Марциана с любопытством наблюдала, как меняются обращенные к рассказчице лица людей. Теперь они смотрели на Лили с жалостью и сочувствием. И только Генрих хмуро постукивал по столу ладонью.

— Дайте мне взглянуть… — попросил Дитрих. — Черт возьми, это именно то, о чем я говорил, потому что сам составлял этот договор. Вольдемар пытался сделать это сам, но был слишком пьян в тот момент и потребовал, чтобы я сделал это за него. Но сумма… Речь шла о пяти тысячах.

Генрих взглянул на бумагу.

— Но здесь ясно написано — пятьсот тысяч.

— Ничего не понимаю, — проговорил князь. — Расписка написана моей рукой, но… — он поднес бумагу поближе к свету и охнул: — Эти два нуля добавлены позже! Смотрите, как они написаны. Их буквально втиснули в текст. Я могу быть свидетелем того, что здесь налицо махинация. Генрих, ты не должен выплачивать по поддельному документу, это тебе объяснит любой адвокат.

— Но я представления не имею, как это все объяснить баронессе фон Луттерштейн.

— Позвольте мне поговорить с Агнессой, — задумчиво проговорила графиня Делич. — Во-первых, она сама решительно отказалась получать эти деньги. Во-вторых, я расскажу ей, что Кассель в свое время уступил право на получение долга одному человеку, и расписка об этом находилась у любовницы ее мужа, которая оказалась так великодушна, что… порвала ее. Думаю, что Агнесса не захочет показать себя более мелочной, чем фрау Лили. Более того, она, скорее всего, пожелает, чтобы об этом никто не узнал. Я могу даже пообещать забрать Лили к себе, когда мы с Теодором поженимся, хотя мне будет очень жаль лишать бедного Дитриха еще одной экономки.

— Неужели вы уедете от нас? — удивленно спросила Марциана.

— Мы собираемся вернуться в Прагу. Там находится особняк моего бывшего мужа. Теодор давно хотел побродить по улочкам этого необыкновенного города, где в давние времена жило много чародеев и алхимиков. Правда, мы еще не обсуждали это, но можем это сделать в любой момент, правда, Теодор?

— Все теперь окончательно прояснилось, — облегченно вздохнул Генрих. — А теперь, пожалуй, вы простите нас. Моя супруга, как вы понимаете, смертельно устала сегодня. Ее нужно уложить в постель. Вы останетесь у нас? Я сейчас распоряжусь, чтобы для вас приготовили комнаты.

— Нет-нет, — решительно отказалась Каролина. — Невесте не полагается спать под одной крышей со своим женихом. Это же неприлично. Так ведь, Дитрих? Да и барон Теодор, разумеется, такого же мнения.

— А… вы, фрау Лили? — с легкой запинкой обратился барон к своей новоявленной сестре.

Но она не успела даже рта открыть, как все та же графиня твердо заявила, не обращая внимания на возмущение, написанное на лице брата:

— Она поедет с нами. Я ведь уже сказала, что предложила фрау Флеранс место экономки в поместье моего брата.

— Спасибо, ваша светлость, — смущенно ответила Лили. — У меня есть кое-какой опыт, а, кроме того, я очень экономная хозяйка.

— Со мной моя сестрица, разумеется, не посоветовалась, — пробурчал Дитрих, но, встретившись глазами с кротким печальным взглядом своей будущей экономки, вдруг замолчал и, покраснев, стал внимательно разглядывать ее ладную фигурку и милое личико. — Что ж, пожалуй, вы справитесь со своей работой ничуть не хуже прежней моей домоправительницы. По крайней мере, у вас не будет многочисленных родственников, с которыми вы захотите отмечать бесконечные праздники… — заметил князь и тут же осекся, сообразив, какую глупость ляпнул.

— Мы проводим вас до дверей. Теперь у нас уже нет дворецкого, который мог бы это сделать, — предложил Генрих.

