Ольга Крючкова - Яблоко Купидона

Наташенька несколько растерялась, но перед глазами всплыл образ красавца-поручика и она, повинуясь сердцу, а не разуму, написала ответ.

«Сударь!

Я буду прогуливаться завтра вдоль просеки после полудня. Если вы захотите написать мне, то на дороге, ведущей к имению, стоит старый раскидистый дуб с дуплом, мимо него нельзя проехать, не заметив. Сие место будет нашим тайным почтовым ящиком».

* * *

На следующий день, облачившись в изумрудного цвета амазонку и кокетливую шляпку, отделанную белым страусиным пером и прозрачным шелковым шарфом, юная прелестница приказала приготовить для прогулки свою любимую лошадь Арабеллу, на которой направилась верхом к условленному месту.

Константин пребывал в нетерпении, отчего он не мог стоять на месте, его лошадь, чувствуя возбуждение хозяина, переминалась с ноги на ногу, раздувая ноздри и беспрестанно мотая головой и фыркая.

Наконец появилась Наталья Дмитриевна на своей обожаемой Арабелле, кобыле белой масти.

Поручик встрепенулся, он почувствовал, как кровь приливает к голове: эта провинциальная девушка, бесспорно, волновала его, причем сильнее дозволенного.

– Сударыня, я так счастлив, что вы приехали. Как самочувствие ваших родителей? – из вежливости и для поддержания разговора спросил гусар.

– Благодарю, все хорошо. Папенька с маменькой уехали в гости в Хлынское.

Константину ничего не говорило название поместья – Хлынское и он не стал расспрашивать девушку далее, да и потом это было бы бестактностью.

Юная «Амазонка» и ее рыцарь направили лошадей по лесной дороге, Наташенька обещала показать своему спутнику массу красивых здешних мест. И они, увлеченные беседой, предавались созерцанию окрестностей почти три часа подряд.

* * *

Супруги Погремцовы все чаще посещали Астафьево-Хлынское, граф также не отставал и при каждой возможности приезжал в Погремцовку, наслаждаясь обществом Натальи Дмитриевны.

Надо сказать, что Наташенька, как барышня благовоспитанная и образованная, насколько это позволяло его положение, неплохо музицировала на фортепиано и пела, чем доставляла удовольствие не только родителям, но и богатому соседу.

Супруги Погремцовы, оставаясь наедине, не раз обсуждали: что хорошо бы выдать замуж дочь за графа, но все же решили повременить со своими планами, решив, – пусть привыкнут друг другу, а там и глядишь промеж них и сладиться.

Примерно через месяц, в начале июня граф Астафьев прислал Погремцовым приглашение на свой день рождения, где должны были собраться много полезных особ, таких как: предводитель уездного дворянства, полицмейстер, конфидент[3] генерал-губернатора и так далее и тому подобное.

Мария Ивановна засуетилась, озадаченная тем, что Наташенька должна предстать перед предполагаемым женихом и изысканным калужским обществом в наилучшем свете. Она, прихватив с собой дочь, помчалась в город, в модный магазин, дабы прикупить ткань на бальное платье, тесьму, кружева, новые туфли, заколки… и еще бог знает что, без чего юная особа просто не может обойтись о время бала и праздничного ужина.

Планы Натальи Дмитриевны были нарушены, она ехала в пролетке молча, надув свои прелестные пухленькие губки.

– Ах, маменька, ну отчего такая суета? У меня платьев – полная гардеробная. Зачем мне еще одно? И так носить некуда…

– Не волнуйся, скоро будет куда, – многозначительно заметила Мария Ивановна.

Наташа растерялась, сердце екнуло.

– Не понимаю, вас…

– Скоро поймешь. Дмитрий Федорович желает тебя выдать замуж. Надеюсь, ты не ослушаешься своего отца?

Девушка открыла рот от удивления.

– И…и позвольте спросить: за кого?

– За графа Астафьева…

У Наташи упало сердце и забилось внизу живота.

– Но он же старше папеньки на двадцать лет, а меня – на сорок! – пыталась возразить она.

– Ну и что! Эка невидаль! А за кого тебя выдать, позволь спросить? Вокруг помещики сводят еле-еле концы с концами. Ты так хочешь жить?

– Нет…но…

– Никаких «но»! Отец поговорит с графом, они – давние друзья. Да и тот выказывал намеренье жениться, стало быть, не потерял еще интерес к женщинам.

– Но, маменька! Почему на мне? Пусть найдет еще кого-нибудь, скажем вдову…

– Наташенька, ты, что не желаешь жить в Санкт-Петербурге? Блистать на балах?

