– Не слишком серьезно, – ответила Линда. – Я играла по-любительски до первой беременности. Но из-за детей возобновить занятия довольно трудно. Сейчас я играю только, чтобы сохранять форму. Ну и муж подыгрывает! – Она сжала руку Скотта.

– Она всякий раз выигрывает, – улыбнулся он. – Эта женщина и понятия не имеет, что такое честная игра.

– Вам следовало бы знать, как управляться с нею, – сказала Диана, вертя в руках стакан. – Когда мы жили в одной комнате, я просто никогда не играла с ней в теннис. И мы отлично ладили.

Диана поколебалась и сделала еще один глоток. Последний, решила она. Ей безумно хотелось выпить все залпом, но в столь приличном обществе это было просто невозможно! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы люди, совершенно ей незнакомые, подумали бы, что Диана Ланкастер любит выпить. Это стало бы концом карьеры Хэла.

Еще через пару минут она извинится и отойдет в дамскую комнату, где как следует отхлебнет из фляжки перед тем, как встретиться с Молодежной Лигой. Эта встряска поможет ей пережить обед.

– Расскажи, – обратилась она с искренней заинтересованностью к Линде, – как же вы оба встретились?

– Я участвовала в турнире в Уинстон-Салеме, – сказала Линда, – а этот, – она сделала жест в сторону мужа, – осмелился меня отыскать и пригласить на свидание. – Она рассмеялась: – Я была польщена, тем более, что в тот день выиграла у двух соперников со счетом шесть-два, шесть-ноль. Поэтому я согласилась. Мы поужинали, покатались на лодке – ну, а остальное тебе известно.

– Как поживают твои родители? – спросила Диана.

– По-прежнему, – пожала плечами Линда. – Мать в Хилтон-Хеде, с родственниками, а отец – в Ист-Хэмптоне. Ничто не меняется. Они оба радуются внукам. А когда мы собираемся вместе в День Благодарения, они почти сносно относятся друг к другу.

Развод родителей Линды был для Дианы большой неожиданностью, ей казалось, что они очень близки друг другу. Для Линды это уже давно было частью жизни, и она забыла, что для подруги это – новость.

– У тебя нет с собой фотографий детей? – спросила она импульсивно. – Мне так хочется на них посмотреть.

Линда порылась в сумке и вытащила два снимка: на одном была чудесная белокурая малышка, на другом – красивый темноволосый мальчик, вероятно лет трех с половиной, когда его снимали.

– Кэти и Скотт-младший, – сказала Линда, лучась материнской гордостью.

– Они очень красивы, – улыбнулась Диана. – Я так счастлива за тебя.

В глазах Линды она заметила скрытый вопрос. Если тон Дианы выдал ее страстное желание иметь детей, ее старая приятельница наверняка это заметила. Они слишком хорошо знали друг друга, несмотря на прошедшие годы. Поняв это, Диана ощутила, что оказалась в западне.

Но Линда лишь улыбнулась и отложила снимки в сторону.

– Это истинное наказание! – сказала она, взглянув на мужа.

Скотт Стеферсон смотрел на Диану с вежливостью и холодным любопытством. Вероятно, он немало был наслышан об известной Диане Столворт, о тех двух годах, когда они дружили, и теперь, увидев ее, был заинтригован. Казалось, она произвела на него большое впечатление, но он был слишком сдержан, чтобы показать это. Вот уж действительно, адвокат до кончиков ногтей, подумала Диана. Она продолжала поглядывать на него, иногда даже слишком по-хозяйски, если разговор, как ей казалось, шел не в том направлении. Брак Линды был, видимо, очень удачным. Она вся светилась счастьем.

Диана ощутила приступ ревности. Вот перед ней сидит Линда, обожающая своего мужа, гордая мать двух красивых детей, такая же красивая, как и в прежние времена. Подтянутая, молодая, она прочно стоит на мосту, который соединяет ее прошлое и будущее, в ее жизни нет лжи и подводных течений, она наслаждается тем, что мало чем отличается от других людей.

Подумать только, что несколько лет назад они начинали с одного и того же. От сравнения их взрослых судеб у Дианы защемило сердце; она почувствовала, что не желает принадлежать ни к какому обществу, почувствовала, что испортила все, что пыталась создать.

– Хорошо, – произнесла она, надеясь, что выглядит значительно лучше, чем чувствует себя, – я от вас убегаю. У меня встреча с молодыми леди из Молодежной Лиги, которые участвуют в предвыборной кампании на стороне моего мужа.

