– Куда?! Волосы намочишь – как фотографироваться будем?

Причёска дочки не успела сильно пострадать. Вручив ей зонтик и наказав крепко держать его, Лия бережно достала с заднего сиденья платье в шуршащем чехле и коробку с туфельками.

– Укладывались, завивались два часа, – ворчала она. – Мама старалась, причёсывала тебя, а ты что делаешь?

Катюшка виновато стояла под зонтиком в резиновых сапожках – вылитая «Кудряшка Сью» со своими локонами, только у героини фильма глазёнки были хитрющие, а у дочки – испуганные. Ребёнок всего лишь обрадовался дождику – и получил гневный окрик. Сердце Лии покаянно заныло.

– Дождик бы тебе всю причёску испортил, Катюш, – сказала она, сменив тон с сердитого на мягкий. – Мы же хотим, чтоб ты на фотографии была красивая, правда?

Студия располагалась на третьем этаже большого торгово-офисного центра. Там их любезно встретила невысокая и полненькая девушка-администратор – с необъятным бюстом и чёлкой до бровей.

– Детский портрет? Это к Антону. Проходите, пожалуйста.

Антон, обходительный молодой человек лет тридцати, сиял улыбкой и наметившейся на макушке плешью. Он проводил заказчиц в уютный интерьер для детских снимков – с мягким диванчиком, плюшевыми медведями, креслом-качалкой и изящным столиком с цветочной вазой.

– Вот здесь, в кабинке за занавеской, можно переодеться. Прошу.

– А у вас ведь Таня работает, да? – поинтересовалась Лия.

– Да, такая девушка у нас числится, – усмехнулся Антон.

Его усмешка почему-то напрягла Лию – будто коготок душу скребнул. Может, они в не очень хороших отношениях? В коллективе всякое бывает, она по собственному опыту знала.

– Только её сегодня нет, – добавил Антон. – У неё сестра заболела, вот она и отпросилась.

«Неприятный тип», – подумалось Лие. А чем именно он ей был неприятен, она и сама толком не могла понять. Не нравился и всё тут. Может, её задела эта кривоватая усмешка, с которой он отозвался о Татьяне... «Числится», а не работает! Хотя... Может, просто чувство юмора у него такое – специфическое. Но ей почему-то не хотелось, чтобы он фотографировал Катюшку. Даже если Татьяна и не специализировалась на детских фото, уж лучше бы по ту сторону объектива была она.

– А это кто у нас такой красивый, кто это у нас такой очаровательный? – разразился Антон слащавыми восторгами, когда Катюшка в пышном бело-розовом платье и лакированных туфельках наконец появилась из кабинки. – Прямо принцесса! Ну, ваше высочество, проходите, присаживайтесь на диванчик... Вот вам мишка... Не нравится этот? Ну, тогда возьмите вот этого, он же симпатичный, правда? Вот так, замечательно...

Может, он и считался хорошим детским фотографом, но какая-то неуловимая скользкость в нём была. Напряжение Лии передалось и Катюшке, и она держалась в кадре очень зажато и скованно. Антон с ней и так, и этак, но девочка ни в какую не хотела расслабиться и улыбнуться. Никакие уговоры и увещевания не действовали, и кончилось тем, что дочка соскочила с диванчика и подбежала к Лие.

– Мамочка, поехали домой, я не хочу...

– Что значит «не хочу»? Катюш, ну, это же несерьёзно, – присев на корточки, расстроенно сказала Лия. – Мы же с тобой целую неделю ждали, с самого утра готовились, наряжались, причёсывались... И вот тебе на! Ну, что такое?

– Я не хочу, чтобы меня этот дядя фоткал, – прошептала Катюшка, цепляясь за шею Лии ручками. – Я хочу Таню... Пусть Таня придёт...

– Так тебе Таня понравилась, да? – невольно улыбнулась Лия, ощутив сердцем тёплое прикосновение рыжего солнечного зайчика.

Дочка кивнула и шмыгнула носом.

– Мы хотим только Таню, – развела Лия руками, выпрямляясь.

– Ничем не могу помочь, – сухо ответил Антон. – Её сегодня не будет.

Услышав это, Катюшка разрыдалась так горько, что вскоре вокруг неё собрались все сотрудники студии. Её уговаривали, успокаивали, угощали конфетами, но девочка была безутешна.

– Послушай, солнышко, у Тани болеет младшая сестрёнка, – сказала девушка-администратор. – Ты же болела сама, правда? И, наверно, помнишь, как это плохо... И чего тебе больше всего хотелось, когда ты болела, м? Правильно, чтобы мама была рядом с тобой. Вот и Таня не может отлучиться и оставить сестрёнку одну.

