Боязно, шепотом веду:

- А какая тогда? Умная? - попытка сыронизировать. Не неудачно, глупо выходит.

Печально рассмеялся - горько так, сдержанно, смиренно:

- Напротив. Я бы второе как раз таки оставил...

Неожиданно резво, стремительно подошел к столу, схватил бумаги, ручку и живо расписался в пустых, необходимых графах.

Полуоборот - еще больше изумилась:

- Даже не читая? А вдруг... подстава?

Еще штрих и собирал все в стопку, пару ударов об столешницу и протянул мне. Взгляд в глаза:

- Тогда будет, за что наказать.

Обмерла я, глотнув звуки. Но тотчас его серьезность обрисовалась в улыбку:

- Жестко и беспощадно, - сквозь радушное коварство продолжил, видимо, все же найдя в себе силы спрятать истинные переживания, мысли. - Бери, - вновь тычет мне в грудь.

Неуверенно, нехотя поддаюсь - подчиняюсь, хватаю, но тут же откладываю обратно на стол. Сижу, не двигаясь с места.

- И вообще, - вновь отозвался, шаги по кабинету, а затем и вовсе сел в свое кресло, отчего пришлось обернуться. - Ты же не думала, что я тебя за красивую фигуру сюда взял, довольствуясь коротеньким намеком на твою конфронтацию с братом? Всё пробили, всё узнали, всё прожевали. Вот только... некоторые вещи для меня так и остались загадкой.

С вызовом взгляд, подначивая на новую игру, решаюсь:

- Что именно? - нос к верху, готова к бою.

- Что же такое надо было натворить... чтобы тебя родная сестра так возненавидела, что готова пойти на все... ради того, чтоб сделать в ответ больно и неприятно?

- Я бы даже сказала, - игриво язвлю, найдя и в себе запас лжи для укрытия чувств; забросила ногу на ногу, до неприличия оголяя тем самым бедра, - вызвать звериную ярость...

Следит, скользит взглядом по отрывшимся видам.

Продолжаю речь:

- И это всё... что тебя интересует?

Еще сладкие мгновения откровенной его заинтересованности - и наконец-то выстреливает мне взглядом в очи:

- И почему Киселя не бросишь... раз у вас ничего такого, и он ничего для тебя не значит?

Победно смеюсь (чувствуя, как вновь рыбка заходит на крючок):

- Уже интереснее... но тоже невпопад. Я же не спрашиваю, зачем ты себе... Сиськастую завел - по-моему, ответ очевиден... Пока один плошает, другой...

Вдруг встал из кресла, оборвав меня тем самым на полуслове. Неспешные, играя с волнением и трепетом внутри меня, врастяжку шаги ближе. Замер вплотную. Чуть нагнулся...

Взволнованно сглотнула я слюну.

Едва ли не губы к губам:

- Обиделась что ли? - цинично стебется.

- Нет, - глупо вру, а сама уже дрожу под его напором.

- Не было ничего...

- Ну да... - отчаянная, сгорающая в поражении язвительность.

- Ну да, - шепотом, утвердительно. Вдруг движение и отстранился немного, взор около и снова на меня, растопленную под его жаром. - Отвез домой - и хватит.

Нервически смеюсь:

- От не пи**и...

Ржет.

Казалось, вполне искренне:

- Одному неэффектно уезжать, да и тебе хотелось отомстить...

Резвый взгляд мой ему в глаза, выстрелом. Но молчу.

Продолжил:

- А ты с Киселем?..

Пристыжено рассмеялась я, отведя очи вбок. Томные, давящие мгновения тишины - его выжидания - и сдаюсь, враз встаю со стола, шаги на выход, но замираю у двери, полуоборот. Взгляд гордый, саркастически заливаясь победной ухмылкой:

- А это, Борис Федорович, вам необязательно знать.

Пораженчески, хотя и смиренно, рассмеялся:

- Ну, и ты стерва...

Ухмыляюсь:

- Зато желанная...

Закрыл веки и в негодовании закачал головой. Миг - и добро как-то улыбнулся. Глаза в глаза:

- Прощай, Лесь, - вдруг движение, сгреб со стола мои бумаги, подошел ближе и ткнул мне в грудь. - Хватит уже с нас... Давай жить порознь. Жить, как до этого жили... Ибо ничего у нас толкового не получается, и не получится. Да и я... едва уже сдерживаюсь, чтоб тебя не пристрелить.


***

И пусть уже все слова сказаны, и все надежды разодраны, перед самым финишем вновь иду в его кабинет.

- Там совещание, - взволнованно бросает мне Лиля, секретарша.

Улыбаюсь ей, игриво подмигнув:

- Ниче, я быстро.

- Лесь... ну... - отчаянное.

