Борис попытался что-то сказать, но Светлана Петровна перебила его, не дав вымолвить ни слова:

– Да, да, Мишель, извини, не надо было начинать этот разговор. Но я думала, что так будет по-человечески. Аркадий был не таким уж плохим человеком…

Мишель, не дослушав, встала из-за стола, уверенным жестом взяла сумку, поцеловала мать в щеку и вышла из кафе. Все это она проделала, медленно считая про себя до десяти. Чтобы не разрыдаться.

Она села на лавочку в парке, надела темные очки и дала волю слезам, надеясь, что вместе с ними утечет вся боль и жалость, которой, оказывается, внутри накопилось целое море. Сначала ей было жаль себя, потом мать, потом отца, потом неведомого Аркадия. Мишель так расчувствовалась, что испытала сострадание даже к Борису, хотя он и выглядел со своим платочком на шее и набриолиненной головой как престарелый гей. Но если быть справедливой, то это был добрый человек, который помог ее матери снова поверить в себя и начать петь. Мишель, утирая слезы, открыла сумку и достала диск. Мать на фотографии выглядела удивительно молодой и счастливой – на вид лет тридцать, не больше. «Господи, как раньше люди жили без фотошопа? – подумала Мишель. – А сейчас каждый может нарисовать на своем лице что угодно и стереть что угодно, в том числе прожитые годы».

Когда зазвонил телефон, Мишель растерялась. На дисплее высветилось: «Кирилл».

«Да пошел ты вместе со своим Бали! – вдруг снова пришла в ярость Мишель. Но это уже была более слабая вспышка, почти не опасная. – Я больше не буду ничего планировать. Пропади все пропадом! Соглашусь на первый же заказ, какой бы он ни был! Даже если надо будет ехать на Северный полюс декорировать юрту для оленеводов. Соглашусь, и точка!»

Но оленеводы не звонили. А спустя полчаса, когда Мишель, уже опаздывая, мчалась на встречу с клиентом, позвонил известный продюсер и автор популярных шлягеров Андрей Железнов и спросил, не может ли она срочно заняться переделкой его домишка.

«Домишко» оказался пятисотметровым особняком на берегу Балтийского моря.

Мишель перемешала письма, как будто желая сначала уничтожить хронологическую последовательность, а затем начала медленно рвать – одно за другим. При каждом звуке разрываемой бумаги сердце ее слегка вздрагивало, но это было совсем не страшно. Мишель даже удивилась – оказывается, уничтожать всегда намного легче, чем кажется. Но когда она порвала все письма и бросила то, что от них осталось, в сумку, то удивилась, что обрывки даже не закрыли дно. Оказывается, десять лет – это ничто, миг, особенно если записывать только самое главное из того, что происходило в твоей жизни. Мишель почему-то вдруг стало жаль своих писем, которые так никто и не прочитал. Она с тревогой посмотрела на море. Ветер усиливался, и картина постепенно менялась. Вода стала похожа на темно-зеленый холодный мрамор с прожилками белых волн. Небо превратилось в стеклянный купол светло-голубого цвета – казалось, брось в него камешек, и оно треснет. А вот песок сиял так, будто кто-то рассыпал на нем бриллиантовую крошку. «Что ж, – подумала Мишель, – Никогда не надо принимать единственное решение, даже если сейчас оно кажется тебе самым верным. И если уж цвет моря меняется так легко и так кардинально, то почему не может измениться буквально в одно мгновение вся моя жизнь? Только не надо торопиться, не надо принимать окончательных решений».

Мишель поднялась, отряхнула песок с брюк и быстро пошла к машине. Она ужасно боялась опоздать, хотя до назначенной встречи было еще больше часа. Но она хотела, нарушив все правила бизнес-этикета, приехать раньше и подождать. Потому что только так она могла сохранить нахлынывшую на нее, словно после бокала шампанского, смелость, которая обнажила главное ее желание – увидеть его, а там – будь что будет. Мишель мечтала хотя бы просто взглянуть в его смеющиеся карие глаза и прочитать в них, что он тоже ждал этой встречи и ужасно рад снова услышать фразу, с которой всегда начиналось ее общение с клиентами: «Скажите, какое настроение вы хотели бы создать в своем доме?» Обычно люди отвечали одинаково. Все хотели как можно больше воздуха и света, чтобы хотя бы с помощью декора создать иллюзию счастья, хотя потом, вопреки своим словам, загромождали дом кучей абсолютно ненужных вещей. Только один человек ответил честно и коротко: «Чтобы хотелось любить». Когда известный композитор и продюсер Андрей Железнов сказал это на их встрече в Москве, то она мысленно продолжила за него: «И снова писать музыку». Он, как будто подслушав ее мысли, удивленно кивнул и попросил ее не задерживаться, а срочно отправляться на побережье Балтийского моря и начать кардинально переделывать интерьер в доме, который он недавно приобрел.

