Из экономии, а также чтобы подышать свежим воздухом, показать себя и поглазеть на толпу, Хлоя всегда ходила на работу пешком. Очень скоро они с Нелл стали частью потока людей, направлявшихся в промышленные районы города.

Разумеется, прежде всего Нелл интересовала молодежь, хотя она не могла не заметить множество пожилых, изможденных женщин, по-видимому, идущих туда же, куда и они с Хлоей.

Кое-кто из молодых людей пытался заговорить с наиболее симпатичными девушками, но к чести Хлои, она не отвечала на эти заигрывания.

Она не жаловала фабричных рабочих, считая их пустомелями. Насколько поняла Нелл, подруга благоволила к военным, хотя Хлоя сразу предупредила, что и тут надо держать ухо востро:

— Многие из них перед отправкой на фронт готовы надавать таких обещаний, что у девушки определенно закружится голова! Впрочем, тебе нечего беспокоиться: я всех здесь знаю и всегда подскажу, с кем не стоит связываться.

Нелл в который раз возблагодарила Небеса за то, что они послали ей такую смышленую подругу (которая была вовсе не против покрасоваться перед менее опытной товаркой).

Хотя сейчас Нелл куда больше волновали не отношения с мужчинами, а предстоящее собеседование. А если она допустит какой-то промах? А вдруг ее сочтут деревенщиной, непригодной для такой работы?!

Заметив, что у подруги в буквальном смысле слова трясутся поджилки, и желая рассеять ее сомнения, Хлоя небрежно произнесла:

— Не робей! Тебе не станут задавать сложных вопросов; в лучшем случае поинтересуются, откуда ты и кто твои родители. Упаковщица для них все равно что машина, никого не волнуют ее ум и чувства.

Фабрика представляла собой огромное здание с множеством переходов, окон, ворот и дверей.

Показав, где находится контора, Хлоя поспешила на свое рабочее место; девушки договорились встретиться в шесть вечера возле главных ворот фабрики.

К неожиданности и растерянности Нелл, она оказалась не единственной, кто желал поступить на работу: в коридоре столпилось около двадцати девушек и женщин. Заметив прямые бесцеремонные взгляды, Нелл попыталась напустить на себя безразличный вид, хотя при этом ее щеки пылали так, что краска даже скрыла веснушки.

Вопреки обнадеживающим словам Хлои, в душе Нелл медленно, но неуклонно росла паника. Наверняка все догадываются, что она — чистый лист, на котором можно начать писать что угодно.

Собственно, так оно и было. Предостережения и увещевания, какими мать осыпала Нелл перед отъездом, благополучно выветрились из ее души. И дело было не только в том, что, как говорила Хлоя, местные девушки находились под опекой родителей, а приезжим удалось от нее ускользнуть. Просто ни мать, ни даже священник не могли толком объяснить, с чем связаны те или иные запреты.

Почему девушке нельзя жить в городе одной или даже с подругой и работать на фабрике? Отчего она не должна учиться танцевать и что плохого в том, чтобы принимать ухаживания молодых людей?

Нелл чувствовала себя неспособной самостоятельно мыслить и принимать решения. В семнадцать лет она все еще была куском воска, глиной в руках если не Создателя, то судьбы.

Она совсем не знала себя и только чувствовала, что ей не нравится прежняя жизнь. Ее душу переполняли желания, однако Нелл не могла сказать, чего она больше хочет: хорошего заработка, уважения окружающих, верной дружбы или… любви?

Она едва не пропустила свою очередь; благо одна из девушек подтолкнула ее в спину.

Чувствуя слабость в коленях и звон в ушах, Нелл робко вошла в помещение. Ее подозвали к столу и задали несколько вопросов. Если бы ей предложили проявить какие-то способности, она бы не справилась. К счастью, как предрекала Хлоя, у нее лишь захотели узнать, сколько ей лет, где она живет (Нелл назвала адрес пансиона) и работала ли она где-нибудь прежде.

Потом ей сообщили, что она принята, и велели подождать в коридоре, а через четверть часа Нелл уже шла вместе с другими девушками за строгой женщиной средних лет, которая должна была объяснить новеньким их обязанности.

Нелл было очень интересно посмотреть на фабрику, что называется, изнутри. Девушкам пришлось идти гуськом по узкому проходу мимо стальных поддонов с бисквитами, пробираться сквозь нагромождения тележек, корзин, деревянных ящиков и картонных коробок. Нелл оглушил шум погрузочных машин, грохот ленточного конвейера и вращающихся печей. Здесь никто ни на кого не смотрел и ни с кем не разговаривал, все были поглощены работой.