Катюшка как будто принимала эти доводы, но ей всё равно было невыносимо грустно и обидно: ведь она-то ожидала, что снимать её будет Таня! Она уже не плакала, только вздрагивала от судорожных всхлипов и даже согласилась взять конфетку в качестве компенсации морального ущерба. Однако от Антона в качестве фотографа она всё равно отказывалась.

– Ладно, мы придём в другой раз, когда Таня выйдет на работу, – решила Лия. – Вы не знаете, когда она будет?

Этого ей подсказать не могли, но ей удалось заполучить номер мобильного телефона Татьяны и адрес её личной электронной почты.

Весь остаток этого дождливого воскресного дня Катюшка грустила. Лия, как могла, старалась её отвлечь играми, мультиками, совместной выпечкой её любимого торта. Вечером, когда дочка была уложена спать, она наконец добралась до электронной почты и написала Татьяне.

«Здравствуйте, Таня. Это Лия, мы с вами познакомились в парке, вы мне ещё визитку дали, помните? Мне ваш адрес подсказали у вас в студии. Мы с Катюшкой сегодня приходили, но она упёрлась: не хочу Антона – и всё тут. И ни в какую не захотела фотографироваться у него, так мы и ушли ни с чем. Она очень ждала вас. Мне сказали, у вас сестра заболела. Желаю ей скорейшего выздоровления».

Сообщение упорхнуло в глобальную сеть, оставив в груди Лии лёгкое, светлое волнение, какого она не испытывала уже давно. Её окутывали мистические мурашки – предвестники чего-то судьбоносного, а сердце щемило, обливаясь то холодком, то живительным жаром.

Ответ пришёл неожиданно скоро, минут через пять.

«Добрый вечер, спасибо, Тинке уже лучше) Температура подскочила сегодня утром, 38,5, но ни насморка, ни кашля... Сейчас всё уже почти нормально. Так мы и не поняли, что это было. Хм, Антоха вроде знает подход к детишкам, даже странно, что девочка так себя повела».

Удивительно: буквы на экране звучали голосом Татьяны, как будто та сидела напротив Лии. Тёплое, живое человеческое присутствие окутывало, как пушистый шарф, щёки потихоньку разгорались. Это было похоже на лёгкий хмель, какой разливается в крови после одной-двух рюмок горячительного. Осмелев, Лия написала:

«Дело, наверно, во мне)))) Меня ваш хвалёный Антон почему-то насторожил, вот деть и распсиховался. Они же всё чувствуют подсознательно. Еле успокоилась, весь день пошёл насмарку... Если вы не против, мы всё-таки придём фотографироваться к вам, Таня. Да, я помню, вы говорили, что с детьми не работаете, но может, всё-таки не откажетесь попробовать? Катюшка именно к вам потянулась, а это, как мне кажется, важно. Боюсь, без вас ничего не получится))))))»

Лия зябко обняла себя за худощавые плечи, закрыла глаза. В окно скреблись невесомые коготки дождя, дочка видела десятый сон. Дзинь! Единичка во входящих.

«Ладно, уговорили, давайте попробуем) Я пока не знаю, как у Тинки с самочувствием дальше сложится. Если больше никаких сюрпризов на неделе не случится, тогда давайте ориентировочно на субботу или воскресенье договоримся».

Лие нравилась эта сдержанность – надёжная, внушающая доверие. В парке Татьяна как будто занервничала в какой-то момент, убежала куда-то, но после отлучки стала сама собой и расслабилась. Чай масала... «Очень хотела бы попробовать». Лия улыбалась, поглаживая себя по плечам и худым выступающим ключицам, а румянец разгорался всё жарче. Откинув голову, она заскользила пальцами по шее. Её руками будто кто-то управлял, но это было не пугающее, а забавное и даже будоражащее чувство, сладкое до мурашек между ног. Хотелось ему отдаться и просто наслаждаться им.

Они поболтали в почте ещё минут тридцать-сорок. Лия удивилась, узнав, что они с Татьяной ровесницы, а ведь девушка-фотограф выглядела на двадцать один – максимум двадцать два года, не старше. Может, такому впечатлению способствовал её молодёжный стиль в одежде и какая-то подростковая угловатость. Татьяна рассказала немного о своей сестрёнке Кристине, чьё уменьшительное имя – Тинка – звенело бубенчиком и прыгало ласковым солнечным лучиком. Пальцы Лии, гладившие шею, стиснулись в судороге сострадательной боли; часть суммы от продажи родительской квартиры она потратила на жизненные нужды, но на счёте оставалось ещё немало средств – около миллиона. Горячее желание отдать всё до копейки Тинке на операцию встало солёным комом в горле и защипало в уголках глаз. На это Татьяна ответила со свойственной ей мягкой сдержанностью:

«Спасибо, Лия, но это будет излишне... У нас уже кое-какая сумма собрана, а недостающие деньги я намереваюсь взять в банке под залог квартиры. Но всё равно спасибо большое».

