Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

Я стала наконец женщиной, полностью изменившейся и знавшей, что ждет ее впереди. И сказала Джону Лэнгли:

— Я хотела бы поговорить с вами. У меня есть предложение.

I

Каждый вечер я работала так, что, казалось, само время не успевало за мной, чтобы покончить с бумагами на моем рабочем столе до того, как придут дети. Я пила кофе, они ели пирожные, пили молоко и рассказывали о том, как провели день. Если не было посетителей, я возвращалась с ними домой, и мы вместе шли в комнату для занятий. Я помогала купать их и немного читала им перед сном. Иногда Бен Сэмпсон или Лоренс Клей хотели обсудить какие-то вопросы со мной, и мне приходилось задерживаться. Иногда Джон Лэнгли давал какие-то поручения, хотя он редко отнимал у меня время, посвященное детям. Я жила ради этой части дня — когда могла быть с ними, — и он это знал.

Бен Сэмпсон заглянул в мою комнату.

— Миссис Эмма, миссис Джордж Хатауэй прислала записку, что завтра утром ей нужно выбрать материю на платье для бала у губернатора, и она будет признательна вам за помощь.

Его косматые брови были подняты, когда он говорил это, ожидая моей реакции. Я закончила колонку цифр, прежде чем ответила ему.

— Это значит, что мы оба проведем два часа в магазине, прежде чем она решит, что какая-то ткань стоит ее денег. Порой я задаю себе вопрос, стоит ли овчинка выделки, — я имею в виду время и беспокойство.

Он хотел немного посплетничать, поэтому прошел в комнату.

— Ну, теперь-то уж вы знаете наверняка, миссис Эмма. Она хочет получить лучший совет в Мельбурне о том, какой именно цвет в этом году самый модный и какой фасон нужно выбрать. Да и дюжина женщин будет смотреть, как миссис Джордж Хатауэй получает советы от миссис Эммы. Они расскажут об этом двенадцати дюжинам других дам, и мы продадим до ярда самое дорогое полотно.

Растирая онемевшие пальцы, я отвечала:

— Мне это нравится больше, чем сидеть здесь и подсчитывать пенни.

— Ну, если вам доставит удовлетворение эта мысль, то можете быть уверены, что одели добрую половину женщин, приглашенных на бал, продав им материю, кружева, веера, дав им советы относительно фасонов платьев и к какому портному обратиться.

— Да, это доставляет удовлетворение. Но это мне больше нравилось раньше, когда вы и я — только мы, больше никто — продавали каждый ярд ленты, вели дела и бухгалтерские книги, одним глазом посматривая на дверь в ожидании покупателя. Борьба мне нравилась больше, чем успех…

Он прервал меня.

— Вы — самая уникальная женщина в Мельбурне, Эмми, — сказал он. — И, черт возьми, это просто позор, что вы не будете танцевать на балу у губернатора. Если вы захотели бы, то могли бы достичь… вместо того, чтобы вкалывать на Джона Лэнгли.

Я покачала головой.

— Мои клиенты не хотят встречаться с торговцем мануфактурой в «Тоораке». Кроме того, я сама не хочу идти, вы должны это знать.

Он бросил на меня хмурый взгляд и потянул себя за кончик уса. — Вы работаете на износ, разрываясь между магазином, клиентами, детьми Лэнгли, да еще нервничаете из-за Мэгьюри.

— А что прикажете мне делать? Сидеть дома и вязать, Бен? Вы знаете, я так же мало гожусь для этого, как и Роза, 234 хоть и скрываю это лучше. — Пером я указала ему на стул у стола. — Вы не в духе оттого, что весна нынче слишком ранняя.

Он был не просто не в духе, а выглядел измученным. Бен так гордился своей мужественностью и болезненно воспринимал всякие намеки на возраст. Он красил волосы и усы, и я не могла осуждать его за это. В магазине Бен пользовался большим успехом у женщин.

Я дернула за шнурок звонка, и вошла Сьюзен Хиггинс, дочь моего лучшего друга — возчика из Лэнгли Лейн. Ей едва минуло семнадцать, и предполагалось, что она у меня обучается. Девушка всюду следовала за мной и пыталась научиться всему, что могла узнать.

— Сейчас я выпила бы чаю, Сьюзен. Принеси свежий чай, когда придут дети, и виски для мистера Сэмпсона.

