— Хватит, Оксана! Ты моя жена! Я не позволю тебе так себя вести! Сейчас я отвезу тебя в дурку и скажу, что ты буйно помешанная, если не прекратишь истерику! — награждает меня злющим диким взглядом и встряхивает, как погремушку.

— Я не хочу быть твоей женой! Когда я выходила замуж, я надеялась спрятаться от Бакаева. Но теперь эта опция больше не работает! Ты не нужен мне! Не хочу с тобой жить!

— Опция, значит? — свирепеет он еще больше, а потом наклоняется ко мне…

Глава 6

Отбиваюсь как могу от Гены. Его руки мельтешат передо мной, когда-то родное и близкое лицо обезображено голодным волчьим оскалом. Я сама его раздразнила, сама виновата в его неконтролируемой агрессии, и теперь получаю по полной. Он хочет взять то, на что надеялся столько лет, то, что сейчас ускользает из его рук.

Прямо здесь, прямо в этой машине, грязно и гадко домогаясь до меня.

Но не проходит и двух минут нашей потасовки, как резко распахивается дверь со стороны водителя и кто-то выволакивает Гену наружу. Оторопев, какое-то время сижу на месте, вглядываясь в темноту. Слышу шум борьбы и жалкие крики мужа.

Выскочив из салона, наблюдаю страшную картину. Бакаев методичными ударами избивает Гену, а тот только и может делать, что прикрываться руками. Кажется, даже слышу хруст костей…

Мне бы радоваться из-за своевременного спасения, а мне жутко и страшно, меня пугает этот мужчина, который с каменным лицом, без разбирательств, как бездушная машина, избил живого человека, принимая его за боксерскую грушу.

— Хватит! Остановитесь! — кричу во все горло, подбегая к мужчинам и пытаясь что-то предпринять. Бакаев медленно поворачивает ко мне голову, его лицо мертвенно-бледное. В лунном свете он напоминает мне страшный манекен.

Отпущенный на свободу Гена падает на землю и сворачивается в позу эмбриона. Воцарившаяся тишина оглушает, в ушах стоит гул, сердце громко барабанит в груди.

Я отшатываюсь, прижимая руку к горлу, которое все еще саднит оттого, что Бакаев крепко сжимал его своей мертвой хваткой.

— Поехали, — резко командует он мне, доставая из нагрудного кармана платок и аккуратно вытирая им разбитые костяшки пальцев. Кровь на белой ткани кажется черной.

«Неужели у него целая коллекция этих платков на все случаи жизни?» — мелькает дурацкая невольная мысль.

— Куда? Зачем? — спрашиваю сдавленным голосом, глядя на поверженного Гену. Не возникает абсолютно никакого желания подойти и помочь ему. Но и радостного удовлетворения я не ощущаю. Внутри странная пустота.

— У меня складывается впечатление, — медленно выговаривает Бакаев, — что я не избавлюсь от тебя, пока собственноручно не отвезу в такое место, откуда ты до меня не доберешься.

Он хочет меня убить. Точно. Он задумал убийство, решил избавиться от досаждающей помехи. Теперь я уверена, что он на это способен. Холодный взгляд скользит по мне, промораживая до ледяных мурашек. Бакаев постоянно меня осматривает. Не понимаю, что он хочет обнаружить. Стою не двигаясь и оцепенев.

— Не собираюсь никуда с вами ехать, — бесполезно трачу слова.

Он надвигается на меня скалой и берет за руку, и я не могу сопротивляться, он тащит меня не оглядываясь, швыряет на переднее сиденье подогнанной охранником черной машины и усаживается на переднее место.

— Куда вы меня повезете? — истерично пищу, дергая ручку двери. Но замки уже заблокированы.

— Отвезу тебя в отель, переночуешь там, а утром посажу тебя на поезд, уедешь в свой Мухосранск. Что у вас за игры с мужем? — бросает с отвращением. — Негде было перепихнуться? Или ты так пыталась справиться с горем? — выплевывает оскорбление, уже направляя автомобиль в сторону шоссе.

— Вас не касается! — огрызаюсь.

— Да я вижу, что и тебя ничего не касается, Оксана. Муж тебя не особенно беспокоит. Бросила валяться на дороге. Что ты за жена такая? А еще борешься за право быть матерью моей дочери.

— Вы всех так осуждаете с первого взгляда, не разбираясь в деталях? Что вы за бизнесмен такой? Тяжело вам приходится в деловом мире вращаться с такими категорическими суждениями, — не сдерживаюсь от укола, получая в ответ только надменно приподнятую бровь. — А вообще, я в вас тоже ошиблась.