ГЛАВА 50

Проводив гостей, супруги пожелали дяде спокойной ночи и собрались отправиться в свои комнаты, но барон Теодор остановил их:

— Послушайте, — немного удивленно заметил он. — Неужели я действительно сделал предложение Каролине? Честно говоря, сам я этого не помню.

— Вы будете очень счастливы, дядюшка, — с улыбкой заметила Марциана.

— Вы так думаете, моя, дорогая?.. Интересно, что сохранилось в Праге со времен гуситов…

— Спокойной ночи, дядя, — снова повторил Генрих. — Попрощайся с ним, Марси, иначе разговор затянется до самого утра.

По дороге наверх он взглянул на нее и нежно поинтересовался:

— Устала, моя любимая?

— После того, что произошло, это неудивительно.

— Конечно, но я заранее предупреждаю тебя, что если маленькая Анна окажется сейчас в твоей постели, я тут же отправлю ее в свою спальню.

— Я уверена, что Ванда уже сама отнесла малышку в ее комнату. Обещаю тебе, что буду совершенно одна в постели.

— Ну, что ж, — пробормотал он. — Это мы посмотрим, — и Генрих, не останавливаясь возле своих покоев, решительно прошел в спальню жены.

Когда несколько минут спустя супруг начал помогать ей снимать платье, Марциана спросила его с хитрой улыбкой:

— Неужели вы действительно подумали, что у меня есть тайный любовник, мой господин?

— Только на очень короткое время, — пробормотал он, освобождая ее плечо от мягкой ткани платья и наклоняясь, чтобы поцеловать обнаженную кожу. — Твои волосы еще влажные, — сказал он чуть позже. — Я добавлю дров в огонь, чтобы ты не простудилась.

— Как я понимаю, сегодня ночью я не буду спать одна в моей постели?

— Нет.

— Почему все-таки ты повернул коня обратно, когда мчался за мной в Магдебург?

Отсвет огня четко вырисовывал его красивый профиль.

— Я не мог заставить себя поверить в твою измену. Ты часто выводила меня из себя, но я считал тебя принципиальной и цельной натурой. Я верил в тебя, Марси… — сказал он, вернувшись от камина. — Мне хотелось бы, чтобы ты также верила мне.

— Я верю тебе, — ответила Марциана, уткнувшись ему в грудь. Ее голос почти перешел в шепот. — И я отказывалась верить в твою подлость даже тогда, когда увидела тебя в том доме.

— Черт возьми! Когда это ты меня там видела?

— Я видела твою фигуру, твой костюм, твои руки и губы… Недлиц был очень похож на тебя. Но поскольку он являлся твоим дворецким, никто не обращал на это внимания.

— Если ты мне простишь это сходство, то я скажу тебе… — ответил Генрих, лаская ее грудь, — что мужчина не должен обсуждать со своей женой хозяев и посетителей домов терпимости… — он нежно поцеловал ее и добавил: — Подумать только, я, счастливейший из мужчин, до сих пор не понимал, что люблю лучшую из женщин. И понял только тогда, когда было почти поздно.

Решив, что наступило время и ему избавиться от одежды, Марциана начала расстегивать пуговицы на его жилете.

— Мне хочется, чтобы ты чаще мне повторял эти слова…

— И мне не хочется возражать тебе, моя любовь. — Она чувствовала его дыхание на своей шее, и голова у нее кружилась. — Но постарайся проявлять должное уважение к моим действиям… — сказал он, нежно лаская руками ее груди. — Если ко мне найти подход, я могу стать самым лучшим любовником…

— В самом деле? — она нетерпеливо стала снимать с него сюртук, а он, посмеиваясь, стал помогать ей. — Знаете, мой господин, — добавила Марциана, когда Генрих поднял ее на руки и понес в постель. — Прожив здесь пару месяцев, я научилась бороться и делать то, что считаю правильным, вместо того, чтобы робко подчиняться неразумным приказам.

— Неужели? — хитро засмеялся он. — Тогда давай продолжим и посмотрим, насколько ты разучилась подчиняться велению любви.