– Ты ничего нам не рассказала о нем! – пожаловалась Линда. – Я хочу и о тебе узнать, наконец.

– Знаешь что, – сказала Диана, доставая из сумочки лист бумаги. – Я хочу, чтобы ты мне позвонила, я хочу, чтобы вы оба пришли пообедать к нам. И почему бы вам не свозить своих детей этой весной в Саутгемптон? Устроим пикник. Подожди, увидишь, как Хэл любит детей. Да он и сам в глубине души еще ребенок. На самом деле, Линда, мы так давно не виделись. Не могу поверить, чтобы мы стали чужими друг другу. Вот мой номер телефона…

Она нашла ручку и начала писать свое имя «Диана Ланкастер», когда рука ее вдруг слегка задрожала.

Она ощутила легкое прикосновение к ноге, теплое и едва заметное ласкающее движение прошло по ее икре, под коленкой, и было столь интимным, как у истинных любовников.

Стараясь овладеть ручкой, Диана записала номер телефона и подняла глаза. Линда сидела рядом, слегка наклонившись вперед, и ее лицо было вполоборота повернуто к мужу, сидевшему по другую руку.

Электризующее прикосновение ступни в чулке к щиколотке продолжалось еще мгновение, а затем она встретила знакомый взгляд темных глаз Дианы, полный тайного значения и симпатии. Как тщетно было пытаться что-либо скрыть от Линды.

Диана поднялась, попрощалась и наклонилась, чтобы поцеловать на прощание подругу.

Линда взяла листок с номером телефона и держала его в руке, пока они прощались.

– Мы не будем чужими друг другу, – произнесла она.

III

Диана лежала на постели среди смятых простыней и наблюдала за своей подругой, которая ходила по тихой гостиничной комнате.

Линда была обнажена. Она искала сигарету и перерыла все вещи. Несмотря на двух детей, кожа ее была упругой и гладкой.

Спортивный образ жизни дал свои результаты – ноги ее были совершенной формы, плечи квадратными, руки длинными и тонкими. Волосы ее были тщательно подстрижены «под мальчика». Это придавало ее внешности свежесть и делало похожей на девочку.

Она только что занималась любовью с Дианой и делала это с прежней грацией и спокойствием, которыми обладала и несколько лет назад. Она успокоила ее поцелуями и ласками, столь изысканными, что возникшее желание было сродни спокойствию.

Да, Линда осталась прежней. Она, как и раньше, знала все ее чувствительные места, все особые точки и то, как умело можно возбуждать губами и пальцами, чтобы доставить максимум наслаждения подруге.

Но Диана была иной. И не только потому, что дыхание ее пахло алкоголем, который она отхлебнула из фляжки, стоявшей здесь же, на тумбочке. По приезде в отель она была так напряжена, что Линда уже хотела отложить встречу.

За все прошедшие годы Диана ни разу не была близка с женщиной. После помолвки она поняла, что может быть с карьерой Хэла, вздумай она хоть раз встретиться с женщиной и будь застигнута за этим занятием. Журналистское общество всегда держит ухо востро, улавливая любое неверное движение.

Все это время ее тайное «я» не имело никакого выхода – она не могла расслабиться, удовлетворить свою потребность, не беспокоясь о том, хороша она или нет для окружающих. Ее «я», которое могло бы купаться в волнах самого простого из чувств – быть желанной.

Она была как одержимая, когда, войдя в комнату, встретила Линду и та, как в былые дни, раздела ее нежными руками, раскрыла ее губы своими мягкими поцелуями и нежно играла языком с ее языком. Дрожа, она наблюдала, как Линда разделась сама, склонилась над ней, как нежная мать и легла на нее.

Какое наслаждение для глаз смотреть на эти твердые груди с теплыми сосками и коричневыми обводами вокруг них, ощущать, как они начинают мягко тереться о твои соски и груди. Какой восторг видеть ароматный треугольник между шелковистыми бедрами Линды, а затем ощущать, как она трется лобком о лобок, доставляя несказанное наслаждение.

Эта приятная встреча была медленной, нежной и даже романтической после столь длительной разлуки. И в экстазе Диана ощутила, как внутри ее воцаряется мир и покой. Вздохи ее были вздохами благодарности и удовольствия.

Когда все закончилось, Линда обняла ее, как будто понимая, какую великую боль она сумела снять.

– Ты давно этого не испытывала, да? – прошептала она. Диана лишь кивнула в ответ.

– Ты чувствуешь себя одиноко, – сказала Линда. – Я чувствую это одиночество в твоем теле. Ты грустна и напряжена. Ты так глубоко в ушла себя… Это плохо.

