Деньги за месяц вперед, не шуметь, не устраивать оргий, не курить — такие условия выставил арендодатель, отдавая ключи. Саманта вручила ему наличку, и действительно не устраивала оргий, хотя соседская шлюха восполнила этот пробел за двоих — за стеной постоянно кто-то трахался. А в остальном ей было плевать на его правила. Слишком много она заплатила за обшарпанную мебель, еле дышащий обогреватель и старые простыни, поэтому затушив то, что осталось от сигареты, она взяла следующую. Пальцы уже почти не дрожали, и зажигалка щелкнула с первого раза. Организм сигнализировал об избытке никотина легкой тошнотой, но Сэм продолжала делать затяжку за затяжкой, подобрав под себя замерзшие ступни.

«Ты должна сказать…» Гребаный сукин сын! Она ненавидела это, ненавидела так сильно, как только могла, но он все равно побеждал каждый раз.

«Я хочу, чтобы ты потрогал меня, папочка!», «Я хочу отсосать твой член, папочка!», «Я хочу, чтобы ты трахнул меня… папочка!»…

Тело начало колотить крупной дрожью, рука сжалась в кулак, и остатки недокуренной сигареты обожгли ладонь, причиняя боль.

— Сдохни уже, — прохрипела она, — я тебя ненавижу! Почему ты еще жив?!

Сэм встала и, кое-как передвигая ноги, поплелась в душ. Она стянула с себя шорты и майку, залезла в ржавую ванну и открутила кран. Сверху хлынула ледяная вода, тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Она свернулась на дне, обхватив колени, и долго сидела с закрытыми глазами. Мыло и мочалка остались нетронутыми, потому что ей все равно не смыть с себя эту грязь. Никогда! Это то, что глубоко внутри нее, то, что останется там навсегда. Благодаря ублюдку по имени Брайан Палмер. И ей никто и ничто не поможет — ни Лиззи, ни Томми, ни семья и любовь близких. Потому что пока она жива, жив и Брайан Палмер. Пока она жива…

Сэм перестала стучать зубами и вылезла из ржавого корыта, выключив воду.

— Я знаю, почему ты еще жив, — сказала она отражению, — но я исправлю это. Встретимся в аду, папочка.


Полностью одевшись спустя несколько минут, Сэм снова села на кровать и взяла очередную сигарету. Пальцы не дрожали. Она курила и думала, не отводя взгляда от мобильника, лежащего около пепельницы. Два варианта: написать сообщение Томми, не написать сообщение Томми. Рука сама дотянулась до ненавистного устройства, и набрала три слова, предназначающиеся «Умнику».

В памяти всплыл их недавний телефонный разговор. Она хотела услышать его голос. Но поняла, что ему это не нужно, потому что он поговорил с ней. Не отделался сухими фразами, не послал к чертовой матери, а именно поговорил. «Привет, Сэм!.. Да, все отлично… Прости, я плохо слышу… Тут шумно…» Он не лгал. На заднем фоне слышалась музыка и чьи-то голоса. «Ты в порядке?» Женский смех, и тихая реплика в сторону: «Детка, я говорю по телефону». Детка капризно спросила, кто такой Сэм. «Ты что-то сказала, Сэм?.. Извини, ты не могла бы перезвонить завтра?» Конечно, Сэм не перезвонила. И он не перезвонил. Это был конец.

С мокрых волос падали капли воды и стекали за шиворот, давая надежду, что если ее план не сработает, то она в любом случае умрет от менингита. Она нажала отмену отправки сообщения и, выключив телефон, бросила его на кровать.

— Будь счастлив, Томми.

Сэм надела куртку, проверила, лежат ли в кармане ключи от Форда, и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. На часах было двадцать минуть четвертого.


***


Дэвид проснулся от тихого стона. Лиззи снился кошмар. Он притянул ее к себе, устраивая на плече, и поцеловал в макушку.

— Дэвид? — сонно пробормотала она.

— Все хорошо, спи, тебе что-то снилось.

Руки поглаживали напряженную спину, массируя сведенные мышцы. Через минуту она расслабилась и положила теплую ладонь ему на грудь.

— Сэм, — прошептала Лиззи, — мне снилась Сэм.

— Это просто сон, — сказал он.

Она не ответила, снова погрузившись в царство морфея. Дэвид закрыл глаза, пытаясь заснуть, но через несколько секунд ожила радио-няня, наполнив комнату звуком детского плача.

— Ммм? — жена подняла голову и моргнула несколько раз.

— Я сам, — Дэвид встал, мимоходом взглянув на часы. — Полчетвертого, зае. ись, — пробормотал он по пути в детскую.