Московские друзья и знакомые Андрея считали, что покупка этого дома – не самая выгодная инвестиция. Цена – высокая. Море – холодное. Да и сезон длится не более трех месяцев в году. Но Железнов купил огромный дом ради совсем другой цели. Он очень хотел, чтобы в его жизнь вернулась музыка. Правда, он забыл, что когда-то ее присутствие в его жизни не стоило ему ничего. Музыка и была его жизнью. А потом ее место прочно и незаметно занял бизнес.

…А друзьям причину покупки он объяснил просто, мол, родные места, воспоминания детства. Да и дом особенный – единственный в своем роде на всем побережье. Почему? Андрей и сам не знал. Были строения и помасштабнее, и, откровенно говоря, гораздо гармоничнее с точки зрения архитектуры. Но Андрея тянуло именно в этот «серый дом». С того самого момента, когда он впервые увидел его на фотографиях, присланных из агентства по продаже элитной недвижимости.

Кстати, та встреча Мишель и Андрея Железнова в Москве накануне отъезда в Прибалтику не была первой. Они пару раз мельком видели друг друг лет пять назад. Тогда Кирилл Высоковский оформлял новую большую квартиру семейной четы Насти и Андрея Железновых. Преуспевающий продюсер и композитор не ошибся, наняв самого модного дизайнера и архитектора Москвы. Квартира получилась такой, какой она и должна была быть – с колоннами, тяжелой темно-коричневой мебелью, картинами на стенах и натертым до блеска паркетом из нескольких сортов драгоценной древесины. Настя пришла в восторг. Андрею было все равно, он только попросил заменить белый рояль на обычный черный. А еще он запомнил имя девушки с очень темными волосами, которая иногда появлялась в квартире. Она врывалась, нагруженная образцами ткани, какими-то коробками, каталогами мебели. Потом быстро, громко стуча каблуками ярко-алых туфель, обходила всю квартиру, попутно делая замечания рабочим. Иногда даже пыталась кричать, если прораб не понимал ее с первого раза. Но, судя по всему, никто ее не боялся. Андрея Железнова девушка почему-то ужасно веселила – такая она была важная, целеустремленная и беззащитная. Он даже назвал ее про себя Красной Шапочкой, хотя никакой красной шапочки она не носила. Но пару раз Железнов видел ее в чем-то отчаянно огненном – сначала это были туфли, а как-то весной она заявилась в плаще из красной лаковой кожи. После ее ухода рабочие долго и подробно шутили, что, как было бы здорово, если бы под плащом у нее оказались только чулки, пояс и бюстгальтер. Когда Андрей спросил у Насти, что это за девушка, то жена, равнодушно пожав плечами, ответила, что она точно не знает – то ли помощница, то ли любовница Кирилла Высоковского. И посоветовала ему не забивать голову всякой ерундой.

«Всякой ерундой» Настя Железнова предпочитала забивать свою голову. Договоры с артистами, организация творческих вечеров, ремонт новой квартиры, поездки на отдых. У нее всегда хватало сил на то, чтобы оградить мужа от второстепенных, сиюминутных дел. Ведь у него было другое предназначение – музыка и все, что с ней связано. Когда Андрей Железнов появлялся на сцене в идеально подогнанном по фигуре смокинге, смущенно кланялся собравшейся публике абсолютно седой головой, а затем садился за рояль под шквал аплодисментов, то Настя Железнова переживала лучшие минуты своей жизни. Она гордилась тем, что ее муж так красив и привлекателен, что он имеет такой успех, что жизнь их с каждым годом становится все благополучнее. В такие минуты Настя гордилась и собой тоже – ведь именно она в свое время правильно расставила все фигуры на шахматной доске.

