Том был задницей.

Она открыла заднюю дверь седана и придвинула картонные коробки к краю кожаного сиденья. По улице пронесся потрепанный пикап, осыпав ее бампер гравием, и свернул на подъездную дорожку.

Еще бы. Даже его пикап был ужасным.

Том опустил окно и высунулся из него, заглядывая на задние сиденье ее машины. Пикап работал в холостую на подъездной дорожке, глушитель грохотал.

— Знаешь ли. У нас в Хардине есть еда. Тебе не нужно было привозить с собой.

Он сделал паузу и зажег сигарету, свисающую с губ.

— Здравствуй, Том. Рада тебя видеть.

— Предполагаю, что наших продуктов тебе недостаточно, не так ли?

Он смотрел на нее, прищурившись, поскольку струйка дыма клубилась вокруг его густых бровей.

— Счастливого Дня благодарения.

Она приподняла коробку со свежими овощами.

— Ради бога. У меня есть огород. Зачем ты тратила свои деньги на них?

— Спасибо огромное, что устраиваешь ужин в этом году.

— Надеюсь, ты не станешь возражать, если мы будем есть с бумажных тарелок, — Том плюнул в окно.

Она колебалась только долю секунды, Том улыбнулся. У нее появилось извращенное желание врезать ему по лицу коробкой, той, которую она держала.

— Ты же не будешь возражать? Бев?

— Уверена, что ужин пройдет прекрасно. Извини, но мне нужно занести коробки.

— Не нужно так стараться.

«Скотина». Все они одинаковые. Раньше Роджер сидел на диване и смеялся над каким-то бредовым телешоу, в то время как она тратила полдня, готовя ему ужин.

И он никогда, ни разу, ни разу за тридцать семь лет, не сказал ей спасибо.

«Бумажные тарелки.

Только через мой труп».


Беверли Андерсон оккупировала его кухню. Она выстроила в линию бутылки с вином рядом с его тостером. Ящики с овощами уложила на столе. Пучки зелени уже были обрезаны и помещены в стаканы с водой, поглощая фторид из его крана. Она поджала губы. На них был один из этих омерзительных телесных блесков. Он напоминал ему скользкий кусок копчёного лосося. Господи. Эти блестящие губы, сжатые, осуждающие, и, безусловно, они придирались к его совершенно нормальной кухне.

Какая же сука.

— Бев, ты приготовишь что-нибудь на обед?

Она даже не взглянула в его сторону.

— Нет. Мне нужно навести порядок. Подготовиться к ужину Дня благодарения.

— День Благодарения только через три дня. Ты соберешься что-нибудь есть в этот промежуток времени?

— Ну конечно. Однако все в свое время.

— Как насчет того, чтобы все отложить на потом, а сначала пообедать?

Она потянулась вверх, чтобы захватить что-то из шкафчика, Том наблюдал, как короткий шелковый кардиган задрался. Ее задница все еще выглядела довольно хорошо для ее возраста. Он задумался, что бы она сделала, если бы он хорошенько ее шлепнул.

Она повернулась к нему и прищурилась:

— Почему ты улыбаешься?

— Просто так. Итак, что у нас на обед? — проворчал он.

Бев скрестила руки на груди, от этого движения браслеты на ее запястье звякнули.

— Что ты обычно ешь на обед?

— Сандвич с тунцом и плавленым сыром. Яичный салат. Сандвич с ростбифом и хреном. Гамбургер с майонезом.

— Ты готовишь все это сам? — невинно спросила она.

Том слишком поздно заметил ловушку.

— Хм… — он откашлялся. — Готовлю. Однако вкуснее выходит, когда готовит кто-то еще, — он послал ей улыбку, в общем-то, смирившись с тем, что она откажется.

Неожиданно Бев рассмеялась.

Он приподнял бровь. Он привык слышать ее сдержанное хихиканье. Однако никогда не слышал неподдельный, настоящий, искренний смех.

— Ты наглый тип, мистер Дженкинс. Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе об этом?

— Довольно-таки часто.

Она улыбнулась.

Ему очень захотелось стереть этот ужасный блеск для губ.

— Я ни капельки не удивлена, — она повернулась к шкафчикам и вздохнула. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы расставить консервы, специи и соусы по зонам? В алфавитном порядке? Так ты быстрее смог бы отыскать нужное. Это сделало бы жизнь проще.

— Нет. — Его желудок заурчал.

— Нет? Как ты здесь хоть что-то находишь?

