— Да.
Снова тупик.
«Ну уж нет, — сжала кулаки Наташа, — я таки докопаюсь до истины. Причем сейчас и немедленно».
— Ваня, — попросила она голосом девочки-паиньки. — Можно я переночую сегодня у тебя?
Иванна кинула на нее подозрительный взгляд.
— А как же Олег?
— Он в командировке.
Больше задавать вопросов она не стала.
Глава пятая
Страшный сон Могилевой
…существует два противоположных взгляда на творчество — как на процесс демонический или как на процесс божественный. Сторонники первой точки зрения утверждают, что искусство происходит от мятежного ангела, что в основе творчества — гордыня, бунт и узурпация права, принадлежащего Творцу.
Чиркнув спичкой, ведьма развела огонь в камине, не пытаясь выпускать дым изо рта, демонстрируя подруге прием, который та, окончившая цирковое училище, и сама могла повторить без труда.
Добравшись наконец до покупок из супермаркета, Наташа с аппетитом ела малиновый йогурт «Волшебный».
— Так ты считаешь, это не самовнушение? — начала она вежливым реверансом.
— Наверное, только ты, Наташа, могла так самозабвенно перечеркнуть реальные факты, объясняя их самовнушением, — ответила Карамазова.
— Это я игнорирую реальность? — От возмущения Наташа чуть не поперхнулась «волшебством». — Да я — единственный голос разума во всем вашем сумасшедшем доме. Я самая нормальная из вас!
— В том-то и подвох.
Карамазова вертела в руках свою черную шапочку, но почему-то не спешила надеть ее на голову.
— Все дело в том, что ты — нормальна. Сознание нормального человека смертельно боится любых паранормальных явлений. Ведь они разрушают его базовые представления о жизни. Потому, увидав, к примеру, привидение — материалист не поверит в него просто из чувства самосохранения. Он постарается найти тому десяток разумных объяснений. Не найдет, попытается проигнорировать его существование — забыть, не думать, выбросить из головы — сделать вид, что того нет. А коль упорное привидение не даст забыть о себе, навязчиво заявляясь к нему вновь и вновь, материалист скажет: «Наверное, я сошел с ума». Ему будет легче признать себя сумасшедшим, чем привидение — реальным. Поскольку сумасшествие вписывается в его представление о жизни, а привидение — нет.
Сунув шапку за пояс халата, Иванна подошла к книжному шкафу и сосредоточенно водила пальцем по корешкам книг.
— Но самое страшное, если привидение докажет материалисту свою неопровержимость, он может сойти с ума по-настоящему. Ибо трещина, сквозь которую в его сознание проникло привидение, заставит треснуть весь его мир. То же самое чуть было не произошло и с Мирой…
— При чем тут привидения? — вскинулась Могилева. — У нее просто навязчивые идеи.
Не найдя нужную книгу на нижних полках, ведьма полезла на стремянку и теперь копошилась наверху, распугивая пыль.
— Браслет, который навязчиво возвращается домой три раза подряд, — это не идея. Это факт. И не признавать его смешно. Более того — опасно. Поскольку с каждым своим возвращением он приносит все больше бед. На этом нехитром трюке попадаются все герои Стивена Кинга. Ты читала Кинга, Наташа?
— Ну? — насупилась певица.
— Почитай!
Описав полукруг, одна из книг пролетела через комнату и шмякнулась прямо на колени певице.
— Практически каждый его герой имел время убежать от опасности, но он оставался на месте только потому, что упрямо отказывался признавать опасность, которой «не может быть». До тех пор, пока это «не может быть» не впивалось в его шею зубами.
— Но послушай… — Могилева неприязненно отодвинула книгу. — Разве Мира не могла в состоянии помутнения рассудка сама подбросить себе браслет?
— Один раз — да. В двух других случаях — нет. Разве ты сама не понимаешь это?
Недоеденный йогурт внезапно показался певице тошнотворным — аппетит сбежал. Могилева нахмурилась.
«Иванна права, — тягостно подумала она. — Мой мозг отказывался сосредоточиваться на подробностях, предпочитая опровергать все оптом. Ведь если рассмотреть все факты и попытаться объяснить их логически, получается… так, как сказала Иванна».
Но ее ум продолжал отчаянно искать лазейку.
— А разве нельзя предположить, что муж, забрав ее браслет, затем подкинул его Мире в сумку?
— Можно, — с готовностью подтвердила Иванна, — но только во втором случае. Ведь третий раз Мира выбросила браслет в Днепр, причем на его глазах. Тут уж ни у одного из них не было возможности смухлевать, ни сознательно, ни бессознательно. Браслет оказался на дне реки — это главная данность, которую мы должны принять. Согласна?
Она спустилась с лестницы со стопкой литературы в руках и свалила книги на письменный стол.
— А на следующий день он снова лежал на ее рабочем месте… — Наташа нервически хихикнула.
В ее сознании началась революция. Иллюзорная жизнь, которой она сегодня объявила войну, грозно шла на баррикады, размахивая флагами и транспарантами и намереваясь свергнуть с трона жизнь реальную. Или, как минимум, поставить под сомнение ее самодержавие и тоталитарный режим.
«Да, — сказала она себе, — и Мирино творческое сумасшествие, и манию самоубийства, и даже две последние строчки в рассказе можно объяснить самовнушением и временными выпадениями памяти. Все, но только не браслет, вынырнувший со дна реки. У его появления может быть только одно объяснение — магия Вуду».