Я могла заказать виски для любого джентльмена в своем Офисе, и это уже никого не шокировало, так как весь Мельбурн знал, кто такая Эмма Лэнгли. Вот уже почти шесть лет, как открылись двери моего магазина, и за это время я приобрела влияние и определенное доверие людей. Я сумела уговорить Джона Лэнгли создать в магазине отдел дамских шляпок и тканей, с отдельным входом, шелковыми занавесками на окнах и высокими мягкими стульями у прилавков, где покупательница могла в комфорте примерять шляпки и перчатки. Я всего лишь отделила кружева и ленты от прилавка с ружьями и брюками. Я создала мир женщины в этом крыле магазина, куда женщины приходили и тратили деньги с чувством, что они получают все самое модное, и где им всегда помогут выбрать нужную вещь. Бог свидетель, я выписывала те же журналы дамской моды из Лондона и Парижа, что и они, но никто в Мельбурне не изучал их более тщательно, чем я. И ни у кого во всем Мельбурне не было Бена Сэмпсона, такого красивого, когда он стоял там в своем сюртуке с шелковыми Лацканами и уверял покупательниц, что именно этот лиловый оттенок — последний крик моды в Нью-Йорке. Милый Бен, словно он знал больше меня о том, что было последним криком моды в Нью-Йорке!

Бен появился после того, как шесть лет назад я послала письмо в Балларат с просьбой помочь мне открыть это крыло магазина, а Джон Лэнгли согласился его финансировать. Тогда это было сомнительное предприятие, Джона Лэнгли мог бы удовлетворить только полный успех, но он доверился мне. Он пошел против бытовавшего в его время понятия, что женщин нельзя делать партнерами в бизнесе. Может быть, он понял то отчаяние, которое заставило меня сделать ему подобное предложение в те дни, когда Адам приезжал в Лэнгли Даунс, понял, что мне было просто необходимо заполнить чем-то свою жизнь. Меня, в общем-то, не очень заботило, как он на это посмотрит — как на вознаграждение (компенсацию), взятку, плату за то, что натворила Роза. У меня появилась цель в жизни.

Не затруднив себя ответом на мое письмо, Бен сам явился из Балларата.

— Не хочу делать вид, что знаю, как вам удалось убедить старика Лэнгли позволить вам взяться за это, миссис Эмма, но это лучше золотой жилы, которая была у Дэна! Если вы не против, я тоже буду этим заниматься.

— Вы покинете Балларат? — спросила я.

— К черту его! Там страшно скучно с тех пор, как крупные компании прибрали к рукам золотодобычу. У меня есть немножко денег, которые я могу вложить в это дело, если это нужно.

— Это нужно, — сказала я. — Чем меньше денег вложит сюда Джон Лэнгли, тем меньше прибыли будет ему здесь принадлежать. Не забывай, Бен, — он прежде всего бизнесмен. Когда Джон Лэнгли берет партнера, он требует, чтобы тот вложил в дело все до последнего — это своего рода гарантия, что риск партнера больше, чем риск Лэнгли. Это убеждает его, что партнер отнесется к делу серьезно. Я вкладываю в это дело все наши сбережения.

— Адам согласен на это?

— Адама не волнует, что случится с его деньгами. По-моему, он даже забыл, что есть какие-то сбережения. Не беспокойся, я получу его разрешение, как только «Энтерпрайз» вернется.

— Не нравится мне это, миссис Эмма. Что-нибудь неладно у вас с Адамом?

Я не отвечала, он настаивал:

— Я считаю, что не годится молодой замужней женщине пускаться в какие-то дела, когда она должна думать о семье и муже. Я не обратил бы внимания на ваше письмо, если бы вы не написали, что за этим стоит сам Лэнгли. Никогда не считал вас глупой.

— Я и не стала глупой. Я знаю, что Адам согласится.

Он покачал головой.

— Вы не ответили. Что-нибудь случилось, Эмми?

Я пыталась поднять руку, но поняла, что не могу ему солгать. Он слишком хорошо меня знал.

— Никогда не спрашивайте меня об этом, Бен Сэмпсон, потому что это не ваше дело.

Он положил мне на голову руку, словно я была ребенком.

— Я больше не буду спрашивать. Вы совершенно правы, Эмми. Это не мое дело.

II

За неделю Бен Сэмпсон продал свою долю в Балларате и вернулся ко мне. С Джоном Лэнгли был заключен договор, и мы наняли людей, чтобы покрасить фасад магазина. У нас были старые обшивочные доски и медный купорос, так что мы могли красить его так, как нам хотелось. Мы выбрали светло-серый оттенок с белым рисунком.

— Этот цвет непрактичный, — сказал Джон Лэнгли, — вам придется поддерживать его в должном порядке.

