Глава 13

На двери висела табличка «Закрыто на спецобслуживание». «Быстро они все устроили, – удивился Андрей. – Сава позвонил всего два часа назад, а они уже успели избавиться от всех посетителей. А может, и не было никого? Кому нужен этот старый ресторан, когда полно новых – более модных и престижных».

Андрею не хотелось думать о том, что и артисты там другие – те, которые интересны публике сегодня, а не пятнадцать лет назад. Признать это – значило признать, что и он, Андрей Железнов, тоже безнадежно устарел, или, как нынче говорят, перестал быть трендом сезона. И даже прошедший с аншлагом юбилейный вечер совсем не подтверждение того, что он по-прежнему интересен публике. Ведь этот публичный успех, горы цветов и нескончаемые слова восхищения были не более чем отлично спланированной пиар-акцией, которую мастерски, как всегда, организовала Настя. «Странно, – подумал Андрей. – Почему я не чувствую никакой к ней благодарности, а только лишь глухое раздражение? Наверное, потому, что сейчас она начнет меня искать, звонить, требовать, чтобы я срочно ехал в шикарный ресторан, в котором она с таким трудом организовала автопати». Не поеду! Будь что будет!» И он отключил телефон. Чтобы никто не мог его найти. Хотя бы несколько часов ему хотелось побыть одному.

Андрей нажал кнопку дверного звонка. Тут же мелодично зазвенели колокольчики, «напевая» мотив старого танго «Черные глаза». Железнов поморщился – ему это показалось пошлостью.

– Извините, мы с двадцати трех ноль-ноль закрыты на спецобслуживание, – услышал он низкий мужской голос.

– Вот я и пришел.

Дверь распахнулась, на пороге стоял охранник, высокий крепкий мужчина, наверное, бывший спортсмен. Например, боксер.

Андрей чуть не расхохотался. Одеты они были совершенно одинаково и выглядели как зеркальное отражение друг друга – черный смокинг, белая сорочка. Отличить их можно было только по цвету бабочки. Андрей предпочел черную. Охранник – темно-синюю. «Господи, кто ж его так вырядил и зачем?» – подумал Андрей и пожалел, что оставил пальто в машине. Сейчас бы набросил его на плечи и хотя бы немного замаскировался. Рядом с облаченным в смокинг «боксером» он почувствовал себя ряженым.

– Входите, пожалуйста, – предложил охранник. – А гости ваши позже подъедут?

– Может быть, – отрывисто произнес Андрей. – Может быть.

Он не стал говорить, что все его гости собрались совсем в другом месте. И наверняка уже начали отмечать так удачно прошедший юбилейный концерт известного композитора Андрея Железнова, даже не дождавшись приезда виновника торжества. Но он знал, что почти никто не заметит его отсутствия, кроме Насти и фотокорреспондентов, которые будут возмущены тем, что не удалось сделать для светской хроники несколько фотографий на тему «Андрей Железнов встречает гостей». «Впрочем, – подумал, Андрей, – наверное, даже это никого не смутит – редакторы возьмут для фотоотчета кадр, на котором изображен Железнов, сидящий за роялем и со слегка отрешенным лицом аккомпанирующий певице, исполняющей новый хит – танго «Янтарные глаза».

Андрей поморщился. В этом тоже было что-то пошлое. «Интересно, Мишель видела концерт? – подумал он. – Что она сказала? Наверное, решила – вот гад, украл мою песню. Нехорошо, надо было все-таки объявить автора слов. Нехорошо. Надо бы как-то это исправить».

Как именно он будет «исправлять», Андрей пока не знал. Не хотел об этом думать. Зачем? Какая разница, что, в конце концов, Мишель о нем подумает? Да, он вор. Но и она ничем не лучше. Все женщины – одинаковые. Как только что-то идет не так, как было задумано, они тут же исчезают.

Андрей никогда не считал себя женоненавистником, потому что имел всегда слишком большой успех у женщин. Он мог их недооценивать, мог легко забывать, но никогда не презирал. Как можно ненавидеть воздух, которым ты дышишь? Но сейчас он почувствовал, как какое-то тяжелое чувство шевельнулось у него в душе. Или, может быть, это заныло сердце? Как тогда, много лет назад? «Не надо было мне приходить в этот ресторан, – со злостью подумал Андрей. – Еще подохну тут от разрыва сердца. В моем возрасте слишком опасно возвращаться в свое прошлое. Да и что я могу здесь найти?»

– Боже! Кого я вижу! Сам великий композитор господин Железнов к нам пожаловал!

Навстречу по красной ковровой дорожке шла пышная женщина лет сорока в слишком коротком, не по возрасту, золотом платье. В ней все было «слишком» – ярко прорисованные глаза, чересчур высоко взбитые платинового оттенка волоса, огромные серьги в ушах. Из нее как будто во все стороны сыпались искры, и казалось, что помещение ресторана благодаря ей вот-вот вспыхнет и сгорит. «Хорошо бы! – подумал Андрей. – Тогда бы даже следа никакого не осталось от прошлого».

