— Вы никуда не поедете! — внезапно крикнул Раштон. Он продолжал говорить, шагая рядом с медленно тащившейся повозкой. — Я не позволю вам уехать. Я не намерен стоять здесь…

— Да ведь вы и не стоите, — заметила она, глядя на то, как Раштон решительно шагает в такт мирному постукиванию колес.

Он почему-то не смог удержаться от смеха.

— Вы до безобразия дерзки. Но я вас научу вежливости. А ну-ка! — Он быстро подпрыгнул, забросив ногу в повозку, и выхватил у нее вожжи. Резким рывком он остановил мистера Персиваля. Старый конь разразился жалобным фырканьем и ржанием.

— Теперь вы добились своего! — закричала она. — Теперь он уж точно не сдвинется ни на дюйм. Целый час я пыталась уговорить это ужасное животное отвезти меня в деревню. И вот, когда он немного оживился и наконец тронулся в путь, вам зачем-то понадобилось остановить беднягу. Вот вскочу в ваш экипаж, тогда помучаетесь с его строптивым нравом, догоняя меня.

— Только попробуйте, — и часа не проживете, — ответил он, усаживаясь рядом с ней на узкое сиденье. — Я никому не позволяю править моими серыми!

Марджи сложила руки на коленях, крепко сжав кулаки. Она очень нервничала и старалась по возможности держаться прямо. Кому понравится вот так близко сидеть с человеком, которого только что ругала на все корки. Она, может быть, и удержалась бы, но когда он подошел, то смотрел на нее точь-в-точь, как ее бывшая гувернантка, когда Марджи, бывало, нашалит. В ней проснулась бедовая девчонка. Да и какой мужчина не плюнул бы да не ушел после такого отпора.

Но как же она прогадала. Увы, этот джентльмен оказался упрям, как мул, и повел себя совсем не так, как она рассчитывала. Положение самое дурацкое. Расселся, как у себя дома, и не с ее силенками вышвырнуть его вон.

— Что вы делаете, сэр?! — попробовала она возмутиться. — Немедленно слезайте. Вы меня задерживаете. Я должна выполнить поручение моей хозяйки и вернуться… э-э… ну хотя бы до заката!

— А, так вы гувернантка?

— Нет, эту должность занимает моя сестра. Я… — она с трудом подбирала слова. Немудрено. В юности, мечтая о прекрасном будущем, она и представить не могла, что будущее подарит ей место компаньонки при нервном создании, которое будет гонять ее за рыбой. — Я компаньонка одной состоятельной дамы, нашей соседки.

Она сразу почувствовала: что-то в ее словах насторожило его. Он некоторое время смотрел на нее пристально. В удивительной синеве его глаз блеснула сталь, и Марджи вдруг страшно перепугалась.

Но это выражение исчезло, и взгляд его стал более мягким, даже одобрительным, когда он наклонился к ней и сказал:

— Конечно, вы правы, мне не стоило так гнать лошадей. Боюсь, что желание развлечься победило во мне здравый смысл.

Марджи слегка нахмурилась, пытаясь сообразить, что вызвало столь разительную перемену. Очень сомневаясь в его добрых намерениях, она ответила:

— Очень мило с вашей стороны! Что ж, и я приношу извинения за свои нелестные замечания. Но если вы не возражаете, мне все-таки пора отправляться за рыбой. К тому же едва ли можно назвать приличным ваше присутствие в моей повозке.

Он передал ей поводья. Марджи взяла их с чувством невероятного облегчения, но тут же обнаружила, что этот нахал успел обнять ее одной рукой за плечи, а другой уже берет за подбородок, заставляя смотреть на него.

— Вы прелестное создание, — вздохнул он.

Она почувствовала, как ее охватывает ярость, когда он, как ни в чем не бывало, заключил ее в объятия и до боли впился поцелуем в ее губы. Надо бы оттолкнуть этакого беспардонного кавалера, но в маленькой повозке не повернешься, да и поводья не бросишь. Кто знает, что придет в голову упрямого мистера Персиваля, почуявшего свободу. Марджи ограничилась негодующими стонами. Она пыталась отвернуться от него, но каждый раз его губы вновь находили ее рот. Она чувствовала себя одновременно нелепой и рассерженной. Он, несомненно, одерживал верх, и, кажется, ей ничего не оставалось, как подчиниться этому грубому насилию.