– Желаю, конечно… Но граф стар! Маменька, я не хочу выходить за него! – уверенно заявила Наташа.

– Ишь, взбеленилась! А кто тебя спросит? Отец велит, и выйдешь за графа!

Наташа тихонько заплакала: «Нет только не за старого Астафьева… А как же Константин? Он такой красавец и обходительный… Надо что-то предпринять… Но что?»

Дмитрий Федорович Погремцов сел в пролетку, которой правил небезызвестный Пантелемон, и направился в Астафьево, дабы засвидетельствовать почтение графу, а также выразить благодарность за приглашение на ужин в честь дня рождения. Но это ему лишь казалось… На самом деле помещик Погремцов надеялся переговорить с графом о Наташеньке, дабы устроить ее судьбу. А предстоящее мероприятие могло быть весьма «на руку», так как давало возможность сообщить калужскому высшему обществу о предстоящей помолвке.

Дмитрий Федорович волновался: «А, если Павел Юрьевич не захочет? Или скажет, мол, слишком молода? Да и мало ли что…»

Граф встретил друга с распростертыми объятиями. Они выпили наливочки, закурили отменные английские сигары, к которым граф пристрастился еще в Санкт-Петербурге.

– Я, собственно, Павел Юрьевич, хотел обсудить с вами весьма деликатное дело, – начал Погремцов издалека, выпуская изо рта струйку дыма.

– Говорите, друг мой, без обиняков. Чем я могу помочь вам?

– Дело в том, что Наталья Дмитриевна достигла того возраста, что пора бы подумать о замужестве…

– Да-а-а… Наталья Дмитриевна – прекрасная барышня, – протянул граф многозначительно. – Был бы я помоложе лет на двадцать… Ух! Простите, Дмитрий Федорович, за вольность.

Погремцов не ожидал подобной реакции графа, и тотчас сделал вывод: граф не равнодушен к Наташеньке… И это прекрасно!

– Так вот, ваше сиятельство, Павел Юрьевич, отчего бы вам и не сделать этот «ух»?

– В смысле?

– Жениться на моей дочери. И породнились бы мы с вами. А?

Граф задумался.

– А что? Я еще не стар! – он расправил плечи. – Еще может и детишек увижу…

– Увидите, увидите… Так будем считать, что мы с вами договорились?

– С удовольствием, Дмитрий Федорович, – граф протянул руку гостю, и они скрепили свой уговор рукопожатием. – Да, а как Наталья Дмитриевна к этому относится?

– Дорогой мой, Павел Юрьевич! Ну, кто же молодую неопытную девицу будет спрашивать?! У них на уме – одни гусары! Лихоманка их побери!

– Это точно, вы заметили, – согласился граф. – Да и на празднике можно представить Наталью Дмитриевну как мою невесту и сообщить о помолвке.

Погремцов просиял: удалось!

* * *

Погремцов довольный вернулся в имение. Мария Ивановна по сияющему виду мужа догадалась: все сладилось, Наташенька вскоре станет графиней Астафьевой. Она повернулась к образам в спальне и перекрестилась… Но рано…

Дмитрий Федорович пожелал побеседовать с дочерью. Наташенька, прекрасно понимая, о чем пойдет речь, сослалась на головную боль.

– Глаша, скажи папеньке у меня – мигрень!

Отец семейства возмутился:

– Ох, уж эти дочери: то мигрень, то недомогание, то вялость, то хандра. Но ничего, замужем все как рукой снимет, – сказал он и направился к дочери в спальню, та лежала в постели. – Наташенька, это я… Как твоя мигрень?

Наталья закатила глаза и прошептала суфлерским шепотом:

– Ужасно, папенька, всю голову заложило.

– Может, ты простыла? Все на Арабелле скачешь, как безумная.

– Наверное…

– Я к тебе по делу, дорогая дочь.

Наталья напряглась и еще больше закатила глаза.

– Папенька, ну какое еще дело? У меня голова разламывается…

– Ничего… Как узнаешь новость, то сразу и поправишься. Граф Астафьев просил твоей руки, и я дал согласие.

Наташа подскочила, словно ужаленная, сев на кровати.

– Как? Без моего согласия?

Теперь настал папенькин черед подскочить.

– Это чего же я должен у тебя спрашивать? Из покон веку родителя решали: за кого дочери замуж идти!

– Это рабовладельческий строй! – взвизгнула Наталья.

– Что-о-о? – протянул папенька. – Начиталась книжек! Поваренную книгу читай, она тебе больше понадобится!