– Элла, – улыбнулся он, – какая ты стала красавица!

Они сидели за столом и переживали ту неловкость первых минут, которая, как правило, возникает между людьми, много лет не видевшими друг друга. Когда с особым пристрастием ищут отметины, которые оставило время. Приглядываясь к Элле, Андрей не мог не признать, что выглядит она даже лучше, чем тогда, пятнадцать лет назад. Да, она, как и прежде, вся сияла и переливалась, но это был блеск хорошо отполированного золота. Элла наконец-то стала той, которой всегда мечтала быть, – роскошной женщиной. «Это ее ресторан, – почти сразу догадался Андрей. – Или, скорее всего, ее мужа. Наверное, какой-то бандит «из бывших».

– Дорого купили? – поинтересовался он.

– Что? – не поняла Элла и сделала знак официанту. – Ты что предпочитаешь? Виски, коньяк?

– Давай шампанского выпьем за встречу, – предложил Андрей, снял бабочку и расстегнул пуговицы на воротнике.

– Можно и шампанского, – согласилась Элла и приказала официанту принести его непременно в серебряном ведерке, а бокалы – тонкие, высокие.

– Знаешь, я терпеть не могу такие широкие бокалы, как креманки, – пояснила она. – А мои все время путаются, какие подавать.

– Да ладно, – махнул рукой Андрей. – Элка, какая, в конце концов, разница?

– Как это какая? – мотнула Элла головой так, что даже ее длинные золотые серьги с подвесками возмущенно зазвенели. – А для чего тогда, спрашивается, мы столько лет землю грызли, карабкались как сумасшедшие? Ты вот композитор. Тоже, наверное, не хочешь на плохом рояле играть – подавай тебе самый лучший. Правильно?

– Правильно.

– И я хочу, чтобы в моем ресторане, да и вообще в жизни мне подавали все самое лучшее. Скажешь, что я не права?

– Права, права, – засмеялся Андрей. – Только ты, Элла, и так всегда брала все самое лучшее. Разве нет?

– Часто, но не всегда, – подмигнула ему Элла. – Вот ты, например, тогда так мне и не достался.

– Это свидетельствует лишь об этом – на самом деле я не был самым лучшим, – чуть картинно закатил глаза Андрей и поднял бокал, услужливо наполненный до краев молчаливым официантом.

– Ну что, за встречу, Элла?

– За встречу, Андрей.

Они выпили. Помолчали. Андрею шампанское не понравилось – может быть, было слишком холодным и кислым, а может быть, он слишком давно его не пил. Отвык от вкуса. Он даже пожалел, что выбрал его. Надо было виски попросить. Или водки.

– Ты что будешь заказывать – мясо, рыбу? – спросила Элла. – Только не говори что-нибудь легкое. Терпеть не могу, когда люди так говорят. Хочешь легкое – сиди дома и жуй капустные листья. И нечего в мой ресторан ходить.

– Строга ты, – засмеялся Андрей. – Строга! С тобой мужу, наверное, нелегко. Это он тебе ресторан подарил?

– Андрюша, – чуть снисходительно произнесла Элла, – спустись с неба на землю! Кто и что кому дарит? Этот ресторан я сама себе подарила. Его через полгода после того, как ты уволился, решили продать. Вот я и купила.

– О! Да ты, оказывается, и тогда была богатой невестой, – удивился Андрей. – Надо же! Никто и не подозревал. Хотя, если вспомнить, у тебя тогда и машина, и даже собака была.

– Почему была? Машина у меня и сейчас есть, правда, другая. А вот собака все та же. Сколько мы с ним пережили! Страшно вспомнить! Старенький уже мой Ричик, но ничего, еще, слава богу, на своих ногах.

Она сказала о собаке так, как говорят о человеке. «У нее, действительно, не было за эти годы никого ближе и роднее Рича, – догадался Андрей. – Наверное, и детей нет».

Элла решительно достала бутылку из серебряного ведра и снова наполнила бокалы.

– Знаешь, Андрюха, у моряков второй тост всегда за тех, кого уже нет на этой земле. Давай и мы, что ли, выпьем за наших товарищей.

– Не надо, Элла, не называй, – попросил он и сам не понял, чего вдруг испугался.

– А почему? – не поняла Элла. – Я, например, признаю, что очень многим ей обязана. Даже не многим, а почти всем. Во-первых, она мне оставила…

– Я помню, шубу, – перебил ее Андрей.

– И не только. Знаешь, я всегда боялась хоть кому-нибудь про это рассказать. Думала, вот пройдет много лет, я встречу тебя и все расскажу. Потому что ты поймешь, мне даже кажется, что ты меня не осудишь. А с другой стороны, у нее ведь никого не было, кроме тебя. Но ты же был как песок. Все время высыпался из пальцев. Разве что надо было сжать тебя в кулаке. Но она так не могла. Боялась.

