Наталья Мусникова - Я всё равно тебя найду

Тёплый, прощальный взгляд карих глаз, и меня пронзает осознание того, что он уходит навсегда. В голове становится гулко, мысли застывают, словно замороженные. Нужно что-то делать, как-то попытаться вернуть его, но как? Его сёстры в тревожном ожидании взирают на меня, без слов умоляя: «Останови его! Если он и услышит кого-нибудь, то только тебя!» Да, он услышит меня, но всё равно не изменит своего решения, как никогда не изменял своему слову.

– Мы ничего не сможем изменить, – прошелестел рядом со мной тонкий голосок. – Я видела это много раз в своих видениях.

Я судорожно втягиваю носом воздух. Получается, эта рыжая малышка, которую почти вся семья считает безумной, заранее знала о том, что он однажды оставит нас, и даже не попыталась его спасти! Кричала о гибели города, когда нужно было вопить совсем о другом!

– Не сердись, – девушка нежно гладит мою руку. – Мне никто не верил… Проклятие Аполлона.

Я резко поворачиваюсь к Кассандре и крепко сжимаю ей плечи:

– Как его спасти?!

Та лишь виновато пожимает плечами, избегая смотреть мне в глаза. Понятно. Как что хорошее предсказать, так это мы не можем, а гадости сами с языка спрыгивают. И остальные хороши! Смотрят с неприступных стен как убивают лучшего (самого лучшего) из них и даже пальцем не шевельнут для его спасения! Как же, сам непобедимый Ахилл под стенами города, спасайся кто может! Трусы! Трусы и мерзавцы!

– Не отдам! Его я вам не отдам! – кричу я, яростно стискивая кулаки и с ненавистью глядя на безмятежные небеса. – Гектор слишком хорош для Аида!

– Он обречён так же, как и ваш город, – раздаётся надменный женский голос.

Неужели сама Гера почтила меня своим визитом? Я резко оборачиваюсь на голос. Точно, она. Супруга самого верховного бога Зевса взирает на меня с нескрываемым презрением, словно на мелкий камешек, посягнувший застрять в сандалии богини.

– Зачем тебе мой муж, Гера? – наступаю я на богиню. – Разве мало жертв принесено Вашей с Афиной гордыне? Зачем тебе ещё и Гектор?

– Мне он не нужен, – надменно повела плечом Гера. – Мне нет дела до жалких смертных.

Ой, да неужели? О любовных похождениях богов и богинь Олимпа знает каждый младенец, едва научившийся ходить!

– Пока жив твой муж, Троя не падёт, – сухо бросила Гера, лениво обводя взглядом окаменевших от изумления троянцев. – А город Гектор не покинет даже ради тебя.

Из глаз хлынули слёзы. Как это оказывается больно, когда кто-то так лениво озвучивает твои самые сильные страхи!

– Смирись, девочка, – богиня делает шаг мне навстречу.

Крохотный такой шажок, скорее даже, движение, но ведь делает!

– Твой муж обретёт вечную славу и вечную жизнь в памяти людей. А ты проживёшь ещё долгую жизнь и останешься в памяти людей верной супругой великого Гектора.

Я устало покачала головой:

– Мне не нужны ни вечная слава, ни вечная жизнь. Только он.

В глазах богини вспыхнул огонёк раздражения.

– Глупая девчонка! Потеряв его сейчас, ты избежишь многих разочарований семейной жизни!

Меня словно колючками с размаху по лицу хлестнули.

– Не суди мужей всех по своему, Гера! Мой Гектор любит меня!

– Любит, – презрительно усмехнулась богиня, изящной рукой комкая своё полупрозрачное одеяние. – Это он сейчас любит, а если бы у вас было больше времени, он бы тебя и не вспомнил! Он сейчас с тебя глаз не сводит и верность тебе одной хранит, а через год или десять лет ты стала бы лишь одной из многих! Все мужчины одинаковые, что царевичи, что…

Гера так стремительно закрыла рот, что я услышала, как у неё клацнули зубы.

– Мой Гектор не такой, – устало покачала я головой. – Он будет верен мне и через десять лет, и даже целую вечность.

– Что ты знаешь о вечности, девочка, – горько усмехнулась богиня, с неожиданной тихой печалью глядя на меня.

– Ничего, – я решительно вскинула голову. – Зато я многое знаю о любви, верности и…

– Надежде? – тихо улыбнулась Гера. – Хорошо, если ты так уверена в себе и своём муже, я помогу вам.

Я подалась вперёд с лихорадочно колотящимся сердцем, не веря своим ушам. Гера пообещала нам помощь! Сама Гера пообещала помочь моему мужу! Он спасён!!!

