— Я тоже устал, Сэм, — пробормотал он. — Ты не представляешь, как я устал ждать тебя.

Ее веки дрогнули и очень медленно раскрылись. Том задержал дыхание, глядя в синие, покрытые туманной дымкой, глаза.

— Привет, — прохрипел он.

Маленькая слезинка скатилась по ее щеке и повисла на мочке уха, неприкрытой повязкой. Тонкие пальцы слегка шевельнулись в его руке.

— Думаешь, могла появиться в моем сне, заявить, что умираешь, а потом просто уйти от меня, Сэм? — голос предательски дрожал.

Она смежила веки на секунду, а потом снова подняла их.

— Я больше не отпущу тебя, Сэм. А когда ты выздоровеешь, лично надеру тебе задницу.


***


Накинуть нить, протянуть сквозь петлю, еще раз… Медленно… Подцепить, протащить, вытянуть… Еще раз… Петля… Нить… Петля… Чертовы спицы!

Кристина сжала и разжала кулаки несколько раз, чтобы размять одеревеневшие пальцы. Ну почему это так сложно? Глаза устали и слезились от предельной концентрации, и, кажется, она в кровь искусала губы, пока пыталась связать пробный образец размером с ладонь. Получился какой-то странный комок из затянутых узлов и торчащих петель. И кто придумал, что эта хреновина убивает стресс? Вязание — определенно не ее хобби. Саркастическое Кхм над головой служило этому отличным доказательством.

— Скажешь хоть слово, — Кристина выставила вперед спицу, — и, клянусь, я тебя проткну!

Люк прищурил глаза и промолчал, но с его губами было явно что-то не то — они как-то странно сжались, но при этом подрагивали. Его еле сдерживаемый смех оскорблял до глубины души, но из ее собственного горла вырвался сдавленный смешок.

— Я думала, это поможет. — Она притворно вздохнула и отложила нелепую корзинку с пряжей, которую специально купила недавно на блошином рынке.

Муж молча сел рядом и начал распутывать нитки уверенными и ловкими движениями, будто делал это тысячи раз. Он всегда все делал именно так — уверенно и спокойно. Сильные пальцы с короткими квадратными ногтями аккуратно расправляли узлы, спускали петли, сматывали клубок. Кристина залюбовалась, как всегда, когда он занимался тонкой работой, как если бы был ювелиром, от мастерства которого зависит красота огранки драгоценных камней. Кто бы мог подумать, что эти огромные руки способны на такое. Но она знала, что они способны. Спицы сложились вместе, а потом… Люк начал набирать петли.

— Шутишь? — не выдержала Кристина.

Ответом ей послужила на мгновение вздернутая бровь, пальцы все так же продолжали делать свое дело. Наконец, он набрал нужное количество петель, воткнул спицы в клубок пряжи и протянул ей. Молча, черт его дери.

Сколько еще секретов скрывал этот мужчина? Ее мужчина. Муж, опора, защитник. Если подумать, их отношения можно было назвать странными. В них нет бурной страсти, нет огня. Но в них есть что-то другое, что-то важное — спокойный ровный свет, безопасность, тепло, естественность. С ним она всегда была просто собой — просто Кристиной. Глупой, немного странной, запутавшейся, страдающей, играющей роли, потерявшейся. Люк был ее оплотом, ее маяком в бушующем море, тем, за что можно зацепиться. Единственным, кому можно довериться без оглядки, единственным, кто не разочарует, кто будет стоять до конца рядом, даже зная, что она проиграет.

Кристина отложила вязание и прильнула к мужу, ища успокоения на его широкой груди.

— Мне страшно, — прошептала она.

— Мы справимся.

— Это так странно. И мы все еще ничего им не сказали.

— Сейчас им важнее Сэм.

— Ты уверен, что сможешь? — Кристина подняла голову. — Просто если…

Холодная усмешка в серебристых глазах не дала ей закончить, но и без того было ясно, как глупо звучат собственные слова. Люк тяжело вздохнул.

— Хорошо. Ты хочешь услышать от меня, что я уверен, что я не оставлю тебя, что готов к трудностям, — он не спрашивал, а утверждал. — Ты знаешь это, но хочешь услышать, потому что тебе снова приспичило заставить меня говорить. Я не скажу этого.

— Я не удивлена.

— Я скажу тебе кое-что другое. И это будет последний раз, когда ты достаешь меня подобными вопросами и давишь на жалость, Кристина Джонсон.

Кристина затаила дыхание. Серебристый взгляд потеплел, уголки рта смягчились, когда Люк посмотрел ей в лицо.

— Я счастлив, — тихо произнес он.