***


— Том… — тихий женский голос звал откуда-то издалека. — Где же ты, Том?

— Кто здесь? — спросил он, озираясь по сторонам. — Сэм? Это ты?

В полумраке он различил длинный широкий коридор с полукруглым высоким сводом, напоминающий подземелье из фильма ужасов. Слева и справа было множество закрытых дверей. В воздухе пахло сыростью, где-то капала вода. Том двинулся вперед, прислушиваясь, каждый шаг давался с трудом, гулким эхом отзываясь под потолком.

— Томми?

Кажется, уже близко.

— Я иду к тебе.

Стены были влажными и шершавыми на ощупь, и оставляли на пальцах кусочки серой штукатурки. Он остановился перед дверью, голос звучал оттуда, он был почти уверен в этом. Ржавая ручка поддалась с трудом.

— Сэм, ты там?

С громким скрежетом дверь распахнулась, открывая его взгляду… Кирпичную кладку, покрытую паутиной.

— Том! — раздалось сзади, и Грей резко обернулся. — Том!

Она где-то здесь, совсем рядом.

Следующая комната тоже оказалась фальшивкой, как и та, что была напротив.

— Том!

Он крутился вокруг своей оси, пытаясь уловить ее местонахождение, но каждый раз не находил ответа. Наконец, Грей остановился на одном месте и закричал:

— Хватит!

Крик разлетелся по коридору, с громким стуком распахивая двери настежь. Они ударялись о стены, одна за другой, словно кто-то толкнул гигантскую кость домино, вызвав цепную реакцию. Поток теплого зловонного воздуха жалил лицо мелкими осколками кирпича, слепил глаза пылью. Он прикрылся от ветра рукой и побежал вперед, не дожидаясь, пока эта какофония ударов прекратится.

Кирпичная кладка, кирпичная кладка, кирпичная кладка.

Грудь вздымалась, качая воздух, ноги налились свинцом, влажные волосы прилипли ко лбу. Фальшивка! Том задыхался, но продолжал бежать. Внезапно вдалеке отгремел последний стук двери о стену, и он остановился как вкопанный. Медленно повернув голову влево, Грей увидел то, что искал — черный зияющий дверной проем.

— Сэм, — позвал он хрипло.

— Томми, это ты? — отозвалась она из темноты. — Мне нужна твоя помощь, Томми.

Грей подошел ближе и задержал дыхание. Страх сковал каждую клеточку тела. Там, внутри, скрывалось что-то ужасное, что-то такое, чего он никогда не хотел бы видеть. Но там Сэм…

— Помоги мне, Томми.

Том закрыл глаза и шагнул вперед, зная, что произойдет дальше.

Дверь захлопнулась за его спиной, оставляя его во тьме.

— Извини, что пришлось так поступить с тобой, Умник, — от ее голоса волосы шевелились на затылке, — но у меня не было другого выбора.

— Что происходит, Сэм? — еле слышно прошептал он, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в непроглядном мраке.

— Разве ты еще не понял? — она коротко рассмеялась. — Я умираю, Томми…


Часть 3


Глава 21

…sometimes

You're asking yourself why

You feel you can't get by

You feel you're crawling on your knees

(Reamonn — «Sometimes») [5]


Он не помнил, когда последний раз нормально ел или спал в уютной постели под теплым одеялом. Казалось, с тех пор прошла уже целая вечность. Где-то между чередой пластиковых стаканчиков с отвратительным кофе из автомата и сигарет, выкуренных в неположенных местах, иногда появлялся просвет, чтобы заехать домой, принять душ, побриться и переодеться. Но на нормальную еду и сон времени не хватало. Он забыл, что такое работа, почти не отвечал на звонки и перестал ощущать собственную задницу. Вся жизнь сфокусировалась в стенах одной больничной палаты. И единственное, что он чувствовал, — это страх. Страх, что она никогда не вернется.

Сэм лежала на больничной койке — такая маленькая и беззащитная — среди каких-то трубок и аппаратов искусственного жизнеобеспечения, от которых зависело ее существование. Первая половина дня прошла, как всегда, без его участия — осмотр, гигиенические процедуры, физиотерапия и прочая херня; но теперь он был здесь, мог сидеть рядом и смотреть на нее, разговаривать с ней, держать за руку, плакать, молиться, стоя на коленях у ее постели. Ему хотелось только одного — чтобы она очнулась, и он смог наорать на нее и спросить: «Зачем?»