Новеньким было сказано, что они должны выполнять все указания мастера. Каждой был выделен шкафчик, где они могли оставить свои вещи.

Нелл пришлось на время забыть свою мечту о печеньях в красивых жестянках, расписанных сценами из райских снов. Ей, как и большинству новеньких, поручили укладывать галеты в большие картонные коробки, предназначавшиеся для отправки в Европу, на фронта Первой мировой войны.

Есть галеты запрещалось. Отвлекаться на разговоры — тоже.

Нелл взялась за работу со всем усердием. Сам по себе этот труд не требовал никаких умственных усилий, но работа была организована так, что девушкам приходилось соблюдать определенную скорость. Впервые очутившись в подобной обстановке, почти все новички терялись, но Нелл твердо решила, что ничто не сможет выбить ее из колеи. В конце концов, волю и храбрость выковывают именно трудности: об этом она знала с детства.

К полудню она очень устала. Каждый мускул болел, сердце билось о ребра, в жарком помещении было нечем дышать, и все-таки Нелл не решалась остановиться ни на минуту. Когда ей начало чудиться, будто она окончательно потеряла связь с окружающим миром, откуда-то издалека донесся звон колокола, означавший, что наступил перерыв.

Немедленно послышались болтовня и смех. Большинство девушек и женщин направились туда, где стояли скамьи и шкафчики и можно было сесть и перекусить. Многие доставали из коробок и свертков нехитрые сэндвичи, которые запивали водой, холодным чаем или молоком.

Нелл не позаботилась об обеде, и Хлоя, как видно, тоже забыла о том, что днем подруга проголодается.

Нелл уже хотела вернуться в цех, дабы не соблазняться аппетитными запахами и видом еды, как вдруг одна из девушек сказала:

— Садись рядом со мной. Вижу, у тебя ничего нет? Не беспокойся, я тебя угощу.

Нелл села, смущенная ее бесцеремонностью и одновременно исполненная благодарности за заботу.

— Как тебя зовут? — спросила девушка, подавая ей половину своего бутерброда.

— Нелл. Большое спасибо!

— А меня Сиена. Не стоит благодарности. Когда-то я тоже была новенькой и точно так же едва не осталась без обеда, а все потому, что у меня не было денег.

Нелл с жадностью принялась за еду, думая о том, какое красивое имя носит эта отзывчивая девушка.

Тогда Нелл еще не знала, что оно ненастоящее, фальшивое, так же, как и все, что рассказала о себе ее новая знакомая в ближайшие четверть часа. У большинства фабричных работниц была своя выдуманная история. Это служило оправданием того, почему они очутились именно здесь, не добившись от жизни ничего лучшего.

Нелл хотелось побольше узнать о фабрике, и в конце перерыва она спросила:

— А здешний хозяин — добрый?

— Не знаю, — усмехнувшись, сказала Сиена. — Добрый он или злой, нам от этого ни холодно ни жарко! За те три года, что я работаю на фабрике, я видела его от силы два раза.

— Тебе нравится Галифакс?

— Да, только он очень маленький. Скажем, если попадаешь в переделку, все сразу узнают об этом.

Не понимая, что имеет в виду ее новая знакомая, Нелл только пожала плечами.

— Я остановилась у подруги, — сказала она после. — Мы из одного поселка. Ее зовут Хлоя Чапман. Ты с ней знакома?

— Нет.

— Хлоя часто бывает на танцах, которые устраивают в гавани, — рискнула сказать Нелл.

Сиена не удивилась.

— Туда ходит почти вся фабрика!

— И ты тоже?

— Да, — ответила Сиена, — и я тоже.

После перерыва они встали рядом и время от времени перекидывались словом.

Они волокли по проходу очередную коробку, когда внезапно очутившийся рядом мастер прошипел:

— Отойдите в сторону! Сюда идет хозяин!

Сиена выпрямилась и как ни в чем не бывало вытерла рукавом потный лоб.

— Смотри, — спокойно сказала она Нелл, — тебе повезло. Сейчас ты увидишь господа бога.