Перестав сопротивляться, она решила переждать и при первой же возможности обрушить на невежу ураган своего гнева. А пока почему бы не поразмыслить о чем-нибудь другом: о погоде, о последних номерах « La Belle Assemblee », вот еще интересно — уволят ли Дафну без рекомендации пятый раз за последние два года… Но боже мой, Марджи вдруг поняла, что все это бессмысленно, она не может ни о чем думать. Этот ужасный человек своими поцелуями заставил ее забыть обо всем на свете. Боже сохрани! Но, если уж совсем честно, ей не хотелось, чтобы он прекратил это безобразие. Право же, весьма любопытная мысль, а если это вообще рука судьбы наконец подарила Марджи лелеемый в мечтах идеал. Она вспомнила, как ее поразила внешность незнакомца: его красивое лицо, яркая синева его глаз. Он был так уверен в себе, что невольно хотелось подчиниться.

И тут до нее дошло, что она попросту наслаждается этими поцелуями. Как же так?! Она не только с ним незнакома, но всегда презирала таких, как он: властных, своенравных гордецов.

Но почему же тогда едва ли не райское блаженство снизошло на нее? Его прикосновение как будто разбудило спящие страсти, вызвав к жизни стремления, которые она годами старалась подавить, желания, которым не было места в ее полном неизвестности будущем. На мгновение все ее девичьи мечты, казалось, вновь ожили, и она испытала столь острое чувство утраты, что боль пронзила ее сердце.

Наконец он оторвался от ее губ и в странном смятении пристально на нее посмотрел, как будто хотел сказать что-то, но не мог.

Она опустила глаза, не желая встречаться с ним взглядом, чтобы не прочесть на его лице будущее, которое ей было не суждено.

— Я хочу, чтобы вы сейчас же уехали, — тихо произнесла она.

— Я вовсе не собирался…

— Вовсе не собирались?! — воскликнула Марджи, чувствуя, как ею внезапно овладевает гнев. — Что вы вовсе не собирались, мистер? Целовать меня? Вы, конечно, полагаете, что были первым? Не обольщайтесь. Я полностью снимаю с вас вину. А теперь можете уезжать с незапятнанной совестью!

Его лицо посуровело, и челюсти сжались.

— Полагаю, что не первый, да? Могу себе представить, сколько подобных возможностей у молодой женщины вашего положения.

Марджи должна была бы по-настоящему рассердиться. Но грустная правда состояла в том, что ее действительно никогда раньше не целовали. Было несколько назойливых джентльменов, которые пытались это сделать. И теперь она осознала всю комичность ситуации.

— О, в самом деле, вы правы, — ответила она со смехом. — Действительно уйма возможностей!

Кажется, ему не понравилась ее реакция, и, легко и быстро спрыгнув с повозки, он насмешливо отвесил ей низкий поклон, а затем стремительно направился к своему экипажу.

Марджи, чувствуя смутную печаль, резко дернула поводья. К ее удивлению, мистер Персиваль, наконец-то получив понятную команду, тронулся с места и неторопливо поплелся в сторону деревни.

3

Наклонившись, Марджори рассматривала привезенную рыбу, стоя с кухаркой. Та, нисколько не скрывая своего презрения, заявила:

— Ну и ну! Запах, как у гнилой капусты! А уверяли, будто свежая! Уж, конечно, она где-то провалялась не один день. Разве у этих перекупщиков хватит мозгов сделать все как следует.

Они стояли в темной мрачной кухне, изучая сомнительный сверток, наконец-то доставленный Марджори.

— Миссис Кэмли будет недовольна, — вздохнула Марджори. От дальнейших замечаний ее избавило внезапное вмешательство в разговор экономки, миссис Бут.

— Мисс Чалкот! — крикнула она. — Прошу вас, немедленно идите сюда, да побыстрее! Похоже, над вами нависла гроза. Хозяйка хочет вас видеть, и, боюсь, она ужасно сердится!

Марджори почувствовала, что у нее кровь отхлынула от лица. Вот уже две недели она испытывала привычное беспокойство. Ничего конкретного, всего лишь странное чувство, которое — она уже научилась это распознавать — предвещало неминуемую опасность для будущей карьеры ее легкомысленной сестры. Может быть, неуверенность Марджори была вызвана тем неуместным видом, с которым Дафна порхала по залам старинного особняка, или, возможно, непонятной забывчивостью сестры. Или всему виной оказалось дурацкое выражение, не покидающее лица лорда Сомерсби со дня его приезда в Веллоу Прайори.

В чем бы ни было дело, Марджори твердо знала, что предвещает ее возрастающее беспокойство. О, тут уж она не могла ошибиться. Рок, преследующий ее сестру, вновь собирался показать свою власть.