Но уже тарабаню в дверь.

Несмело приоткрыть и просунуть нос в дверную щель.

Не сразу, но заметил Кузнецов.

Обернулись и почти все "граждане-заседатели".


- Я сейчас, - живо подрывается с места и топает ко мне. Сильнее приоткрыть полотно, шаг ближе - застыли мы на пороге.

- Ну, что еще? - с негодованием, отчаянием и сдержанным раздражением.

- Одну подпись забыл поставить...

- Смеешься? - удивленно вздернул бровями. - Прямо сейчас? Давай потом?

- Тут всего лишь один штрих, да и мне давно пора... бежать отсюда.

И снова давлю на мозоль: застыл под чувством тяжести действительно окончательного нашего прощания (и даже уже невзначай ничего не будет). Поддается. Горький, звонкий вздох:

- Где? - взгляд на бумаги.

Живо передаю всю пачку - подчиняется, подхватывает.

- Там, чуть ниже, - тычу пальцем.

- Ручка? - взгляд на меня.

- Да, сейчас, - ныряю в сумку и достаю "подарок", игнорирую его ступор и силой запихиваю оного в карман его пиджака.

Секунды, мгновения, дабы отойти от шока - и наконец-то сухим, охриплым голосом бормочет:

- Что это?

Едко ухмыляюсь:

- То, что теперь не только у Киселёва будет.

Глаза округлились. Нервически сглотнул слюну. Окаменел. Побледнел от прозрения, бедолага.

Забираю, вырываю из его хватки свои бумаги - дерзкий разворот и, победно дефилируя, виляя бедрами, вновь маня без белья задом, в одной только обтянутой, тоненькой юбке... пошагала я прочь, взрывая прошлое... и увлекая Его за собой в наше, общее, но не менее беспощадное, будущее.

Глава 8. Дипломированный юрист

Глава 8. Дипломированный юрист

***

Закрытие практики. Та же картина, та же пьянка, что и на открытие, только уже на дворе – месяц апрель, и жара стоит неприличная…

Опять укуренные, пьяные полутрупы валяются в креслах-«плетенках» и на скамьях на веранде дачи Дробышева. Кто-то еще шевелится, а кто-то - уже в полной отключке.


- Вот ты мне тут… всего понарассказывала, - неожиданно отозвалась ожившая Шурка. – И я чё-т не догоняю… Так х** ты Киселя не бросила? Сама же всем этим и пох*ерила себе…


Печально ржу… Лениво тычу мордяку солнцу, и нет желания даже веки приподнять:

- А того, - решаю ответить, - что если бы я уступила – Борюсик тут же бы меня и оприходовал, причем, наверно, не отходя от кассы, на том же месте, где бы и услышал сию новость… И всё: плакали мои планы, мечты… чувства…

- Чувства? – удивленно взвизгнула (аж затарахтело кресло, когда та, судя по всему, провернулась, уставивши на меня изумленный взгляд).

Игнорирую:

- И вскоре бы я стала той же «сиськастой», которую он просто бы отвез домой, даже после хорошей синьки, - и на том бы всё закончилось, «и на том хватит» (если, конечно, не пи**ит). Нет уж! Дудки… А так… из-за бешенной ревности к Киселю, неприступности, недоступности из-за своих же стальных, непоколебимых принципов… при одной только мысли обо мне, даже одетой, – у него там сразу всё… закипает, горит невъе**нным пламенем. И у меня уже рождается шанс… Вопреки всем моим страхам – я достигну вершины. Вот увидишь. И черт с этим «ОНГМ». Главное, что на одной планете…

Немного помолчав, вновь отозвалась неугомонная Саня:

- Я, конечно, поражаюсь… терпению Фирсова…

- А ему деваться некуда… Боится повторения моего первого курса.

- А что там? Это… когда ты болела? – голос ее стал оживленным, взволнованным.

- Ага, - неприкрыто язвлю. – Боле-ла, - паясничаю, коверкая интонацией слово, - …по подвалам, по теплотрассам, по вокзалам, по электричкам… Пока до Питера не доехала… Там-то меня его «коллеги» и приняли. А чё мне? Восемнадцати еще нет, вот Максу и стуканули, слили, уроды. Приехал – извинялся, клялся, умолял… Чуть «на пузе крест не рисовал», что больше никогда звереть не станет, в жизнь мою лезть не будет и указывать, что, как и где мне делать.

- А чё он упорол? – тихим, напуганным шепотом. – Вернее, - вдруг тотчас себя поправила, - что ты отчебучила, что он?..