— Что это должно значить? — спрашивает грубо, явно скрывая возникший интерес. Я успела заметить, как он мимолетно промелькнул в его глазах, тут же спрятанный их хозяином за непроницаемой маской.

— Там, в перинатальном центре, я видела вас с женой до того, как согласиться на суррогатное материнство, — рассказываю, проваливаясь в болезненные воспоминания. — Вы с супругой показались мне такой любящей парой, вы так сильно заботились о ней. Я видела, как она страдает, и поэтому решила помочь вам.

— Помогла, спасибо, — язвительно «благодарит» Бакаев, — только потом, видимо, передумала, раз решила ребенка украсть.

— А вы бы смогли отказаться от своего ребенка?

— От своего — нет. Но она — не твоя. Ты знала, на что шла, когда подписывала договор, но нарушила его условия. Пошла на преступление.

«Тогда почему же я до сих пор не в тюрьме?» — спрашиваю его мысленно, но вслух, естественно, этого не говорю.

— Мне кажется, вы не совсем понимаете, в чем дело.

— И в чем же дело? Просвети меня, — позволяет мне продолжать.

Была — не была, открою ему правду. Да, будет неприятно, но у меня хотя бы появится шанс побороться за дочку.

— Я не виновата в том, что случилось. Мне сказали о вас совершенно другую информацию: что вы готовы на всё, чтобы ваша жена забеременела, даже использовать донорские яйцеклетки. Сказали, что яйцеклетки вашей жены нежизнеспособны, что эмбрионов из них не получится, и тогда я разрешила использовать свои яйцеклетки.

Я совершенно не думаю, когда это произношу, совсем не смотрю по сторонам, на дорогу, только на четкий красивый профиль мужчины напротив, слушающего меня с невозмутимым видом.

А между тем мы движемся по шоссе, мимо нас проносится множество фур, чьи водители преимущественно ездят в ночное время.

Кто только я выговариваю последнюю фразу, Бакаев впивается в меня ошарашенным взглядом.

Нас ослепляет свет фар от фуры, раздается оглушительный гудок.

Мы выехали на встречку!

Чтобы избежать столкновения, Бакаев резко выкручивает руль, но нас несет… несет… Мы переворачиваемся и летим в кювет…

Глава 7

Что-то взрывается, хлопает, бьет прямо в лицо. Осознаю, что сработала подушка безопасности, которая выстрелила, смягчая удар от столкновения с деревом, в которое мы влетели со всего маха. Мир перевернут вверх ногами, картинка плывет перед глазами, в ушах звенит, и я отключаюсь, не в силах цепляться за ускользающую реальность.

В следующее мгновение, а может спустя какое-то время, — не могу воспринимать четко, на меня наваливается чей-то вес. Чувствую, как меня берут под мышки и вытаскивают через разбитое боковое стекло, осколки впиваются сквозь одежду и ранят кожу.

В этот момент острый запах бензина касается обоняния, беспрерывно гудит клаксон, и этот звук вонзается в мозг, как острая игла. Меня обволакивают собой чужие объятия, и я пытаюсь посмотреть, кто и куда меня тащит, но сознание подсовывает привычные образы. Я с трудом соображаю, где я и что случилось, поэтому борюсь с этим человеком. Не хочу его рук на мне.

— Гена, отпусти! Отпусти!

— Да успокойся ты, шальная! — ругается над моей головой знакомый голос. — Сейчас тут всё рванет!

Наконец поднимаюсь на ноги и позволяю Бакаеву себя уволочь. Он все еще крепко меня держит, сковывая своими сильными руками, а потом останавливается возле большого дерева с толстым стволом и практически падает на землю, увлекая меня за собой.

Он подтягивает свое мощное тело вверх, усаживаясь спиной к стволу, а меня подтаскивает к себе на колени, вынуждая распластаться на спине лицом к нему.

Выглядывает из-за дерева и командует мне:

— Закрой уши!

— Что?.. — бормочу, не понимая, и тогда он, выругавшись, накрывает меня своим телом, склонившись корпусом выше пояса и обняв мое тело руками. Оглушительный взрыв сотрясает воздух и колышет ветви деревьев. Пытаюсь выскользнуть из захвата и посмотреть на горящую машину, но мне не удается, так как сильно кружится голова. Снова лежу на коленях Бакаева, его рука под моей спиной и затылком. И мне удивительно уютно.