Но, спустя двенадцать лет их совместной жизни, случилось то, чего никто не мог предвидеть. Андрей перестал сочинять песни – за последние три года он не написал ни одной строчки текста, ни одной новой мелодии. Сначала Настя думала, что это временная усталость, может быть, даже легкая депрессия. У кого не бывает? Но время шло, а ничего не менялось. То есть декорации их жизни остались прежними – песни Железнова еще звучали, творческие встречи проходили с прежним успехом. Но это была всего лишь видимость прежней жизни. Поэтому, когда Андрей сказал ей, что хочет купить дом на берегу Балтийского моря, Настя поддержала его идею с искренним энтузиазмом. Ей было все равно, что покупать, главное, чтобы ее муж стал прежним. Чтобы он снова начал будить ее по ночам словами: «Настька, смотри, какую я песенку накропал». А потом тихо пел – только ей одной. Ей, по крайней мере, казалось, что она для него – одна-единственная. А о других женщинах в его жизни она думать не хотела. Зачем? Все равно они приходят и уходят. А он остается с ней – талантливый, успешный и знаменитый. Насте так хотелось вернуть прежнего Железнова, что она так же покорно кивнула, когда он сказал ей, что пригласил помочь сделать небольшой ремонт в доме ту смешную девушку в красном плаще. К сожалению, Настя Железнова не знала, что про себя муж зовет девушку Красной Шапочкой. А впрочем, если бы она даже знала об этом, то не придала бы никакого значения. Сейчас для Насти главным было спасти мужа. И не важно, какой ценой. Ведь когда пятнадцать лет назад Настя впервые спасала Андрея Железнова, никому не известного ресторанного певца, она тоже не думала о цене. Она просто любила его с того самого момента, когда впервые заглянула в его до краев налитые болью темно-карие глаза и спросила:

– Это ваши песни? С этим надо что-то делать!

Глава 3 История успеха Андрея Железнова

«Мы хотим поздравить нашего друга по бизнесу…», «Песня для моей любимой жены Томочки…» Или Валечки, или Светочки… Господи, сколько раз он слышал эти слова, сидя за белым роялем в прокуренном зале ресторана «Танго»! Сколько раз, принимая из рук разгоряченного гостя смятую купюру, бархатно произносил в микрофон: «Эта песня звучит для лучшего друга…» Откидывал челку со лба, начинал петь: «Ах, эти черные глаза, меня сгубили…» и точно знал, что в зале ресторана есть один-единственный мужчина, на которого с восторгом и желанием смотрят все женщины – это он, Андрей Железнов, ресторанный певец и пока никому не известный поэт и композитор. Но даже кожей чувствуя восторг публики, особенно ее дамской половины, Андрей все никак не мог решиться на то, чтобы исполнить песни собственного сочинения – лирические и даже немного сентиментальные любовные баллады. Впрочем, раскрасневшимся от духоты, алкоголя и слишком громкой музыки женщинам было безразлично, что именно он поет – современные ритмичные песни или старомодные, в ритме танго. Им нравился он сам – красивый мужчина с блестящими карими глазами и, несмотря на молодость, абсолютно седой. Такое редкое сочетание еще больше возбуждало их, поэтому они восторженно аплодировали после каждой песни, хотя голос, надо признать, у певца был заурядный. Андрей и сам отлично знал цену своему вокалу. Но исполнителям платили больше.

Особенно публике нравилось, когда Железнов спускался с крошечной ресторанной сцены и начинал разгуливать между столиками. Правда, такие «заплывы в публику» он совершал редко – лишь когда выпивал перед выступлением чуть больше обычного. В такие минуты внутри у него как будто щелками замки, и ему неожиданно начинали нравиться все эти люди – по большей части мужчины в пиджаках с блестящими золотыми пуговицами, в которых выпукло и немного карикатурно отражались их красноватые лица победителей. Нравились их женщины, несмотря на то что были слишком ярко одеты, вульгарно накрашены и чрезмерно пьяны. В такие минуты Андрею начинало казаться, что все они находятся на одной большой сцене, только каждый играет свою роль. Мужчины с красными лицами мастерски исполняют роль крутых парней, которые вовремя сумели сообразить, как сделать деньги из воздуха. Их женщины талантливо играют роль захватчиц, которые успели первыми «взять в плен» победителей переходного периода.

В разговорах мужчины, обсуждая свои достижения, слишком часто употребляли слово «крутиться». Но Железнов, хоть тресни, не мог понять, как эти сытые и самодовольные люди могут совершить хоть какое-то, требующее больших физических усилий, действие. А вот сам он, выходя в зал, должен был крутиться, как уж на сковородке. Женщины, убаюканные его не сильным, но проникновенным голосом, тут же покидали своих дорогих спутников, желая хотя бы на миг прилипнуть к симпатичному солисту. И уж тут Андрей Железнов должен был «крутиться» изо всех сил. То есть делать правильное лицо: в меру – заинтересованное, в меру – равнодушное. Впрочем, как раз это играть было несложно. Потому что подобного типа женщины ему никогда не нравились. Они с музыкантами между собой называли их, независимо от возраста дам, коротко – тетки.