— Они ведут себя вполне пристойно, — возразила Маша. — Хотя я, честно говоря, их побаиваюсь. В особенности мулата с серьгой в правом ухе. Кажется, его зовут Карлос. Но я не думаю, чтобы они… Все-таки мы живем в двадцатом веке.

Франческо присвистнул и тряхнул головой.

— Мы живем в двадцатом веке. Это очень жестокий и не романтичный век. Я не хотел бы тебя пугать, но… — Он замолк и отвернулся, не смея сказать Маше, что последнее время она стала ему очень дорога и он больше всего на свете боится ее потерять. Кажется, девушка тоже благоволит к нему — с удовольствием отвечает на его поцелуи, а часто даже целует первая. Она называет это «русским поцелуем», и у него замирает сердце, когда он его вспоминает. Но их еще разделяет целая пропасть. Он, Франческо Грамито-Риччи, готов на все, лишь бы ее скорей преодолеть.


Маша открыла глаза, услыхав какой-то шум. В каюте было темно, лишь выделялся едва заметным расплывчатым пятном иллюминатор. Она слышала над собой чье-то прерывистое дыхание.

— Кто? — спросила она по-английски и интуитивно сунула руку под подушку, где лежал «браунинг».

— Не стоит, мисс, поднимать шума. Я Карлос. Команда поручила мне переговорить с вами.

Она слышала, как Карлос сел в кресло возле туалетного столика, загородив собой смутно поблескивающее зеркало.

— Что вам нужно? — срывающимся от волнения голосом спросила Маша. — Я сейчас позову капитана.

— Не советую вам этого делать, если только вы не хотите видеть его с дыркой в голове. Капитан Грамито-Риччи слишком горяч для того, чтобы уметь принять правильное решение. Думаю, у вас, мисс, более трезвая и практичная голова, чем у этого итальянца.

Машины глаза уже привыкли к темноте, и она теперь видела дуло револьвера, нацеленное прямо ей в лицо. Она почувствовала, как похолодело в низу живота.

— Опустите оружие. Я согласна вас выслушать, — сказала она с трудом подчиняющимся голосом.

— Я так и знал, мисс. — Она увидела, как Карлос положил свой револьвер на туалетный столик. — Мы считаем вас хозяйкой судна, поскольку мистер Смит не просыхает.

— Кто это мы? — уточнила Маша.

— Команда. Капитан Грамито-Риччи не ошибся, рассчитывая набрать команду из настоящих моряков. Однако он не учел одной вещи: нет в мире моряков лучше контрабандистов.

— Теперь мне кое-что стало ясно, — сказала Маша. — И какая судьба уготована нам?

— Как раз это я и хотел обсудить с вами, мисс. Мы гарантируем вам жизнь при условии полной и безоговорочной капитуляции.

— А вы производите впечатление образованного человека. — Маша невесело усмехнулась. — Ученый контрабандист.

— Вы совершенно правы, мисс. Год назад я закончил Московскую консерваторию. По классу скрипки. Между прочим, учился у самого профессора Янкелевича, — сказал Карлос по-русски. — Я очень полюбил Москву, хотя меня там дважды обворовали. Хотите верьте, хотите нет, но я слышал вас на классном вечере. Наш земной шарик очень уютное тесное местечко, где люди встречают друг друга, а потом теряют для того, чтобы снова встретить. Однако перейдем к делу. — Карлос снова перешел на английский, который, судя по всему, тоже не был для него родным языком. — Существует три варианта нашего с вами сотрудничества. Первый, наиболее нецивилизованный, мы с вами, кажется, отставили. К счастью, мои приятели все как на подбор оказались людьми религиозными, плюс к тому же католиками. У истинного католика, как вам известно, в крови страх перед Господней карой. Итак, осталось два варианта. — Карлос понизил голос до едва слышного шепота — на верхней палубе раздались чьи-то шаги. — Первый: мы сажаем вас троих в шлюпку, снабдив запасами продовольствия и питьевой воды, скажем, на неделю. Второй: высаживаем на один из островов, где у вас есть шансы набрести на людей либо быть увиденными с воздуха. Думаю, последний вариант гуманней и даже, я бы сказал, романтичней: капитан Грамито-Риччи — красивый молодой человек.

— Выходит, играть на скрипке трудней, чем торговать гашишем? — не без иронии сказала Маша.

— Безусловно, мисс. Но я все равно собираюсь на следующий конкурс Чайковского. Передать от вас привет Москве?

— Не надо. — Маша вздохнула. — Боюсь, мне не удастся уговорить капитана Грамито-Риччи.

— А вы попробуйте. Мужчины обычно бывают очень сговорчивыми в постели. Особенно представители латинской расы.