Она закрыла глаза, почувствовав дрожь внутри. Все мышцы словно расслабились, мысли спутались в тугой комок, а потом расплелись и встали на свои места. Одна слезинка показалась из-под ресниц и медленно покатилась по щеке. Его слова вызвали в душе волну нежности, наполнили ее невыразимым облегчением. Быть готовым к трудностям — еще не значит, что ты хочешь их, что будешь принимать без отторжения. Но если ты счастлив, ты сможешь преодолеть все ради этого, даже если не готов.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — прошептала Кристина.

В кармане завибрировал мобильник, и Кристина неловко достала его и посмотрела на дисплей. Звонил Дэвид.

— Ты не собираешься отвечать? — спросил Люк спустя пятнадцать секунд.

— Я… — в горле что-то сдавило. — Я не могу… Боюсь. Если звонит Дэвид… значит Сэм…

— Это ничего не значит.

Она замотала головой, чувствуя, как желудок скрутился в узел. Люк высвободил телефон из ее рук и поднес к уху.

— Дэвид… Да… Она, — многозначительный взгляд в ее сторону, — занята сейчас. Да… Я передам ей. Спасибо, что сообщил… Пока.

Холодные глаза стали непроницаемыми, черты лица окаменели. Типичное выражение телохранителя.

— Что? — прохрипела она.

— Сэм.

— Что с ней?

— Она очнулась.

Он широко улыбнулся, и Кристине захотелось его ударить. Но вместо этого она расплакалась.


***


Миа сидела за неприметным столиком в углу и смотрела в пустоту, даже не замечая заинтересованных мужских взглядов. Джейсон опаздывал на — она мельком глянула на запястье — семь минут. Еще три, и нужно уходить. Ожидание этого дня длилось целую вечность, но только вчера он позвонил и сказал, что хочет поговорить. Сейчас она была не в силах ждать дольше десяти минут.

После аварии Сэм неудавшийся ужин как-то отошел на дальний план, и Миа не хотела ворошить этот улей. Не тогда, когда Сэм находилась между жизнью и смертью. Больше всего злило бессилие. Не знать, как помочь, не иметь возможности повлиять на исход событий, смотреть, как медленно угасает Томас Грей. Несправедливо, черт возьми!

Сделав глоток воды, чтобы успокоиться, Миа снова бросила взгляд на часы. Полторы минуты.

Джейсон Кларк. Пластический хирург. Мужчина с двойным дном. Обманщик. Почему она ждет? Одна минута. Эффектный способ поставить точку. Одно единственное сообщение за все дни. Просьба передать Элизабет его сочувствие и прочее если-я-могу-чем-то-помочь. И больше ничего. Почему ей больно?

— Привет. — Легкое бархатное прикосновение губ к щеке, прохладные пальцы, скользнувшие по плечу. — Прости, я опоздал.

Стоило услышать его голос, как прошедших дней словно и не было. Внутри разлилось приятное томление, по спине прошли мурашки. Миа, мысленно отругав себя за слабость, молча отсалютовала бокалом в ответ и взяла в руки меню.

— Ты выглядишь потрясающе.

Может быть, паста с морепродуктами? Филе ягненка с нежной спаржей в сливочном соусе? Треска с миндалем?

— Я скучал по тебе.

Хм, возможно, она не закажет ничего.

— Миа?

Пальцы дрогнули, и она вздохнула, поняв, что ведет себя глупо, играя в молчанку.

— Привет, Джейсон, ты тоже отлично выглядишь, я не скучала, я в порядке, — выпалила Миа.

Его тихий смех мешал думать, а теплая ладонь, накрывшая ее руку, способствовала этому процессу еще меньше. Его глаза завораживали — прохладные и голубые, как утреннее летнее небо, чуть прищуренные, с легким росчерком морщинок по краям. Какие у него густые ресницы, почему она раньше не замечала? Ее никогда не привлекали блондины. Раньше ее вообще никто не привлекал, кроме Франсуа. Совершенного и изящного, сильного, понимающего, красивого до умопомрачения. А теперь напротив сидел мужчина, и она ни о ком не могла думать, утопая в теплом ласкающем взгляде. Пальцы лениво поглаживали тыльную сторону ее ладони, посылая мурашки вверх по руке. Мягкие, легкие как перышко касания, распространяющие тепло, идущее прямо к сердцу.

— Чего ты хочешь, Джейсон? — имя слетело с губ неловко, непривычно, но голос не дрожал.

Миа правда хотела знать, чего он хочет на самом деле — поиграть или узнать что-то, возможно, о Лиззи. Было бы больно снова почувствовать себя игрушкой в его руках, подумала она отстраненно.