— У вас кровь, — замечаю на лице Бакаева струйку, стекающую из раны. Правила оказания первой медицинской помощи проносятся в мыслях, но в то же время я знаю, что сейчас приедет скорая помощь и о нас позаботятся. Кто-то увидит горящую машину и обязательно вызовет неотложку. А нам просто лучше не двигаться.

Поднимаю пальцы вверх и осторожно касаюсь его виска, он тут же резко дергается от меня, плотно сжав челюсти.

— Необязательно так реагировать, я не заразная, — глупо шучу, упрямо не убирая руку и обрисовывая пальцами контур лица Бакаева. Мне всегда казалось, что Лиза полностью скопировала мою внешность, но теперь четко вижу, что овал лица у нее от папы. И глаза — у нее точно такой же цвет глаз. Насыщенный темно-зеленый, как хвоя.

— Что ты вытворяешь? — злобно шипит Бакаев и перехватывает мою руку, напоминая в этот момент гадкого тролля. Но, в отличие от сказочного существа, этот мужчина очень красив. Щетина его не портит, а лишь придает мужественности. Нагло его рассматриваю, используя уникальный случай. Не думаю, что мне еще раз представится такая возможность.

Благородный профиль, идеально вылепленные губы, тонкая черная кайма вокруг зеленых глаз делает их еще более выразительными. Только вот оттого, что он постоянно презрительно морщится и хмурит брови, красивое лицо напоминает зловещую маску.

— Не нужно быть таким грубым, — усмехаюсь, наконец опуская руку. — Тогда и вы меня не трогайте.

— Лежи спокойно, до приезда скорой тебе лучше не двигаться. Мне кажется, у тебя сотрясение.

— Не хочу лежать на вас! Лучше положите меня на землю, — исторгаю свою нелепую просьбу и пытаюсь переместиться с колен Бакаева.

Он награждает меня убийственным взглядом из-под густых черных бровей и продолжает удерживать.

Смирившись, прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе в поисках признаков сотрясения. Дышу и правда прерывисто, но нет позывов к рвоте. Голова не болит. Пульс частый-частый. Еще бы — Бакаев рядом, а значит, прощай, спокойствие.

— Почему вы такой грубый? Думаете, раз красивый и богатый, вам позволено больше, чем другим людям? — говорю задумчиво, вскинув голову и ловя очередной хмурый взгляд.

— Ты еще спрашиваешь? Оксана, от тебя одни проблемы. Теперь придется сопровождать тебя в больницу.

— Я прекрасно обойдусь и без вашей помощи. Доберусь до больницы на машине скорой помощи, а вообще, зачем мне больница? Я себя нормально чувствую. Работники скорой могут сделать осмотр на месте и отпустить меня.

— Ну это уж им решать, поедешь ты в больницу или нет, — объясняет, как маленькому ребенку. — Но я по-прежнему намерен убедиться, что ты покинула город.

Сглатываю ком в горле, отчего-то обижаясь. Сама не знаю почему. Ведь авария не стерла прошлого и настоящего, ничего не изменила между нами.

— Но прежде нам нужно разобраться с этими чертовыми яйцеклетками, — говорит он, но его речь прерывается воем сирены.

Вскоре к нам подбегают медицинские работники, выполняют свои обязанности, констатируют, что нет необходимости ехать в больницу, но стоит обратиться к врачу при первых признаках недомогания.

Молча киваю, рассматривая сгоревший остов автомобиля. Меня пробирает жуткий озноб, кожу прокалывают маленькие иголочки ужаса. Я чуть не погубила нас. Могла оставить свою девочку сиротой. Своих девочек…

Бросаю взгляд в сторону Бакаева, а он опять шагает ко мне и накидывает сверху свой пиджак, обнимает за плечи и заставляет уткнуться прямо ему в грудь. Спустя минуту я понимаю причины такого странного поведения. Сверху, на шоссе, стоит несколько человек, снимая происшествие на камеры телефонов.

Не сразу соображаю, в чем опасность любопытства толпы. А потом до меня доходит. Если видео и снимки попадут в прессу, уважаемый и влиятельный бизнесмен Бакаев окажется вынужденным отбиваться от грязных статеек, порочащих его имя. Надо же, приличный семьянин ночью катался с какой-то блондинкой и врезался в дерево. Машина взорвалась, выжил чудом. Но что за блондинка его сопровождала?..

Действительно, я для него — сплошная проблема. Но пусть отбивается, пусть, пусть все меня увидят. Не знаю, к чему это приведет, но уж лучше, чем если бы я была кем-то безвестным, кого можно отвезти в лесок и тихо прикопать.

А я полагаю, что после сегодняшних событий эта мысль явно укоренится в мозгу Бакаева.