— Как вы смеете… — начала было Маша, но Карлос ее перебил:

— Это всего лишь совет, мисс. Я вовсе не собираюсь совать свой нос куда не следует. — Он встал и протянул руку: — Ваше оружие, мисс. Безоружная дама вызывает у мужчин чувство сострадания. Я забочусь исключительно о вашей безопасности.

Маша засунула руку под подушку и, с минуту поколебавшись, протянула Карлосу «браунинг».

— Спасибо, мисс. Желаю удачи. Через два часа жду вас с капитаном на этом самом месте.

— Постойте! Как вы вошли в мою каюту? Ведь дверь была заперта.

— Нет, мисс, это вам так кажется, что она была заперта. Хуан еще в Картахене вывел из строя все до одного запоры. Он большой специалист по этому делу. К слову, я познакомился с ним в Москве. До скорого, Мария Павловская, — сказал по-русски Карлос. — Я чуть было не женился на русской девушке, но она оказалась настоящей путаной. — Карлос вздохнул. — Пока, мисс.

Маша развязала Франческо, едва шлюпка с контрабандистами отчалила от берега. Он тут же вскочил на ноги и бросился к воде, но она повисла у него на шее.

— Осторожно! У них оружие!

— Ну и черт с ними. Ты меня обманула. Как ты могла надеть на меня наручники? Я бы дрался с ними до последнего.

— Ну да, и мы все трое пошли бы на корм карибским акулам, — сказал Анджей, восседавший на ящике с провизией. — Она поступила правильно. Их целая банда. А я, между прочим, очень рад, что все так случилось. Гуд бай, Сьюзен. — Анджей встал, расправил плечи и набрал в легкие свежего воздуха. — Кэп, как вы думаете, где мы находимся в данную минуту?

— Остров Мартинику мы прошли несколько часов назад. Здесь десятки всевозможных необитаемых и малообитаемых островов. Я не уверен, что они сообщат о нашем местонахождении. — Франческо сел прямо на песок и обхватил руками свою лохматую голову. — Такое ощущение, словно меня лишили чести. Ведь это я взял на судно этих негодяев.

— Моя драгоценная женушка небось уже подняла на ноги ВМС и ВВС. Деньги Тэлботов могут сделать все, но даже им не по плечу вернуть миссис Шеллоуотер ее любимую игрушку. — Анджей свернул кукиш и ткнул им сперва в сторону океана, потом в небо. — Нет уж, голубушка. Лучше я проведу остаток жизни в хижине какой-нибудь туземки с сифилитичным носом, чем вернусь в ту райскую гробницу. Кэп, вам не кажется, что нам следует позаботиться о ночлеге?

Их высадили на южной оконечности какого-то, судя по всему, не очень большого острова. Несмотря на весну и недавно прошедшие дожди, от которых сохранились сухие русла некогда сбегавших к морю ручейков, земля покрылась коркой и потрескалась. Кое-где росли кустарники и редкие кустики жесткой травы. Вдалеке виднелись большие деревья.

— Мы не должны удаляться от берега, — сказала Маша. — Нас могут заметить с какого-нибудь судна. Нужно разжечь костер.

Скоро они отыскали довольно просторную пещеру среди обломков вулканической породы. Даже в прилив сюда не доходила вода. Анджей валялся на теплом прибрежном песке, заложив ногу за ногу и что-то насвистывал, глядя в небо. Франческо и Маша перетаскивали в укрытие ящики с провизией. Они не разговаривали между собой — Франческо еще дулся на девушку и остро переживал случившееся несчастье.

— Скажи, это правда, что Юстины больше нет? — Анджей подошел неслышно, и Маша вздрогнула от неожиданности, когда на ее плечо легла его рука. — Или ты хотела отомстить мне за свою маму?

— Правда. Если бы она была жива, даже любовь к Эндрю Смиту не заставила бы меня оставить родину, — сказала Маша, глядя в глаза отцу.

— Очень жаль, что этот Эндрю Смит так быстро превратился в Анджея Ковальского. Щарт, как же я сам себе осточертел! Ты смотрела на меня таким восторженным взглядом, и я любил тебя твоей любовью.

— Это что-то слишком сложное, отец. Я… да, я ни о чем не жалею, но стоило появиться тебе, как исчез Ян.

— Глупости. Он влюбился в ту цыганку, про которую ты мне рассказывала, и удрал с ней куда подальше. Недаром же твоя мать звала его Алеко. Ах, щарт, когда я узнал, что ты моя дочь, я вдруг почувствовал себя совсем старым и изношенным. Знаешь, я еще не готов к старости. Счастливчик этот Франческо — я распалил в твоем сердце огонь, а ему осталось лишь подкидывать туда время от времени горючий материал. Океан, звезды, необитаемый остров… Какие же вы, черт возьми, везучие и счастливые.