— Роюсь всюду, пока не найду. А если не выходит найти, иду и покупаю, — он пожал плечами.

Беверли плавно передвинула несколько банок с левой стороны шкафчика.

— Начнем отсюда. А — артишоки.

— А — артишоки. Звучит, как детская книга, которую написал фермер-хиппи. — Его желудок снова заурчал. — Так что насчет обеда?

— Ты чрезвычайно упрямый.

— Ты даже не представляешь насколько.

— Вообще-то, я хорошо представляю. У тебя есть яйца?

— Да, у меня есть яйца, — он попытался не злорадствовать. Она собиралась приготовить обед!

— Полагаю, что я могу выделить несколько минут, чтобы приготовить яичный салат. У меня есть сельдерей, шнитт-лук и репчатый лук для начинки. Я могу использовать немного для стоящего яичного салата.

— О нет. Не люблю это дерьмо в яичном салате. Просто яйца и майонез. Возможно, немного соли и перца.

Беверли зацепила жемчуг прекрасно ухоженным пальцем и наморщила лоб.

— Слово «салат» подразумевает добавление разных компонентов. Сельдерея, репчатого лука, возможно, лука-порея, даже сладкого перца. И я обычно добавляю еще укроп, но мы можем использовать петрушку вместо…

— Нет. Я ненавижу это дерьмо. Почему тебе обязательно нужно взять и испортить хорошую вещь? Яичный салат — это яйца и майонез. И на этом все.

— Мистер Дженкинс, если вы хотите, чтобы я приготовила вам яичный салат, то я его буду делать по-своему. По всем правилам. Если вас не устраивает, то, возможно, вам стоит приготовить для себя обед самостоятельно.

Черт побери! В течение нескольких секунд он размышлял о том, чтобы выбросить все дерьмо из яичного салата. Затем решил: черт с ним.

— Забудь. Я иду в закусочную, — он посмотрел на нее, ожидая, что она сдаст позицию. Ожидая, что она уступит ему.

Ожидая.

Она приподняла подбородок, самую малость. Достаточно для того, чтобы он понял, что она не собирается уступать.

— Приятного аппетита в закусочной, мистер Дженкинс.

Он схватил ключи от пикапа и хлопнул входной дверью.

А — артишоки.

Господи Иисусе!


Глава 3. Куриный помет


Заглядывая поверх забора, Беверли рассматривала задний двор. В отличие от прелестных огородов, которые она видела в глянцевых журналах и которые всегда были огорожены белым штакетником, пышно увитым побегами вьюнка, огород Тома выглядел похожим на тюрьму. Между столбами была натянута погнутая металлическая сетка. Сверху забора самым негостеприимным образом торчали палки с острыми обломанными концами. Никаких садовых гномов, ванночек для птиц или кривых табличек с надписью «Сад». Никаких ярких цветов. Никаких скворечников на шестах. Только ряды и ряды капусты, лука, брокколи. И все без табличек.

Запах практически сбил ее с ног. Ее лужайка всегда пахла свежескошенной травой и бальзамином. Этот огород пах ужасно. Отходами и разложением.

— Что думаешь?

Она вздрогнула.

— Пожалуйста, не делай так, Том. Я терпеть не могу, когда ты так подкрадываешься.

Она начала теребить в пальцах свой жемчуг.

— А ты думаешь, почему я это делаю? — хохотнул он и кивнул на огород. — Весьма впечатляюще, а?

Бев подавила желание закатить глаза. Он раздувался от гордости, как самодовольный петух.

— Полагаю, что так.

— Полагаешь? — вскричал Том. — Ты когда-нибудь занималась огородом, Бев?

Она ненавидела интонацию, с которой он произносил ее имя. Так обычно говорил Роджер. С интонацией, намекающей на то, что она идиотка. В голове нарисовалась картина, как она протыкает Тома вилами.

Она глубоко вздохнула:

— Нет, не занималась. Я делаю акцент на многолетники, однолетники и кустарники.

— На ерунде, — он сердито уставился на нее.

— Не уверена, что уловила ход твоих мыслей.

— Ты прекрасно поняла, что я сказал, ты, чопорная… — он замолчал, достал из кармана рубашки новую пачку сигарет и ударил ею по ладони. — Ты зациклена на внешнем виде, а не на пользе, Бев. Твой сад выглядит прелестно, но он ничего не дает. Твой дом выглядит прелестно, но там ничего не происходит. Ты выглядишь прелестно, но…

Она так сильно стиснула зубы, что у нее свело челюсть.