– Нет, девочка, – покачала головой богиня. – Сейчас Гектор погибнет. Но у вас с ним будет шанс встречаться снова и снова, до тех пор, пока ты не вернёшь его… Или не забудешь.

Силуэт Геры, и так-то довольно призрачный и размытый, совсем растворился. Привычные знакомые люди и предметы потеряли чёткость очертаний, мир вокруг меня стремительно заволакивал белёсый туман. Только тёплый взгляд любимых карих глаз маяком манил меня к себе из глубин тумана. Я вскрикнула, рванулась всем телом вперёд, к своему единственному и…

Ой, мама! Как больно падать с кровати! Даже если она низенькая, жёсткая, ревматически скрипит своими пружинами и стоит в студенческом городке со времён основания этого самого городка! Я сдавленно зашипела сквозь зубы, потирая многострадальную… хм, поясницу, на которую так неуклюже грохнулась.

Позвольте представиться. Зовут меня Кассандра Мэнор (мама, филолог и особый поклонник творчества Гомера, хотела назвать меня Андромахой, но отец, историк по образованию и призванию, предложил менее вычурное Кассандра). Так о чём это я? Ах да, о себе, любимой. Сколько себя помню, я всегда была фантазёркой и чудачкой. В шёпоте волн я слышала песенки, в парках во время прогулок встречала эльфов (не тех, кто благодаря воображению Толкиена и энергии Джексона шагнул из «Властелина колец» в наш мир, а самых настоящих, с мизинчик ростом и яркими крылышками). Родители не спешили меня разочаровывать и рассказывать про приливы и отливы или называть моих эльфов обыкновенными бабочками (да, я горжусь своими родителями!), а из каждой поездки привозили новые, с дивными картинками книги сказок. Постепенно сказки сменили сборники стихов и легенд, потом книги из классической литературы, а на моё двадцатилетие мама подарила мне роскошный экземпляр «Илиады» Гомера. С глянцевито поблескивавшей обложки на меня взирали величественные стены древней Трои (мама всё время поправляет меня, говоря, что правильнее называть этот город Илионом, но я большой разницы не вижу. Троя, по крайней мере, быстрее произносить). Получив подарок, я изобразила перед мамой бурный восторг (терпеть не могу Гомера вообще, а это его творение в частности) и наудачу развернула книгу где-то ближе к середине. Широкий столбик умодробительных стихов великого слепца вогнал меня в тоскливо-обречённое состояние, я перевела взгляд на другую страницу и застыла соляным столпом. С рисунка, старательно выписанного «под старину» на меня смотрел красивый сильный мужчина. Художник изобразил только лицо, но я твёрдо была уверена, что мужчина высок и прекрасно сложен. Тёплые карие глаза смотрели на меня твёрдо и в то же время удивительно нежно, в уголках чётко очерченных губ пряталась улыбка.

– Гектор, – выдохнула я, трясущейся рукой проводя по рисунку.

Это покажется странным, но на краткий миг вместо прохладного гладкого книжного листа я почувствовала под своей рукой тёплую кожу, ощутила покалывание короткой бороды.

– Ну как, понравилось? – ворвался в мои грёзы наяву жизнерадостный голос мамы.

Я вздрогнула, и наваждение исчезло, под моими пальцами был холодный книжный лист.

– Да, очень, – изо всех сил стараясь казаться беспечной, кивнула я. – Спасибо, мамочка!