— Я хочу, — Джейсон мгновенно посерьезнел. — Хочу начать все с начала. Я много думал о нас с тобой. Мы не с того начали, — он запнулся на секунду. — Я не с того начал.

Ее окатило волной, сотканной из надежды и тепла.

«Пожалуйста, пусть это будет правдой».

— Когда я увидел тебя впервые, ты была такой уязвимой. Мне захотелось собрать тебя воедино, окружить заботой, как хрупкую драгоценность, но потом я узнал тебя с другой стороны — твою легкость, твой оптимизм…

Пока не тянуло на комплимент, но Миа продолжала слушать.

— Я никогда не встречал никого, кто был бы более… Живым. Ты нарушаешь порядок вещей, — его губ коснулась едва заметная улыбка, — ты непоследовательна, импульсивна, непредсказуема, но, кажется, ты лучшая из всех, кого я встречал.

— А как же Лиззи? Что между вами было?

— Лиззи? Между нами ничего не было. Просто однажды мы встретились, и оказалось, что мы находимся в одной лодке. Твой брат предал ее доверие, моя невеста кувыркалась с каким-то парнем на моих глазах. Вот и все.

— Дэвид не стал бы ревновать так просто, — с сомнением произнесла Миа.

— Серьезно? Ты правда думаешь, что между нами могло что-то быть? Твой брат просто озабоченный…

— Не говори так о нем! Он любит ее. И я не думаю, что между вами могло что-то быть — Лиззи не пошла бы на такое. Но она тебе нравилась.

— Да, она мне нравилась, — просто ответил Джейсон.

Внезапно ей захотелось уйти. Дрожащие пальцы нащупали сумочку и ощутили вибрацию внутри. Кто-то звонил. И это был не кто иной, как Элизабет Сандерс.

— Алло.

— Где ты пропадаешь? Я звонила тебе несколько раз!

— Извини, звук был отключен. Что-то случилось?

— Сэм очнулась!

— Что? Ты серьезно? Я сейчас же приеду!

— Нет, не нужно. К ней сейчас все равно не пустят. И ей нужен отдых. Но завтра мы сможем ее навестить, — в ее голосе слышалось такое облегчение, что Миа и сама невольно выдохнула.

Они попрощались, и Миа поймала на себе вопросительный взгляд Джейсона.

— Давай уже закажем что-нибудь, — попросила она. — Я просто умираю с голоду.

Глава 22

Сэм полулежала на больничной койке и силилась вспомнить, кто эти люди перед ней, и что они хотят.

Темноволосая девушка говорила странно — фразы сплетались в причудливый водоворот звуков и слов, из которых различить можно было только: «Сэми», «люблю», «рада» и еще несколько, которые на самом деле могли означать и что-то другое.

Пальцы судорожно дернулись и слабо сжались от боли, пронзившей голову, и она поморщилась.

Вторая девушка казалась смутно знакомой — длинные светлые волосы, заплетенные в косу, большие синие глаза, кто она?

— Милая… — произнесла блондинка, но остальная часть фразы потерялась в тумане.


Посетители приходили несколько раз, что-то спрашивали, что-то показывали, держали за руку. Что им всем нужно? Сэм, знала, что она Сэм, но все другие знания перемешались в одну странную кучу. Она хотела видеть его, мужчину, которого почти помнила, которому доверяла. С ним она в безопасности. Он не показывал ей незнакомых картинок, не выпытывал из нее воспоминаний, не надоедал. Вчера, или это было сегодня, он рассказывал ей что-то, и его голос звучал так успокаивающе. Но потом она вдруг заволновалась, потому что ей показалось, что она забыла его имя, и неожиданно произнесла: «Сигареты». Он рассмеялся и сказал: «Нет», а затем что-то еще, и Сэм вспомнила, назвав его по имени. Но потом она поняла, что произнесла что-то не то и разозлилась. Томас, Том, Томми. Почему язык ее не слушался, почему так сложно? Говорить, держать чертову ложку, думать.

— Смотри.

Перед ней появилась фотографии. Две девочки. Одинаковые.

— Нет. — Она закрыла глаза.

— Ты и я, — мягко произнесла блондинка. — Ты и я. Сэм и Лиззи.

Лиззи… Ты и я. Две половинки. Сестра. Лучше всего она помнила отца. Картинка с мотоциклом ассоциировалась у нее с ним — папочка, сказала она. Мотоцикл — это папочка. Мотоцикл — Лиззи. Сестра.

Прохладные пальцы коснулись руки, не вызывая неприязни. Так же, как и пальцы Тома. Остальных было трудно терпеть. Своя. Сестра. Лиззи. Мотоцикл. Ребенок. Чей ребенок?

— А это Миа, помнишь…

«Боже, говорите медленнее! И короче! Не понимаю!»