Наташе действительно вступило в голову, перед глазами все поплыло, и она потеряла сознание. Дмитрий Федорович настолько испугался, что не успеет породниться с графом Астафьевым, что завопил, что есть мочи:

– Врача! Мария! Глаша! Все сюда! Наташа помирает!!!

В доме начался безумный переполох. Глаша схватила нюхательную соль барыни и рысью бросилась в комнату Натальи. Она ловко расшнуровала корсаж девушки и сунула ей под нос флакон с солью.

В этот момент в комнату дочери влетела, словно тигрица Мария Ивановна. И, увидев на кровати дочь, да еще и без признаков жизни, сама чуть не лишилась чувств.

– Это все, вы! – напустилась она на обожаемого супруга. – Девушку надо было подготовить! А вы, небось, и выложили все как есть…

Погремцов растерялся.

– Да, собственно… А кто ж знал, что она так прореагирует?

– Через два дня – у графа праздник. Бальное платье Наташеньки – готово. И что теперь, позвольте спросить? – разъяренная Мария Ивановна наступала на мужа.

Тот отступал к окну под натиском ее пышных форм.

– От такого еще никто не умирал, – пытался возразить граф.

Наконец Наташа открыла глаза и простонала.

– Барыня! – завопила обрадовавшаяся Глаша. – Наталья Дмитриевна очнулись!

* * *

Последующие два дня Наташа провела в постели, ловко симулируя недомогание. Родители были настолько испуганы ее обмороком, что и вовсе перестали перечить великовозрастному чаду, во всем с ней соглашаясь.

Накануне перед праздником Наташа начала вновь ссылаться на головные боли. Мария Ивановна не на шутку обеспокоилась и велела Глаше снова заварить успокоительный травяной сбор, который Наташенька благополучно выливала в ночной горшок.

Посоветовавшись с мужем, Мария Ивановна сказала дочери:

– Душа моя, если тебе завтра не станет лучше, то в Астафьево-Хлынское мы поедем с папенькой вдвоем. Ты же отдыхай.

– А как же граф? Что вы скажите ему? – поинтересовалась Наташа, разыгрывая искреннее огорчение.

– О, не беспокойся. Скажем, что ты каталась на Арабелле и слегка простудилась.

Наташу такая версия вполне устроила, и она решила: завтра прямо с утра у нее начнется мигрень.

Как только маменька покинула комнату, Наташа села на кровати и приказала Глаше:

– Бумагу, перо и чернила! Быстро!

Наташа села за туалетный столик и набросала наспех на бумаге:

«Сударь!

Крайние обстоятельства вынудили написать вам это письмо. Умоляю, завтра в семь часов вечера ждите меня на прежнем месте».

* * *

Наташа появилась верхом на Арабелле, шарф ее шляпки развевался на ветру. Лошадь скакала во весь опор.

«Что-то случилось», – подумал поручик.

Арабелла приблизилась к жеребцу Корнеева, и ткнулась тому в морду влажными губами: даже лошади испытывали симпатию друг другу, не говоря уже об их хозяевах.

Наташа была разгорячена быстрой ездой, ее лицо пылало. Константин спешился и помог девушке спуститься с лошади. Прекрасная всадница скользнула в его объятия и, конечно, гусар не выдержал и страстно поцеловал ее.

У Наташи перехватило дыхание: события развевались столь стремительно, что не было времени думать о последствиях…

Влюбленные разомкнули губы и перевели дыхание. Наташа взглянула в глаза своего рыцаря и вымолвила:

– Поцелуй меня еще…

Корнеев не ожидал подобной реакции от стыдливой провинциалки, приписав себе, как впрочем, и обычно, особенное умение обращаться с противоположным полом.

И снова, переведя дух от долгого страстного поцелуя, поручик, наконец, вымолвил:

– Душа моя, как я рад тебя видеть…

– И я тоже…

Наташа взяла Константина под руку, и она углубились в рощицу.

– Глаша положила записку в дупло, как обычно… Что за срочность? Что случилось? Ничего не скрывай от меня. – Константин повернул к себе девушку и заглянул ей в глаза.

– Я сделаю все, что в моих силах, только скажи, что же случилось…

– Пока не случилось, но может и весьма в скором времени… Папенька хочет выдать меня замуж за человека, который старше на сорок лет…

– Боже мой! – воскликнул Константин. – Сей жених тебе годится в дедушки!

– Вот именно… Константин, я не хочу за него замуж, хоть он и богат… лучше в монастырь…

– Помилуй, Наташенька, зачем в монастырь? Может, стоит поговорить еще раз с твоим папенькой, объяснить ему?