Теперь Марджори почти не сомневалась в том, что вызвало недовольство миссис Кэмли. Дело могло быть только в Дафне и в ее влиянии на гостя Веллоу Прайори лорда Сомерсби.

За последние несколько лет Дафну Чалкот пять раз увольняли с отличных мест. Четырежды — за то, что один из сыновей хозяев в нее влюблялся. Ее изгнание всегда имело одну и ту же причину: Дафна отличалась удивительной, почти неземной красотой. Но при этом ее не считали подходящей невестой для джентльмена, который ожидал от своей будущей жены хотя бы скромного состояния, а также умения вести разумный разговор. Марджори особенно запомнилось слово в слово то, что сказала о Дафне одна из прежних хозяек, славная и умная женщина: «У нее нет ни приданого, ни проблеска здравого смысла! Разум ее спит. Она действительно красива, а иногда — просто восхитительна. Но для тебя, моя дорогая, лучший выход отвезти сестру в Бат и выдать за какого-нибудь пожилого джентльмена, который обеспечит ей достойную жизнь. Хорошо бы еще ему не было никакого дела до таких прозаических вещей, как порядок в доме, ведение хозяйства, и многого другого. К примеру, того, что с его женой будет флиртовать каждый щеголь в пределах двадцати миль от ее дома! Поезжай в Бат, Марджори, и постарайся от нее избавиться. Иначе до конца дней своих будешь тащить эту обузу!»

На протяжении ее речи Марджори несколько раз кивнула. В наставлении этой женщины она не нашла ничего неразумного. Ей-богу, трудно не согласиться с очевидным. Единственным недостатком в том плане оказалась полная невозможность поездки Дафны в Бат. У них не хватило бы денег даже на то, чтобы прожить там хотя бы неделю, не говоря уж о том, чтобы найти Дафне мужа. Изысканное общество, модное общество требовало больших денежных расходов.

Марджори и Дафна находились в незавидной ситуации. Их родители погибли около пяти лет назад — утонули, катаясь на яхте. После этого выяснилось, что их дорогой отец отличался крайней расточительностью и не оставил своим дочерям ни гроша. Марджори, правда, обладала небольшим преимуществом. Примерно за год до этого несчастья она унаследовала скромную сумму после смерти одного дальнего родственника с материнской стороны.

Одно время она и в самом деле подумывала, что сумеет удачно выдать замуж сестру, умело используя наследство. Возможно, они бы сумели прожить в Бате целое лето, если бы ей удалось экономить каждый грош. Но пойти на столь большой риск, не имея ни малейшей гарантии, что они добьются своего, означало бы навсегда распрощаться хоть с какой-то уверенностью, что они не умрут с голоду, случись какое несчастье.

Поэтому, несмотря на то что Дафна сменила пять мест работы, Марджори все еще надеялась найти ей работу. Может быть, она вела себя эгоистично и даже жестоко, заставляя свою глупую сестру зарабатывать себе на жизнь, но без этого было невозможно осуществить дальнейшее. Марджори мечтала, что как только Дафна сумеет себя обеспечить, то сама она сразу откроет собственный модный магазин в городе, который окажется поближе к сестре. Она предпочла бы не расставаться с Дафной. Но вскоре выяснилось, что она не может взвалить на себя еще заботу об этой дурехе, которая ничем не могла ей помочь. Руки у Дафны не были приспособлены ни к какому делу, и вдобавок из-за нее все время происходили скандалы. Дафна как будто притягивала неприятности, по какому бы пути ни шли ее хорошенькие ножки.

Если бы только Марджори твердо знала, что найдется подходящий джентльмен, она бы наверняка сняла дорогой особняк на площади Королевы в самом центре Бата, не испытывая ни малейшего колебания.

Но сейчас она была уверена только в одном, что Дафна вот-вот лишится своего шестого места работы. Марджори остановилась у дверей гостиной, прижимая руки к груди. Она не спешила выяснить, какова же на самом деле причина недовольства хозяйки. Стоя здесь, она могла еще тешить себя надеждой, что она ошибается. Может быть, миссис Кэмли всего-навсего не помнит, куда она положила свои лучшие перчатки. Тремя неделями раньше она именно из-за этого впала в истерику.

Марджори прислонилась лбом к прохладной дубовой двери и прислушалась. Но в комнате не раздавалось знакомых звуков, напоминающих мяуканье злобной кошки, которыми ее хозяйка обычно выражала свое крайнее огорчение. Марджори сделала глубокий вдох, стараясь успокоить бешено колотившееся сердце. Она могла ошибаться. Это вполне возможно!

— Возможно? — прошептала она про себя. — Может, и так, если б я жила на луне. Ну да ладно.