— Но элегантный, — добавил Бен. — Самый элегантный магазин на Коллинз-стрит.

Мы с Беном красили внутренние стены сами, не занимаясь верхними помещениями с их въевшейся грязью, пока не смогли обставить и украсить все по-новому. Новая надпись на стекле гласила: «Универмаг Лэнгли», а мелкие буквы в нижнем углу сообщали, что здесь находится женский отдел. В те дни Бен и я были единственными работниками, кроме одного мальчика-рассыльного, доставлявшего покупателям их заказы. Мы с надеждой ожидали, когда подъедет какой-нибудь экипаж. Первые полгода прибыли не было. Но полки и прилавки постепенно заполнялись, и наконец наступил день, когда нам пришлось нанять в помощь первую продавщицу, а через месяц еще двух.

Бен прохаживался по проходам между полок, заложив руки за спину, и делал больше работы за кулисами, чем казалось. Я сшила себе два платья из черного шелка, скромные, но элегантные, и сделала прическу по последней моде. Я не конкурировала с посетительницами, но надеялась, что мой внешний вид будет говорить о том, что моим советам можно доверять. Мне не очень нравилось, как я вырядилась для работы в магазине, но это шло на пользу делу.

Спустя год после того, как мы открыли отдел, где прогуливался Бен, проходы были заполнены толпами покупателей каждый день.

В городе стало модно предпринимать после обеда прогулку на Коллинз-стрит, чтобы заглянуть в универмаг Лэнгли, часто даже не для того, чтобы что-то купить, а просто провести здесь час-другой. Но я выучила продавщиц терпению, и наконец зеваки превратились в покупателей. Я познакомилась с важными женщинами Мельбурна и сама их обслуживала, а когда приходил новый клиент, одна из продавщиц приводила мне в помощь Бена. Эта обходительность и терпение помогли нам создать свою клиентуру, и мы стали делать выручку. За шесть лет Бен и я заработали много денег, а Джон Лэнгли стал еще богаче.

В Мельбурне никто не знал, кто я — партнер в деле или просто служащая, нанятая Джоном Лэнгли; все отметили тот факт, что я носила фамилию Лэнгли, но, поскольку я никак не ассоциировалась с этой семьей, это заставило высшее общество простить мне занятие торговлей. Видимо, учитывалось и то, что я все еще жила в доме, который был немного лучше покрашенной лачуги в конце Лэнгли Лейн, и те немногие часы, которые я проводила не на работе, я, казалось, сознательно играла роль бесплатной няньки-гувернантки детей Розы Лэнгли. Общество проигнорировало тот факт, что я была из людей, близких к Джону Лэнгли, и что его дом всегда открыт для меня. Они не знали, какое место мне отвести, и оставили меня в покое. Общество Мельбурна уважало Эмму Лэнгли, но не искало ее расположения.

Я была довольна, что все обстоит таким образом. Но Бен этому не верил. Его лицо недоверчиво морщилось, когда я говорила, что не хочу, как многие мои клиенты, посещать светские рауты. Он посмеивался надо мной, и это мне нравилось. Джон Лэнгли никогда не любил Бена; я льстила себе мыслью, что, возможно, он просто ревнует меня к Бену; Лэнгли отказывался верить, что Бен, которому было за пятьдесят, пользовался успехом у наших покупательниц. Он не доверял его крашеным усам и привычке проводить вечера в лучших пивных города. Но Бен имел свой стиль. Его длинное черное пальто, умение носить галстуки, то, как он кланялся или щелкал пальцами, приглашая мальчика открыть дверь уходящему посетителю, — все это придавало ему элегантную щеголеватость денди и производило эффект.

Сьюзен Хиггинс принесла Бену виски, а мне чай в фарфоровой чашке сервиза «Корона Дерби», который Джон Лэнгли подарил мне на пятую годовщину открытия магазина. Это для него было так же хорошо, как и для меня. Он иногда приходил выпить со мной чашечку чая, обсудить деловые вопросы.

Пока я маленькими глотками пила свой чай и просматривала разложенные на рабочем столе книги, Бен налил себе еще одну порцию виски.

— Эмми, я уже не молод. Вот что со мной.

Для него было так необычно говорить о своем возрасте.

— Что такое, Бен?

Он вздохнул и поставил бокал.

— Я чувствую себя старым, я знаю, что если бы я даже вернулся в Штаты, я там никому не нужен и буду годен только на то, чтобы в какой-нибудь конторе выписывать квитанции. Когда-то я был чертовски неплохим стрелком. Мы могли бы хорошо поохотиться в Булл Ран.