Мимо сложенных штабелями колобок шла группа мужчин. Было трудно догадаться, кто из них Грегори Макдафф; все они выглядели представительными, властными и серьезными. Внезапно возникшее видение показалось Нелл возвышенным, почти священным. И хотя никто из мужчин не обратил на нее ни малейшего внимания, ее сердце громко забилось.

— Рядом с хозяином, наверное, был его сын? Говорят, он совсем недавно вернулся в Галифакс, — сказала одна из девушек, а другая добавила:

— Какой красивый!

— А я его не разглядела, — расстроенно произнесла Нелл, что вызвало у Сиены горький и едкий смех.

— Разве это важно? В любом случае он женится на наследнице большого состояния, а не на такой, как ты!

Нелл не обиделась. Ведь Сиена была права. Девушка хорошо помнила слова матери: «Не мечтай о многом, иначе ничего не получишь».

После работы она, как и было условлено, подождала Хлою возле главных ворот.

Та сразу поинтересовалась:

— И сколько ты будешь получать?

— Кажется, пять долларов в неделю.

— Отлично! И это только начало.

— Сегодня я видела хозяина и его сына, только как следует не разглядела ни того, ни другого, — поделилась Нелл новостью и спросила: — Ты знаешь, как его зовут?

— Хозяина? Грегори Макдафф. Его имя есть на вывеске.

— А сына?

— Понятия не имею. Эти люди далеки от нас, как Луна от Земли.

Как и утром, они шли вдоль причалов, дерзко врывавшихся в бесконечность моря, и Нелл вдыхала резкие, тревожные запахи, запахи свободы и надежды. Как ни были огромны и тяжелы стоявшие на рейде корабли, они казались ей птицами, готовыми вот-вот расправить крылья и полететь.

Она наблюдала за жизнью толпы так, как смотрела бы пьесу, не имея понятия о ее содержании, не зная языка, на котором ее играют, но наслаждаясь талантом актеров.

Галифакс был тихим провинциальным городом, однако Нелл чудилось, будто он открыт всем ветрам. Она сразу поверила ему, как поверила бы безумному обещанию. Она мгновенно влюбилась в него, как влюбляются в суженого.

Когда они пришли домой, Хлоя отправилась к хозяйке, а вернувшись, сказала:

— Я объяснила твою ситуацию. Миссис Стритер согласилась временно оставить тебя в пансионе. Заработаешь деньги и снимешь комнату, а пока можешь пожить у меня.

Несказанно обрадовавшись, Нелл расцеловала подругу.

Воодушевленная своей удачей, она решила написать письмо матери. Все устроилось просто замечательно. В первый же день пребывания в Галифаксе она нашла жилье и работу. Ей будут платить пять долларов в неделю, а после возможна прибавка, так что со временем она станет помогать семье. И она не одна, с ней Хлоя Чапман, так что Клементина может быть спокойна за дочь.

Расписывая свое будущее, Нелл, однако же, подразумевала далеко не одинокую, безмятежную и упорядоченную жизнь. Она жаждала яркости и веселья, романтических приключений и новых знакомств.

Устроившись на ночлег, она обратила взор к окну. Небо сверкало звездами, а море — огнями, и Нелл чудилось, будто она плывет в серебристой черноте навстречу завтрашнему утру и своей счастливой судьбе.

Глава вторая

Хотя его глаза напоминали кусочки неба, а рисунок светлых волос был похож на волны, весело набегающие друг на друга в погожий летний день, в выражении лица Дилана Макдаффа никто бы не заметил ничего радостного.

Он стоял в кабинете своего отца и смотрел на гавань. Дилан прожил в этом городе почти всю свою жизнь, но сейчас Галифакс с его складами, доками, корабельными мастерскими казался ему чужим.

По небу плыло золотое солнце, день обещал быть теплым, почти весенним, тогда как в мозгу Дилана кипели мрачные мысли, а по спине пробегал нервный холодок. Он чувствовал то же самое, что ощущал бы человек, помимо воли забравшийся на верхушку высоченного дерева или мачты.

— С начала войны производство неуклонно расширяется, — продолжал рассказывать Грегори Макдафф, — мы постоянно нанимаем новых работников. Сейчас на фабрике трудится триста рабочих. Должен признаться, мне тяжело руководить предприятием в одиночку. Я нуждаюсь в помощнике.

«Но ведь у тебя много служащих, которые справятся с ролью твоей правой руки гораздо лучше, чем я!» — хотел сказать Дилан, но вместо этого спросил:

— Ты слышал о призыве Бордена[1]?