— Вот что мне в тебе нравится, Сал. Рядом с тобой я чувствую себя желанным.

— Ты на самом деле желанный, — сказала Салли, целуя Уэйда. — Жаль, что я не моложе и не красивее, чем есть, а то бы никогда не выпустила тебя из поля зрения.

— Ты милая женщина и не настолько уж старше меня. Нет причины, почему бы нам не быть вместе. Нам хорошо вместе, мы нравимся друг другу.

Салли улыбнулась.

— Ты такой джентльмен, — сказала она голосом, полным искреннего чувства. — Я на самом деле верю, что, попроси я тебя остаться, ты остался бы…

— Конечно, иначе бы я был дураком. Ты так много сделала для меня.

— Ты не меньше сделал для меня. Ты помог мне пережить много длинных ночей, наполненных одиночеством. И ты помог мне почувствовать себя молодой и красивой, хотя я знаю — цветок уже вянет.

— Это не так, Салли, — сказал Уэйд, смахивая слезу с ее щеки. — Ты красивая женщина, ты желанна. Ты добрая и заслуживаешь лучшего. Заслуживаешь мужчину, который бы каждую ночь был с тобой в постели.

Салли села, улыбнувшись, и натянула на себя покрывало.

— Хорошо! Если ты найдешь такого мужчину, пошли его ко мне.

Уэйд сел рядом и обнял ее:

— А разве мы не пара?

— Если бы ты был старше, а я моложе… — Салли покачала головой. — Кто знает, что бы произошло между нами.

— Если бы ты была моложе, — улыбнулся Уэйд, — то, наверное, уже убила бы меня.

— Так что же Сандрин? Ты собираешься с ней увидеться?

— Не думаю, Сал. Все было так давно. Это была мечта, что-то такое, что произошло, когда мы были детьми. Может быть, я все это себе вообразил.

— Такие чувства не придумывают, Уэйд.

— Сейчас это не имеет значения. У меня есть другое дело.

— Куда ты едешь теперь?

— На север. Буду провожать кое-кого до Орегона. Люди уже выехали. Я должен найти их и довести до места.

— Уэйд, неужели ты на самом деле собираешься вести обоз в Орегон зимой?

— Этим людям нужна моя помощь, Сал. Если я не помогу им, они погибнут.

— Ты не несешь за них ответственности. Уэйд нетерпеливо поднял руку.

— Я уже выслушал нотации от Роуз и Джима.

— Да, тебе стоит читать нотации. Ты такой же безумный, как эти люди, если полагаешь, что доберешься до Орегона зимой.

— Сал…

— Я знаю, о чем я говорю, Уэйд. Я дважды совершала туда поездки, но оба раза весной и летом. Я не представляю, как туда можно ехать зимой. Бог мой, Уэйд, ты хочешь себя убить?

Уэйд взял Салли за руку. У нее были маленькие ручки, ручки, которые много работали и которые много что умели. Он поднес их к губам и поцеловал.

— Я сделаю это, Сал, и ни ты, ни Роуз с Джимом не остановите меня.

— О, Уэйд, что же сотворила с тобой эта девушка?

— Она здесь ни при чем. Это — мое собственное решение.

— Мне кажется, единственный способ о ней забыть — немедленно ее увидеть. Ты должен это сделать.

Уэйд промолчал. Он погладил волосы Салли. Она была так добра, она была такой страстной.

Зачем ему думать о Сандрин, когда он может быть счастлив с Салли?

— Я вернусь, когда закончу это дело, — сказал Уэйд, целуя ее. — Я устал искать то, чего не существует.

— Уэйд…

— Молчи, — проговорил он, повалив ее на себя. — Займемся любовью, Сал.


Когда Уэйд проснулся, Салли уже ушла. Он перевернулся на другой бок, снова закрывая глаза. Казалось, он мог бы спать вечно. По правде, он и не хотел вести этот обоз в Орегон, но никак не мог забыть того человека, мистера Джонсона. Он предложил ему пять тысяч долларов сразу же и еще пять, когда они прибудут в Орегон. Но Уэйда заинтересовали не столько деньги, сколько выражение отчаяния на его лице. Уэйд знал это выражение: ему не раз случалось видеть его. Мистер Джонсон был запуган и не без основания. Его дочь, зять и трое внуков были в одном из фургонов, и он боялся их потерять.

Уэйд встал, оделся и ополоснул водой лицо. Взяв ремень и шляпу, спустился по лестнице к черному ходу из ресторана. Он был уверен, что Салли уже с утра на ногах. Из кухни доносились аппетитные запахи, которые так и подмывали его остаться. Уэйд начал было пробираться у нее за спиной, но Салли, улыбаясь, повернулась.

— На этот раз я услышала тебя. То ли я стала более чуткой, то ли ты теряешь форму.