Ржу цинично, всё также не роняя взгляда:

- А это, мать, уже не твоего ума дело…


Но не обиделась та. Отнюдь – давно привыкла, что я – сплошная закрытая книга, а потому и сему скромному откровению, что только что вырвалось из моей груди, из пьяного сознания, была безмерно рада.


Но вдруг:

- А бомжи к тебе приставали?

 Даже поперхнулась я слюной от такого поворота мыслей в башке у Кути.

Хохочу язвительно:

- Я к ним приставала…

- Фу! Девки, б***ь! – внезапно гаркнул в негодовании Митя. – Чё за х**ню вы несете? Да и потом… Леська – сто пудово еще целка. Пять лет квасим до одури – а так никому и не дала.

Смеюсь издевательски:

- Ну… а толк? Никто из вас брателлу моего вызверить не сможет. Да и сами зассыте тягаться. Поди, разные весовые категории… То ли дело Кузнецов, или хотя бы Киселев… А вот с девственницей – тут уж извините, ребята. Разочарую: чего нет во мне, того нет. Не сваяю обратно…

Ржет, давясь сарказмом, Димка:

- Чё? Всё-таки принца встретила, да?

- Ага, - не сбавляя оборотов яда, отвечаю я, - Принца. Именно его… Заломал и не спросил: хочу ли я быть его Золушкой, али не хочу. Домурыжилась в своё время… Вот теперь и практикую, проверяя и остальных на смелость…

- Че? Реально? – живо подорвался со скамьи, оперся на локоть. Взгляд на меня.

Не сдержалась от интереса и Шура.

Строю вид, что не заметила, что по**ю всё: как и доныне, блуждаю взглядом в облаках.

- Нет, б***ь, фигурально… Да так, что потом не один день пришлось заживать. А чё? – желчная ухмылка; взор на всполошившегося кобеля: - Тоже хочешь?

Нервически сглотнул слюну. Мигом отвернулся, вновь разлегся на лежанке.

- Разве что… голову тому ублюдку свернуть, - шепотом.

- Сверни, - ржу, не сдерживаясь от дерзости.

- А Макс что? – не унывает с этим Фирсовым Кутюхина.

Раздраженно скривиться и отвернуться. Снова взгляд устремить в небо.

- А он знает? – решаю ответить на вопрос, не без упрека за его глупость.

- Я бы сказала… - едва слышно, задумчиво буркнула Шура.

- Ой! - не выдерживаю и гавкаю я. – Ты бы много чего сделала, чему бы он был безмерно рад! Да только сестра у него – я, конченный выродок. И не умею я поступать, как хорошие девочки. А только лишь… как тупая, бахнутая на всю голову, тварь.

- Так из-за чего заруба-то у вас с братом? – внезапно вновь отозвался Митяй.

Нервически смеюсь, осознавая правду:

- Из-за того, что он – праведник, а я - чёрт зло***чий…


***

Время пролетело, как очумевшее. Уже и лето, июнь.


Кузнецов молчал… и ни единой весточки, ни единой встречи невзначай. И я не звонила. Диплом, дела... да и обдумать всё надо было, пережевать. Пережить. Новый план, в конце концов, составить. Хотя... если уж мой подарок его, Борясика  сего строптивого, не расшевелил, ни на что серьезное, конкретное не подтолкнул, не побудил, не сподвигнул, то сложно уже на что-то иное, существенное надеяться... И, вообще, стоит ли вновь всё... это безумие, безмозглость... затевать? Шальную игру, в которой в прошлый раз... едва друг друга не поубивали.


Кисель же до сих пор гуськом бродит. Всё надеется, что вновь на меня найдет безумие, как в первый день практики, – и тут уж он свое счастье… не упустит, чего бы это ему уже не стоило. В какой-то момент мне даже стало казаться, что отмотай время назад – и оставь прежние разумы, пропитанные опытом, Артем бы и Кузнецова не постеснялся. Засадить – уж точно бы засадил, ну… а потом бы уже выкручивался, извинялся и так далее. Всё так же отгреб от начальства  – вот только было бы уже за что.

Злость Компота все чаще выходила за рамки приличия, а внутренняя неугомонная жажда, что уже, видимо, и секретутки не в силах были притупить, буквально уже душила меня морально своей назойливостью и пошлыми намеками. Я же играла… исправно играла с огнем, хотя и не страшилась итога… Как говорится, больно только первый, с*ка, раз… А потом - свыкается… даже если и хочется затем их всех поубивать.

Но он терпит, терплю и я.

Жду… сама уже не знаю чего. Ибо Боря залег на дно, а я нового повода вызвать его на тропу войны так всё еще и не нашла. Сдался? Позорно сдался? Или же я – позорная? А он – красавчик, что выбрал принципы, выбрал дружбу, совесть… а не такую конченную б***ь, как я, шарахнутую на всю голову…