И толку-то, что необъяснимый (точнее, объяснимый лишь волшебством) факт был всего один. Стоило принять его, как все остальные выстраивались за ним дружным хвостиком, складываясь в стройную историю без единого изъяна!
«Мама родная, не может быть!»
Наташа непроизвольно сжалась в комок.
— Получается, соблазнив Миру творчеством, браслет Буду заставил ее последовательно оборвать все связи с жизнью. Он хочет ее уничтожить? Что же теперь делать? Неужели все случится так, как написано в рассказе?
Певица в смятении поглядела на Карамазову, как тогда, в первый раз, когда она прибежала к ней, умоляя о помощи.
— Такое случалось неоднократно. — Иванна спешно перелистывала пыльные страницы. — Литературное произведение, которое претворяется в жизнь, — один из самых расхожих литературных штампов. Но и в реальности тому имеется немало примеров. Это случилось даже со мной.
— С тобой?
— Ты ж знаешь, когда-то я написала пьесу. И, как только ее начали репетировать… В общем, кончилось тем, что актриса, исполнявшая роль главной героини, погибла.
— Ее убили! — вспомнила Наташа. — И убийца[17]…
— Не будем об этом, — скомкала тему Карамазова. — Я не люблю вспоминать эту историю. С тех пор я больше не пишу. Недаром говорят: «Черт поселился в типографской краске». — Она запнулась, отыскивая нужную главу, и зачла вслух: — «Существует теория: каждый писатель, подобно Князю мира сего, создает собственный мир и тем самым пытается соперничать с Богом…»
Ведьма недовольно захлопнула книгу.
— Мира и сама это знала. «Бог учит нас преодолевать свои желания. А браслет Вуду — скорее атрибут дьявола», — сказала она. Но все же не смогла уничтожить свои произведения. Она готова была рискнуть ради них жизнью.
— Но это же абсурд, — привычно взбунтовалась певица. — Я никогда не пожертвую жизнью ради карьеры! Дороже жизни ничего нет!
— Некоторые думали иначе, — вздохнула колдунья. — Например, Михаил Афанасьевич…
Наташа невольно кинула взгляд на портрет в углу каминной доски. Лицо писателя по-прежнему было несчастным.
— Он писал «Мастера и Маргариту» целых одиннадцать лет. А как только окончил их, сразу умер. И он знал, что умрет. Потому так долго откладывал рукопись на полку, оттягивая неизбежный финал. Но желание написать великое произведение победило в нем желание жить. — Карамазова не констатировала, скорее, размышляла вслух. — Да и вообще в литературной среде самый большой процент самоубийств и трагических смертей.
Иванна с состраданием посмотрела на фотовернисаж на каминной полке. И Наташа вдруг явственно увидела, как Булгаков медленно приоткрыл рот и…
— Что-то у меня в глазах все плывет, — жалобно пискнула певица.
— Да не плывет у тебя ничего! — раздраженно буркнула ведьма. — Я тебе уже сто раз объясняла — это не просто фотографии. Это сигнализаторы! Незаменимая вещь для ведьмы с клиентурой. Ведь люди, которые приходят ко мне, чаще всего сами не знают, что именно им угрожает. Вы, реалисты, вообще ужасно плохо ориентируетесь в действительности, — презрительно фыркнула она.
— Иванна, — жалобно прервала ее певица, — я совсем запуталась. О чем ты?
— У каждого из них своя странная судьба, — снисходительно разъяснила колдунья. — Цветаева повесилась, Гумилева расстреляли, Айседора, как ты знаешь, была задушена собственным шарфом. И если кому-то из клиентов угрожает подобная смерть, они говорят мне…
— Как, они уже и говорят? О нет! — взвизгнула Могилева.
По ее коже неслись табуном колючие лапки страха.
— Ты права, — нежданно согласилась Иванна, — говорить я их так и не научила. Но они дают мне понять суть проблемы мимикой или жестом. И сейчас Булгаков и Айседора расстроены. Он, как никто другой, знает, сколь опасно писать демонические романы. А она…
— Она ж не писательница, а танцовщица! — напомнила Наташа.
— Дункан паникует из-за мужа — Есенина. Ты знаешь, что случилось с Есениным?
— Покончил жизнь самоубийством, — автоматом ответила певица. И ахнула, осознав параллель. — Я вспомнила, нам рассказывали в школе!..
Она вдруг вспомнила залитый солнцем класс и записку от Кольки Синькина «Давай встречаться!», переданную ей как раз в тот момент, когда их высушенная очкастая учительница литературы вещала, закатив глаза:
«Всего за месяц до смерти Сергей Есенин написал мистическую поэму «Черный человек», полную страха и отчаяния…»
Тогда эти слова прозвучали всуе, неспособные оцарапать ее жизнерадостное маленькое сердце. Но сейчас, пролетев сквозь время, догнали и вонзились в него отравленной стрелой.
Она вскинула глаза на полку камина и посмотрела на фотографии писателей и поэтов, с ужасом задавая себе вопрос — в какую опасную игру играли эти люди, преступившие запретную черту между реальным и потусторонним миром, давшим им власть и отнявшим взамен их жизни?
Чтобы их произведения были ВЕЧНО ЖИВЫМИ, они влили в них свою жизнь, силы и кровь — и умерли обессиленными и обескровленными…
Или творчество — это сделка с Дьяволом, который в момент исполнения договора забирает твою душу вместе с жизнью?
"Я — ведьма!" отзывы
Отзывы читателей о книге "Я — ведьма!". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Я — ведьма!" друзьям в соцсетях.