– Чего? – опешил Андрей.

Он никогда не замечал, что Ляля его боится. Наоборот, он сам начал опасаться ее, когда почувствовал, что еще немного, и он не сможет без нее дышать.

– Она говорила, что иногда ей кажется, что ты ее не любишь. Играешь просто, как с огнем. А Лялька ведь была очень чуткая. Но она все равно тогда решила от Князя уйти. Говорила, что после тебя ее от него тошнит. Она потому и все драгоценности, которые Князь ей подарил, у меня спрятала. Говорила, мол, нехорошо, конечно. Но хотя бы на первое время хватит, чтобы продержаться. И шубу у меня оставила. Но про это ты и раньше знал.

– А про что я не знал?

– Я все продала после ее смерти – и шубу, и драгоценности. Ой, а с шубой вообще так удачно получилось. Одна моя подружка, то есть коллега, замуж собралась за американца. И так ей хотелось появиться перед новой родней в шикарной шубе, мол, мы в России тоже не лаптем щи хлебаем, что она готова была любые деньги отдать! Ну, чтобы произвести фурор в Америке.

– Произвела?

– Да не очень. Мама жениха в первый же день на подкладке обнаружила монограмму Helen и устроила скандал – сын женился на воровке. Подружку-то Клавдией звали. Я помню, мы с девчонками очень долго смеялись, когда всю эту историю узнали. Но Клавка сама виновата – надо было монограмму спороть. А то она от радости, что за американца вышла, совсем ослепла. В общем, наскребла я денег и купила ресторан. Очень выгодно получилось тогда по цене – я и сама не ожидала.

– Подожди, подожди, – Андрей вдруг ощутил напряжение в сердце, которое потихоньку – капля за каплей – стало наполняться водой. – А ты не боялась, что Князь догадается, откуда деньги…

Он смутился, не зная, какое слово подобрать, чтобы не обидеть Эллу.

– Стриптизерши? – пришла она ему на помощь легко и привычно, все-таки она много лет отдала профессии, высшее мастерство в которой оценивается исключительно по умению не только угадывать желания мужчины, но и помогать ему в случае малейшего затруднения.

А сейчас Андрей испытывал не просто затруднения. Он почти тонул. Причем безнадежно. Потому что прошлое катило на него свои волны, а он не только не хотел бежать от него, но, наоборот, с готовностью погружался в пучину, даже не зная, на какой берег его выбросит.

– Андрюша, я боялась. Очень, – прошептала Элла, наклонившись к нему через стол. – Мне эти сорок дней вечностью показались. Как сорок лет. Хотя, если честно, мои сорок лет очень быстро пролетели – как будто кто-то доставил их на ковре-самолете. А вот те дни – это был ад. Я думала, поседею от страха.

– А потом?

– Потом его убили.

– Кто? – Голос снова стал выходить из-под контроля. Поэтому произнести Андрей смог одно-единственное слово.

– Да откуда ж я знаю кто! – воскликнула Элла, взяла бокал и выпила до дна. – Он на сорок дней пришел к Ляльке на могилу, только цветы положил, тут же и грохнуло. Там вместе с ним человек пять полегло. Только двое спаслись. Знаешь кто? Ты и я. Князь ведь после Лялькиной смерти от девчонок не вылезал – говорят, правда, ничего не мог, какой уж тут секс. Он только рыдал и грозил, что нам с тобой не жить. Вот сорок дней пройдет, и он с нами разберется.

– Ты знала? – прошептал Андрей.

– Конечно, девчонки мне сразу позвонили и рассказали. Мы с Ричиком тогда сидели тише воды, ниже травы. А драгоценности я перепрятала – они бы Князу все равно не достались. Но видишь, как вышло. В тот день, когда его убили, я как будто заново родилась. И с тех пор ничего не боюсь – только вот когда собака моя болеет, трясусь как осиновый лист.

Андрей вдруг почувствовал, что его тоже стало трясти.

От того, что все, оказывается, было зря. Вернее, ничего давно уже не было. Ничего! И никого! Ни Князя, ни смертельной опасности. Много лет был только страх, что кто-то идет за ним по пятам и вот-вот раздастся выстрел в спину. Оказывается, за спиной давно уже никого не было. Только тени из прошлого, которые лишили его самого важного – желания жить, любить и писать песни. А может быть, он сам себя этого лишил, когда решил откупиться? Зачем он жил в страхе столько лет? Ему стало стыдно за себя, за то, что, узнав всего лишь год назад про то, что Князь умер, он почувствовал себя победителем и вопреки всем приметам решил купить его дом. Кому и что он хотел доказать? Князю? Тому, оказывается, давно уже было все равно. Но даже мертвый, он все равно победил, потому что украл у Андрея почти пятнадцать лет жизни.