— Нет, отец, я уже никогда не смогу быть счастливой. Все самое светлое осталось там. Хотя ничего особенного вроде и не было. Так — выдумка, мечта…

— Только и живешь, пока выдумываешь и мечтаешь, а потом… — Анджей безнадежно махнул рукой. — Почему-то с возрастом я стал очень бояться смерти. Так ты говоришь, Юстины больше нет…

Он вдруг обхватил Машу за плечи, прижался лицом к ее спине и горько заплакал.


Маленькому Яну сказали, что мама утонула, когда купалась в море. Это сообщение сделал дедушка, предварительно посадив его к себе на колени и дав в руки большой очищенный банан. Бабушка сидела напротив на диване и утирала платочком слезы.

Ян откусил кусочек банана, подавился, и вдруг его вырвало прямо на дедушкину пижаму.

— Я же говорила тебе: этого делать нельзя, — сердитым голосом выговаривала дедушке бабушка, хлопоча вокруг Яна. — Ложись повыше, Ванечка. — Она подложила ему под голову большую прохладную подушку. — Сейчас все пройдет, мой милый зайчонок.

— Зови меня Яном, а не Ванечкой. Мама всегда называет меня Яном. Я вырасту и буду похожим на дядю Яна. Бабушка, почему ты плачешь? Неужели ты веришь, что мама утонула — она так хорошо плавает. Дедушка нас обманул. Зачем он это сделал?

И мальчик укоризненно посмотрел на бабушку, словно она была виновата в том, что дедушка сказал неправду.

Павловский ходил из угла в угол гостиной, тяжело ступая по ковру босыми ногами. «Но ведь ребенку нельзя сказать правду. Я не имею никакого морального права сказать ему правду, — думал он. — Кто из него тогда вырастет? Но почему он мне не верит? Взрослые люди и те поверили, а этот паршивец не верит».

Когда Ян наконец уснул под длинную сказку про людоеда и смышленого Мальчика-с-пальчика, которую бабушка читала ему из толстой затрепанной книжки, Павловский, ожидавший жену на кухне за чашкой крепкого чая, сказал, едва она показалась на пороге:

— Хлебнем мы с ним. Ой же и хлебнем. Но ничего. Только бы Бог дал здоровья, а там справимся. Он у тебя больше ничего не спрашивал про мать?

— Нет. Но он тебе не поверил. Вот увидишь, будет расспрашивать отца, а Димка наверняка выложит все, как есть.

— Да я его, подлеца, в бараний рог скручу.

Павловский сердито сверкнул глазами.

— Не скрутишь. Знаешь, что он сказал мне вчера, когда я привезла ему продукты? — Татьяна Алексеевна растерянно смотрела на мужа, как бы прикидывая, стоит ему говорить или нет.

— Как всегда, какую-нибудь побасенку в солдафонско-мидовском стиле.

— Да нет. Он сказал, что нисколько не осуждает Машу и сам бы с превеликим удовольствием сделал ноги из этой страны дураков. Просто ему это как-то не пришло в голову.

— Небось снова был пьяный.

— Представь себе, нет. Он потрясен до глубины души. Я, честно говоря, тоже. Не ожидала от нее такого. Вот уж не ожидала.

— А я все время жил как на вулкане с тех пор, как они с Димкой поженились. Чужая кровь. С обеих сторон чужая. Здешние дед с бабкой были из интеллигентского гнилья, ну а по линии отца вообще сплошная контра. Слава Богу, что я уже на пенсии, иначе бы сорвали погоны. Да, я вчера разговаривал с Даниловым и сказал ему как бы между прочим, что отказываюсь от этой продажной твари и…

— Васенька, неужели ты так и сказал?

Татьяна Алексеевна всплеснула руками и всхлипнула.

— И Дима давно собирался с ней развестись, но жалел сына, — продолжал Павловский, не обращая ни малейшего внимания на реплику жены. — Ведь у них на самом деле последнее время были очень напряженные отношения.

— Да, Димочка так лил, — невольно вырвалось у Татьяны Алексеевны.

— Да, пил. С горя пил. Ведь она другой раз по нескольку месяцев его к себе не подпускала. И спали они, стыдно сказать, в разных комнатах. — Павловский распалялся все больше и больше. — Подрастет Иван, и я скажу ему всю правду. Сам поймет и сделает правильные выводы. Нутро у парня здоровое, нашенское — это видно по всему. А сейчас пускай себе спит спокойно: негоже забивать детскую головку взрослыми проблемами. Вот увидишь, он очень скоро забудет про нее. И правильно сделает.