Мама расплылась в довольной улыбке, а я торопливо захлопнула книгу и обняла своих родных. Вечером перед сном я внимательно просмотрела все рисунки, коими попытался скрасить нелёгкий слог Гомера художник. Без интереса (с детства Гомера терпеть не могла) пролистав изображения Елены (и кто только сказал, что она Прекрасная?), Париса (мда, сразу видно, что пастушок, выглядит сущим бараном), Ахилла (от вида этого наёмника по коже пробежали мурашки), Одиссея (и как такое откровенное жульё в армии терпели?) я наткнулась на рисунок Кассандры. На первый взгляд девчушка была серенькая, если не сказать страшненькая. Может, художнику удались только мужские портреты? Я снова открыла изображение Ахилла и невольно передёрнула плечами. Нет, мужские портреты художнику тоже не удались. А может, таким и должен выглядеть наёмник, искатель славы? Не дай Господь его в тёмном переулке встретить… Я снова вернулась к изображению Кассандры. Нет, с современной точки зрения назвать девушку красавицей я не могла. Вид диковатый (может, не зря её безумной считали?), тощенькая… Я поёрзала в кровати, устраиваясь поудобнее и снова посмотрела на рисунок. И что в ней Аполлон нашёл? Скорее всего, никакого Аполлона не было и в помине, просто в многочисленном (ОЧЕНЬ многочисленном) семействе родилась умная (говорила-то она правду), но истеричная дочка. Бывает. Я снова посмотрела на рисунок. Если и было в лице Кассандры что-то по-настоящему красивое, то это глаза. Большие, широко распахнутые, взирающие на мир с безумной смесью тревоги и какой-то отчаянной надежды. Неожиданно мне стало жаль эту девочку. Как же ей было страшно знать наперёд всё, что должно было произойти, пытаться что-то изменить и видеть, как от её попыток сбываются самые жуткие пророчества. Я вздохнула и поспешно перевернула страницу. Не хватало ещё испортить себе настроение мыслями о девице, которой и в природе-то никогда не существовало! Я раздражённо передёрнула плечами, перевернула ещё одну страницу, потом ещё и обнаружила рисунок очередной девушки (сага о битве, а девиц нарисовано словно в модном глянцевом журнале!). Я без интереса мазнула взглядом по рисунку и заметила витиеватую подпись вверху. Андромаха. А, знаю, верная жена Гектора, которая после падения Трои досталась сыну убийцы собственного мужа и даже родила ему двух (или трёх, не помню) детей! Я снова посмотрела на рисунок. Миленькая супруга была у старшего троянского царевича. Роскошные волосы, статная фигура, зелёные глаза. «На меня чем-то похожа», – польстила я себе и мысленно усмехнулась. Сходство состояло только в цвете глаз, фигура у меня менее отточенная и более земная. Широко зевнув и с наслаждением потянувшись, я положила книгу на прикроватный столик, но чуточку не дотянулась. «Илиада» упала на пол, распахнувшись где-то ближе к середине. Точно на изображении Гектора. И снова я заворожено смотрела на тёплые карие глаза, на усталую складку между бровями. На миг мне даже показалось, что Гектор сейчас сойдёт со страницы ко мне. Я замерла, во все глаза глядя на изображение, но оно не изменилось. Досадливо крякнув и незлым шёпотом помянув собственную богатую фантазию, я встала с кровати, решительно захлопнула книгу и водрузив её на прикроватный столик, нырнула в кровать. А ночью мне приснился странный сон, где я была Андромахой…

Даже если утро началось для вас падением с кровати, учёбу никто не отменит. Сдавленно шипя от боли и раздражения, я шагала к университету, а если быть точнее, то к самозабвенно мокнущей на ступеньках крыльца под мелким нудным дождиком (ох уж эта осень!) своей подружке, Франческе. С Фрэнки мы дружили с тех самых пор, как во время прогулки в парке она ударила меня погремушкой по голове, а я в ответ кинула в неё мячиком. Такой взаимный обмен «любезностями» послужил началом нашей крепкой и искренней дружбе. Я склонна к анализированию, Фрэнки мечтательна и романтична, но дружить это не мешает. Когда школа осталась позади, мы вместе решили поступать на психологов, хотя многие (в том числе и я) советовали Франческе попробовать свои силы в журналистике.

– Привет, подруга! – Фрэнки стиснула меня в объятии, словно не видела сто лет и звонко чмокнула куда-то в район уха. – Что такая кислая?

– Непрофессиональная постановка вопроса, – буркнула я, мизинцем прочищая ухо. – Психологи так не говорят.

– Так говорят друзья, – Фрэнки широко махнула рукой, чуть не задев по носу какого-то невзрачного очкарика.

Очкарик проворно отпрыгнул в сторону, а моя подруга его, похоже, даже не заметила, горящими от любопытства глазами глядя на меня и канюча:

– Так что случилось-то?

Я вздохнула и коротко ответила:

– Я снова сон видела.

– Опять?! – восторженно ахнула Франческа, так энергично всплёскивая руками, что спешащие в университет студенты шарахнулись от неё, как мнительный от инфекции. – И что на этот раз?

Я прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, но память упорно подкидывала тёплый, прощальный взгляд карих глаз, отказываясь воспроизводить что-то более информативное.

– Глаза помню, – разочарованно буркнула я. – Ещё какие-то смутные образы, вроде женщину, но это не точно.

– Надо выходить в глубины твоего подсознания, – хищно потёрла ладони Фрэнки.

– Иди ты, – шарахнулась я от своей не в меру воодушевлённой подруги. – Ещё не хватало, чтобы ты из меня сомнамбулу сделала! Роджерсона, вон, тот раз даже профессор Коллинз еле из транса вывел!