На неделе они ещё несколько раз обменивались электронными письмами. Татьяна выслала видео, после просмотра которого Лия дня два рыдала без остановки; даже на работе она то и дело вытирала слезинку, что вызывало осторожные расспросы и косые взгляды. Но Лия ничего не могла с собой поделать, перед её глазами стояло хрупкое существо с перекошенным и скрюченным телом, а в ушах звучал голос, исполнявший знаменитый «Романс Неморино» из оперы Доницетти. Казалось невероятным, как такой великолепный голос мог рождаться в глубине этой тщедушной, сдавленной сколиозом груди – не иначе, каким-то божественным чудом. Он порхал в заоблачных высях, сильный и чистый, непобедимый, то звеня детской невинностью, то разливаясь со зрелой женской силой.

Слёзы лились, лились бесконечно; хлюпая покрасневшим носом, Лия искала в интернете информацию о диагнозе Тинки, о лечении, о ценах на операцию по коррекции позвоночника. Татьяна не называла, какой именно фонд занимается сбором денег, но Лия сама разузнала, это оказалось не так уж сложно. На настоящий момент была собрана лишь четверть необходимой суммы.

Первый свой порыв отдать всё до последнего рубля Лия пересмотрела и перевела семьсот тысяч; а если, не приведи Бог, что-то с Катюшкой? Разумнее было всё-таки оставить какую-то сумму на непредвиденные расходы.

Она бросилась в соцсети, выложив видео Кристины и указав реквизиты фонда для перевода денег. Да, она не спросила разрешения у Татьяны; да, не согласовала свои действия с фондом; да, возможно, она что-то там нарушала – Бог его знает. Но обо всём этом Лия думала в последнюю очередь.

В воскресенье она приехала с дочкой в студию не без внутреннего трепета. Договорённость насчёт фотопортрета оставалась в силе, но узнала ли Татьяна о действиях, которые Лия предприняла без её ведома? Как она к этому отнесётся? Погода на сей раз не подвела, и Катюшка выскочила из машины на сухой тротуар под лучи июньского солнышка. На случай, если Татьяна рассердится, они с Лией подготовили маленький козырь в рукаве.

Девушка-администратор их узнала.

– А, это наша знаменитая поклонница Таниного искусства!.. Ну здравствуй, здравствуй, – усмехнулась она, обращаясь к Катюшке.

Она сказала, что придётся подождать: Татьяна работала на выезде – снимала мероприятие клиента.

– Она будет где-то через часик. У нас подождёте? Есть чай, кофе, фрукты, печенье. А ещё найдутся карандаши и бумага.

Катюшка скрашивала ожидание рисованием, а Лия, сидя на диванчике под комнатной пальмой, прихлёбывала чай. От печенья и мандаринов она отказалась: кусок не лез в горло. Кошки всё-таки поскрёбывали на душе из-за видео, и она не знала, чего ждать. Мурашки озноба бегали под строгим приталенным жакетом, а пальцы то и дело лезли теребить тоненькое золотое колье с жемчугом и листиками из голубых фианитов. Они не знали покоя, эти пальцы: то поправляли выбившуюся из причёски прядку, то трогали гребень на затылке, то ощупывали выпирающие кости ключиц и ямки над ними.

Сидеть в студии пришлось не часик, а чуть-чуть поболее; Катюшка успела изрисовать целую стопку листов, а Лия – выпить три чашки чая и, как следствие, посетить уборную. Они с дочкой побродили по центру вдоль коридора со стеклянными секциями; зорко разглядев красочно маячивший впереди магазин игрушек, Катюшка потащила Лию туда и не успокоилась, пока та не купила ей плюшевого щеночка. Отвлекаясь от тревожных мыслей шоппингом, себе Лия приобрела набор специй для чая и крошечную баночку липового мёда.

Наконец показалась знакомая рыжая шапочка волос. Татьяна, в белой футболке и с фотоаппаратом на шее, мерила коридор стремительными широкими шагами ног, обутых в светлые «конверсы»; заметив Лию с Катюшкой, она на миг притормозила. Лия похолодела, встретившись с ней взглядом.

– Тань, к тебе тут... – начала девушка-администратор.

– Да, я знаю. Сейчас, минуточку, – рассеянно отозвалась Татьяна, нырнув в служебную каморку и прикрыв за собой дверь.

Кошки на душе у Лии уже не скреблись, а закатывали концерт, противный и тоскливый. Ни тебе «здрасьте», ни «привет», ни улыбки, ни хотя бы кивка головы... Шасть за дверь – вот и вся встреча.