Диана покачала головой, кусая губы. Глаза ее были полны слез, которые вот-вот были готовы пролиться.

– Я не могу, – сказала она, хватаясь за руку Линды и не глядя ей в глаза. – Только из-за него. Из-за Хэла. Я должна думать о нем. Нам и здесь нельзя было встречаться, Линда. Я слишком заметная фигура. Каждый знает меня в лицо. Я должна думать о Хэле и думать о своей репутации, – она вздохнула. – Иначе мне конец.

Линда поцеловала ее в губы и положила свою длинную ногу ей на ноги.

– Так, значит, у тебя никого не было? – спросила она.

– После тебя никого.

– Больно, да? – Линда обвела пальцем вокруг соска своей подруги.

Диана кивнула и закрыла глаза.

– И ты хочешь утопить все в выпивке, – сказала Линда, взглянув на фляжку, стоящую на столике. – Но это не решение. Поверь мне, я знаю.

Диана широко открыла глаза и поглядела на Линду в изумлении:

– Ты – тоже?

– Я пробовала пить несколько лет назад, – сказала Линда. – Вскоре после рождения Скотти. Джин был моим ядом. Я думала, это все несерьезно, но неожиданно попала в полную зависимость от него. Я сумела избавиться от этой привычки, но еще год после этого мне было больно. Поверь мне, дорогая, это плохое лекарство. Из-за него ты окажешься в каждой яме, которую стремишься обойти.

Диана смотрела на Линду и видела ее как в тумане и из-за только что испытанного наслаждения, и из-за алкоголя, разлитого по венам. Она кивнула, но проигнорировала ее предупреждение. Как могла она отказаться от единственного средства, помогающего ей выжить?

Как она могла объяснить Линде, счастливо ведущей собственную личную жизнь, что такое встречаться с прессой, с Ланкастерами, с политическими воротилами, со столпами общества день за днем, изображая преданную и влюбленную жену мужчины, который внутренне не мог ее не жалеть. Как может она объяснить свое унижение, свое одиночество, свою никчемность?

Это было невозможно. Передавать переживаемый стыд словами, значит, сделать все лишь хуже.

Но теперь она не одинока. Рядом с ней Линда. И сам вкус ее чар убедил Диану, что она не может без нее больше жить.

– Послушай, – сказала она, сворачиваясь рядом с ней клубочком и положив голову ей на грудь. – Теперь ты не можешь уйти от меня. Я не уйду, пока не буду точно знать, где и когда мы вновь увидимся. Пожалуйста, Линда…

– Тихо, тихо, – улыбнулась Линда, проводя рукой по волосам подруги. – Я не уйду от тебя.

– Но это очень опасно, – произнесла Диана, жадно вглядываясь в ее глаза. – У меня напряженное расписание. Каждый меня знает. Так трудно вырваться. Так опасно…

– Успокойся, пожалуйста, – сказал ей мягкий голос. – Линда все уладит. Расслабься. Я могу приезжать в город каждый раз, когда мне захочется. Я просто скажу, что иду за покупками. Звони мне, когда сможешь, и я всегда приду. Мы пообедаем, пройдемся по магазинам, а затем будем вместе. Я знаю, что делать.

Диана ближе придвинулась к ней.

– Я такая дрянь… Как ты можешь еще меня любить. Линда успокоила ее поцелуем.

Слова теперь были не нужны. У них всегда было страстное физическое влечение друг к другу, но их еще связывали глубокие узы одиночества, пришедшие из их прошлых лет, проведенных порознь. Шесть лет не разрушили их близость. И эта встреча была тому доказательством.

Как странно проходит время, думала Диана. Так много его отнято у нее, так жестоко это сделано, а потом судьба, словно Санта-Клаус, вернулась с мешком подарков и щедро начала их раздавать: безнадежно, казалось бы, утерянное, теперь возвращалось как раз в самый нужный момент.

Диана поблагодарила свою счастливую звезду. Встреча с Линдой была как наркотик, подмешанный к алкоголю, человеческий наркотик, который мог снять невыносимую боль и дать ей драгоценную иллюзию того, что не все так плохо, что и жить стоит во что бы то ни стало.

Давным-давно, когда Диана была маленькой девочкой и сидела на коленях у отца, она думала, что весь мир – это большая площадка для игр, простирающаяся до горизонта, здесь твердая почва, здесь можно играть, развлекаться, быть любимой. Но уже давно мир превратился в зыбучие пески, которые все больше и больше затягивают ее в трясину, как бы она ни старалась выбраться.