Салли поставила поднос, который она держала в руках.

— Уходишь? Собираешься все же вести этот обоз?

Уэйд вертел в руках шляпу, соображая, что бы сказать.

— Сал, я…

Салли приложила палец к его губам.

— Не надо, Уэйд. Я ничего не говорила. И тебе ничего не надо говорить. Мы вместе. Я никогда не обманывала себя тем, что ты меня любишь. У нас с тобой крепкая дружба. Ты всегда можешь прийти ко мне, когда потребуется помощь.

Уэйд посмотрел на Салли. Она без сомнения была самоотверженной женщиной.

— Я загляну к тебе, когда вернусь из Орегона.

— Ты не вернешься.

— Вот увидишь, вернусь. — Уэйд поцеловал ее.

Салли кивнула, глаза ее были полны слез.

— Я прошу только, чтобы ты был осторожен, Уэйд. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Уэйд прижал Салли к себе и поцеловал в щеку.

— Представить себе не могу, что бы я без тебя делал. Ты так многому меня научила.

— Слишком многому, возможно, — тихо отвечала Салли.

Держа ее за плечи, Уэйд слегка отодвинул ее от себя.

— Я люблю тебя, Сал. Ты ведь знаешь это?

— Я знаю, что ты меня любишь, Уэйд. Но сделай мне одолжение — береги себя. На этот раз тебе никто не поможет.

— Знаю, — проговорил Уэйд. — Когда я вернусь, вероятно, за тобой будет ухаживать Билл Ферли. Я хотел бы побороться с твоими поклонниками.

— Но Билл Ферли — старик.

— Он не такой уж старик. К тому же Билл Ферли богат, здоров и безумно влюблен в тебя, насколько я помню. Он приходит сюда завтракать каждое утро, только чтобы повидать тебя, и ты это знаешь…

Через дверь-вертутку, ведущую в столовую, прошла какая-то женщина.

— Прибыл мистер Ферли на свой завтрак, Салли, — проговорила она.

— Спасибо, Бетти, — отозвалась Салли, стараясь не замечать ухмылки Уэйда.

— Ну, что я говорил? Билл Ферли один из тех, кто за тобой увивается, Сал.

Салли подошла к столу. Взяв с него какую-то корзинку, протянула Уэйду.

— Это тебя поддержит какое-то время.

— Боже, до чего же ты хорошенькая, Сал.

— Перестань, Уэйд.

— Не думаю, что смогу перестать, особенно после последней ночи.

Он притянул ее к себе и страстно поцеловал.

— Спасибо за все, Сал. Я действительно имею в виду все.

Он снова поцеловал ее и вышел. Почему он не может влюбляться в женщин вроде Салли или Роуз, размышлял Уэйд, когда садился на коня и выезжал из городка. Почему он вообще не может влюбиться? Ответ пришел быстро, и он выбросил Сандрин из своих мыслей. Пора оставить ее в прошлом и думать о будущем. Пора идти дальше.


Уэйд проверил подпругу, подтянул ее, опустил стремена и погладил своего коня. Застежки, держащие тяжелую буйволиную попону сзади седла, ослабли, и он снял их. Когда он обернулся, на него смотрели Джеймс, Роуз и Дэнни.

— Ну что вы на меня так уставились? Ведь не на войну же я ухожу.

— Вполне вероятно, что и на войну, — пробормотал Джеймс.

Роуз шагнула вперед, протянула руку и отвела волосы Уэйда с его лица.

— Ты взял то, что я тебе упаковала?

— Благодаря тебе и Салли еды хватит на несколько недель.

— Вот и хорошо.

Роуз опустила глаза, а когда она подняла их вновь, они были полны слез.

— Береги себя!

— Ты такая добрая, Роуз. Не волнуйся за меня. У тебя и здесь хватает забот о Дэнни и о капитане…

Уэйд старался сохранять спокойствие. Он давно уже не видел Роуз такой взволнованной и озабоченной.

— Сообщай нам о себе. Пиши хоть изредка.

— Я вернусь, Роуз, — с нежностью проговорил Уэйд, беря ее за руку. — И не волнуйся так. Я ведь вполне взрослый.

— Ты всегда был взрослым, — с чувством проговорила Роуз, шагнула вперед и обняла его, не в силах сдержать рыданий.

— Не плачь, Роуз. Со мной все будет в порядке.

— Ничего не могу поделать, — возразила она. — Ты словно мой младший брат. Я постоянно волнуюсь за тебя.

— Не волнуйся за меня, волнуйся за них. Идет?

Роуз кивнула, утирая слезы со щек.

— Если увидишь Сандрин…

— Я не увижу ее, — резко проговорил Уэйд. Потом подошел к Дэнни и поднял его. — Слушайся папу с мамой, Дэнни.