Семнадцать чертовых дней! Семнадцать дней прошло с тех пор, как он очнулся в холодном поту и позвонил Дэвиду. «Я хочу найти ее!» — это все, что Томас Грей мог прохрипеть в трубку. Тогда он еще не знал, что полиция найдет ее раньше — в груде искореженного металла, бывшего до столкновения со столбом автомобилем Форд Фокус. Следующие семь часов прошли как в тумане. Дэвид почти не двигался, сидя в больничном коридоре с закрытыми глазами. Лиззи старалась не плакать, но то и дело всхлипывала, закрывая лицо руками, и Миа, сидящая рядом, тихо утешала ее, протягивая бумажные салфетки.

Время тянулось медленно, к ним кто-то подходил, что-то спрашивал, но все пролетало мимо его сознания. Ему казалось, что все это не реально, как будто он все еще находится в том страшном сне, в темноте, рядом с ней, и не может выбраться.

Спустя вечность Том заметил, как все встали, глядя на бледного уставшего доктора, который что-то говорил про переломы и черепно-мозговую травму, про то, что операция прошла успешно, и нужно ждать, пока пациентка придет в себя. Он открывал и закрывал рот, отвечая на вопросы, а Грей все еще ощущал, что заперт в темноте, наедине с Сэм, там, откуда она не может найти выход.

Несчастный случай, превысила скорость, не справилась с управлением, уснула за рулем. Том знал, что на самом деле все не так, не потому что Сэм всегда была аккуратным водителем, соблюдающим все правила дорожного движения. Просто он чувствовал, что она сделала это сама. Потому что так хотела. И загнала себя в ловушку. Злость и отчаяние смешивались внутри в коктейль с горьким привкусом собственного бессилия. Она так и не пришла в себя. Оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что Сэм выкарабкается, потому что она всегда была борцом.

Аппараты тихо попискивали, грудь Сэм мерно вздымалась. Том задремал, неловко устроившись в неудобном кресле. И снова увидел очередную вариацию на тему самый-мать-его-страшный-сон-моей-жизни.

На этот раз это была старая заброшенная больница. Флуоресцентные лампы — те, что еще были живы, — тускло мерцали, едва освещая пространство. Старые ржавые каталки вдоль обшарпанных стен, потемневшие изогнутые медицинские инструменты на полу, осколки битого стекла, хрустящие под ногами, и двери-двери-двери. Пустые заброшенные палаты с крысами, снующими тут и там. Не то, что нужно. Ему нужна была комната — маленькая и темная, наполненная ее голосом.

«Томми, где ты?» — звала Сэм испуганным, почти детским голосом, так не похожим на ее обычную манеру говорить. «Я иду к тебе», — в очередной раз отвечал он. И искал ее до тех пор, пока не натыкался на ту самую комнату. И каждый раз он входил внутрь, хоть и боялся до усрачки.

На этот раз она спросила: «Как думаешь, умник, это продлится долго? — а потом добавила: — Я уже устала, Томми, я так устала».


Том резко открыл глаза и перехватил руку Лиззи в дюйме от своего лица. Девушка вздрогнула.

— Извини, — пробормотал он, отпуская ее.

— Я не хотела тебя пугать. — Она вздохнула и посмотрела на сестру. — Без изменений?

— Все так же.

— Ты выглядишь плохо, Том. Я хочу подменить тебя, сегодня Дэвид остался с Мэри Энн, — Лиззи едва заметно улыбнулась, уловив его внутренний протест. — Не спорь, тебе нужен отдых, а я хочу побыть наедине с сестрой.

Он повертел головой, разминая затекшую шею, и потер жесткую щетину на подбородке. Ему и правда нужно было привести себя в порядок.

— Я посижу еще минут двадцать, чтобы прийти в себя, а потом поеду домой на пару часов.

Она кивнула.

— Тогда я схожу и возьму какой-нибудь журнал. — Она сделала несколько шагов и остановилась в дверях. — Тебе принести что-нибудь? Может сэндвич или кофе?

— Только кофе.

— Тогда обещай, что поешь дома, — укоризненно произнесла Лиззи. — Ты выглядишь хуже, чем Сэм. Она не узнает тебя, когда очнется.

Если… Если она очнется. Он ничего не сказал вслух, но мысль, что он смирился, напугала его. Лиззи покинула палату, и Том позволил себе тихо выругаться. Он подошел к Сэм и взглянул на ее лицо, пересеченное от левой брови длинным извилистым шрамом, раздваивающимся на щеке — один конец заканчивался у уголка рта, второй тянулся к основанию подбородка. Во время столкновения она пробила головой лобовое стекло, и осколки буквально располосовали ее лицо на лоскуты. Свежий, едва заживший рубец, уродующий прекрасную внешность. Не хотела бы Сэм это увидеть. Тому было наплевать. Он любил ее какой угодно. Шрамы в ее душе были куда страшнее, чем эти.