— Но что, мистер Дженкинс?

— Знаешь, ты наступила в куриный помет.

Насвистывая, он пошел прочь.

Бев посмотрела под ноги. Навоз заляпал ее дизайнерские лодочки за триста долларов.

Разворачиваясь к дому, она не отрывала глаз от вил, прислоненных к забору.


— Зачем наверху забора обломанные палки?

Беверли с Томом сидели друг напротив друга за кухонным столом и ели купленный в магазине куриный пирог. Бев считала, что он безвкусный. Том намазал свой кусок острым соусом. Она смотрела в окно на его огород в наступающих сумерках.

— Чтобы еноты не забрались.

Она перестала есть.

— О чем ты говоришь?

Том затряс солонкой над своим ужином.

— У меня проблемы с животными. Суслики роют тоннели под забором, еноты забираются сверху. Я вкопал металлическую сетку на три метра в землю. Это удерживает сусликов и кротов. Но чертовы еноты удивительно проворные. Я видел, как один из них забирается по деревянным столбам. Эти острые палки будут колоть им глаза и морды. Я не для того усердно работаю сотни часов, чтобы кормить эти гребаные куски меха.

Бев напрягалась каждый раз, когда Том ругался. Наверное, поэтому он и делал это так часто в ее присутствии. Роджер всегда говорил, что Том принадлежит к низшим слоям общества. Но правда в том, что Том был даже более образованным, чем Роджер. Его просто не заботил внешний вид, или машина, или что думают остальные. Настоящая заноза для Роджера. Этот ужасный, сердитый старик, начавший карьеру инженером и получивший образование в Калифорнийском Технологическом институте, сейчас работал по подряду. Роджер, продавец автомобилей, никогда не мог понять, как можно променять работу в офисе на грязные ногти и бензопилу.

— А нет других способов не пускать енотов в твой огород?

Она сама удивилась, осознав, что ее действительно интересует ответ.

Тои кивнул:

— Яд. Кайенский перец. Капканы. Как-то ночью один енот напоролся на кол. Я не стал снимать тело. Это помогло.

Бев задохнулась.

— Это отвратительно. Ужасно. Ты ужасный человек. Ты оставил его мертвое тело…

— Не кипятись. Они вредители. И сущее наказание.

— Неважно. Это противно и возмутительно.

Она передернулась и положила вилку. Аппетит совершенно пропал.

— Спорим, если бы еноты и суслики лопали твои идеальные маленькие клумбы, ты бы наняла какую-нибудь фирму по благоустройству, чтобы они «устранили» проблему. По-твоему, как бы они поступили? Пригласили бы маленьких ублюдков на чай и вежливо попросили их покинуть территорию? Черта с два. Они бы их убили. Ты знаешь, как действует яд?

— И не хочу знать.

Бев сжала жемчуг в пальцах и уставилась в пустую тарелку. Она была бумажной.

Том выиграл этот раунд.

Том протянул руку и коснулся ее ключицы. Он провел своими мозолистыми пальцами по ее коже и тронул жемчужины.

— Поверить не могу, что ты до сих пор его носишь.

Бев замерла, как напуганное дикое животное. Том продолжал гладить ее кожу. Его пальцы были жесткими и шершавыми, пропитанными никотином. Она почувствовала эти прикосновения до кончиков пальцев на ногах, до кончиков уложенных в салоне волос, каждым нервным окончанием.

Прикосновения покойного мужа заставляли ее морщиться от тошноты.

Это.

Это.

Это прикосновение было другим.

— Почему бы мне не носить жемчуг, Том? — спросила она надтреснутым голосом.

Он пожал плечами и откинулся на свой стул.

— Просто удивляюсь. Я думал, что, как только старина Родж отбросит коньки, ты расслабишься. Избавишься от строгого пучка, от высокомерия. Ты так долго была у него под каблуком, что, может быть, слишком поздно.

— Ты именно так поступил, когда умерла Альберта?

— Нет, Альберта… Ну, это другое. Она болела много месяцев. Она как будто и не существовала. Не разговаривала. Я не испытывал к ней неприязни. Просто жалел в конце. Из-за ее страданий.

Бев сосредоточилась на дыхании. Ей не хотелось задыхаться перед этим мужчиной.

— А ты считаешь, что я испытывала неприязнь к своему мужу? Так ты считаешь? Должна добавить, что это не твое дело. И очень невежливо обсуждать такое за столом.