— Я постараюсь, Уэйд. — Мальчик обнял его своими ручонками и пылко прижался к нему. — Я тебя люблю, Уэйд.

— Я тоже тебя люблю, Дэнни. Я тоже. — От волнения у него прерывался голос. Он поцеловал мальчика в голову, затем поставил его на землю, подошел к Джеймсу и протянул руку.

— Спасибо за помощь.

— У тебя все есть? Не забыл безделушки для индейцев?

— Я все захватил.

— Наплюй на то, спешат эти люди или нет, вы не в игрушки играете. Если река глубока, не переправляйся через нее. Если место кажется чересчур илистым и непролазным, не заводи туда фургоны. Не позволяй этим людям заставлять тебя продолжать путь, если ты сомневаешься, что он безопасен.

— Все будет в порядке, Джим. Я многому научился.

— Когда остановишься у Ренара, напиши нам. Люк передаст письмо.

— Хорошо, — согласился Уэйд. — Ну, мне пора идти.

— Что до меня, то я предпочел бы, чтобы ты остался. — Джеймс обнял его. — Да благословит тебя Бог.

Уэйд кивнул в последний раз, посмотрел на Джеймса Роуз и Дэнни и пошел к своей лошади. Вскочив на нее, помахал им на прощание и поехал прочь от этого гостеприимного дома. Слезы жгли ему глаза, когда он направлялся в городишко на встречу с мистером Джонсоном. В жизни ему не раз приходилось чувствовать себя одиноким, но сегодня, по непонятной для него самого причине, ему почему-то казалось, что он чувствует себя более одиноким, чем когда-либо.

Глава 6

Сандрин беспокойно заерзала в своем туго натянутом корсете под многочисленными одеждами. Даже спустя пять лет она так и не привыкла носить все эти наряды, особенно капор. Приличные женщины — как она усвоила это еще в школе — никогда не появляются на публике с непокрытой головой. Она часто раздумывала о том, что бы сказали учителя и одноклассницы об ее матери и об остальных женщинах ее племени.

Она поглядела на свои руки в перчатках и усмехнулась. Если она не могла снять корсет и капор, то по крайней мере освободить руки от перчаток было в ее власти. Быстрыми, нетерпеливыми движениями она сняла перчатки и положила их в сумочку. Она теперь не в Париже.

Сквозь невнятные голоса других пассажиров, разговаривавших между собой, она слышала смех Алена. Сандрин приподнялась на своем сиденье, пытаясь разглядеть его через головы других пассажиров кэба. На задних сиденьях экипажа мужчины начали дружескую игру. Она едва различала темные волосы Алена, но представляла его красивое лицо и темные глаза. Сандрин прислонилась к окну и закрыла глаза.

Ален был самым красивым и благородным мужчиной, которого она когда-либо встречала. Он прекрасно одевался, непринужденно держался в обществе и, казалось, способен был сделать все что угодно. Отлично ездил на лошади, фехтовал и стрелял, разговаривал на нескольких языках, был блестяще образован. Ален был само совершенство.

Сандрин хорошо помнила, как была напугана, когда уехала в Париж. Отец проводил ее до Сент-Луиса, и она сама уже добиралась до Нью-Йорка. На пароходе она добиралась до Франции целый месяц. Всю дорогу она была неспокойна, но все же быстро разобралась, кого из пассажиров следует избегать — среди пассажиров хватало проходимцев и авантюристов, охотящихся за состоятельными пассажирами. Она была очень взволнована. когда наконец причалили, и одновременно напугана. В то утро, стоя одна на пристани, она не знала, чего ожидать. Блестящий черный экипаж и кучер в униформе поразили ее, но возница был добр. Правя лоснящейся каурой лошадью, он отвечал ей так, чтобы она не чувствовала себя глупой.

Когда-то поместье ее предков по отцовской линии было большим. Теперь на всем был отпечаток какого-то уютного и величественного запустения. Дед и бабушка стали опекать ее со дня приезда. Устроили ее в колледж, обновили ее гардероб, водили ее в» Гранд Опера»и «Комеди Франсез», проводили с ней каникулы в их загородном доме. Именно там Сандрин и познакомилась с Аленом. Ей было тогда восемнадцать, и она уже два года жила во Франции. Ей оказывали внимание многие молодые люди, но ни один из них не мог сравниваться с Аденом. С первого взгляда она поняла, что влюбилась. Или думала так.

Но за последние два года многое изменилось. Хотя Сандрин и продолжала следовать обычаям дедушки и бабушки, но внутренне восставала против вымученной благопристойности и часто спорила с ними. Дед и бабка намеревались — и имели возможность — ввести ее во французское общество. Но Сандрин знала, что за этим кроется другое: они хотели искоренить ее индейское происхождение, они стыдятся его. Она все больше и больше стала замыкаться в себе, и наконец желание поехать домой стало непреодолимым.