Она протянула руку, которую этот человек в полумонашеском одеянии почтительно пожал обеими руками.

— Барон не говорит, — объяснил Хок.

Она улыбнулась:

— Он говорит глазами.

Он показал ей свое гнездо, желая, чтобы она полюбила этот дом так же, как и он.

Огромный вестибюль был обставлен скупо и строго. К нему примыкала зала, предназначенная для приема гостей. Хок провел Сабби через кухню, где они запустили пальцы в миску со взбитой сметаной; потом он показал ей изысканную обеденную залу, библиотеку и роскошные комнаты для уединения и отдыха. В слабом свете немногочисленных канделябров трудно было понять, какого цвета ткани обтягивают стены комнаты и мебель, но одно было несомненно; безупречный вкус сквозил в убранстве каждой комнаты этого дома.

Наверху он подвел ее к дверям ванной комнаты, а затем небрежным взмахом руки показал, где располагаются комнаты для слуг. После этого они вошли в хозяйскую спальню. Тут каждый с первого взгляда сумел бы определить, что это комната мужчины. Стены были обтянуты темно-красным сафьяном. Светлый персидский ковер отличался необычным орнаментом каймы. На полу перед мраморным камином были разбросаны шкуры рысей и волков. Ряд окон занимал всю ширину одной из стен, и отсюда далеко просматривалась река, а на каменной скамье под окном были набросаны меха и бархатные подушки. Плотные драпировки защищали от сквозняков массивную кровать.

Он привлек ее к себе и спросил, глядя ей в лицо:

— Сабби, ты могла бы быть здесь счастлива?

«Я с ума схожу от любви», — думала она в полнейшем замешательстве.

Он мог слышать шелест ее нижних юбок и вдыхать аромат ее тела — и каждая его частичка отзывалась на ее присутствие.

— Сабби, любимая, я хочу, чтобы ты приходила сюда, ко мне, всегда, когда ты только сможешь улизнуть из дворца.

— Вы приглашаете меня стать вашей любовницей? Метрессой — так, кажется, это называется?

Он скрипнул зубами:

— Я не хочу причинять урон твоей чести.

Но обстоятельства складываются так, что я не могу предложить тебе ничего, кроме этого.

— Вы имеете в виду королеву? — небрежно поинтересовалась она.

— Нет, черт меня подери, я имею в виду то, что я женат. Это тайна, которую я прошу тебя не разглашать. Это брак лишь по названию и ничего не значит для меня, — пылко заверил он ее.

Последние слова вернули ее к действительности. Уж она-то лучше, чем кто-либо другой, знала, что их брак для него — пустое место, но услышать такое признание от него самого, да еще именно тогда, когда он предлагает ей греховное сожительство… Да, такое признание мигом излечило ее от любви.

— Сабби, дорогая, у тебя будет карт-бланш. Ты знаешь, что это означает?

— Это означает все, что я захочу, — продемонстрировала она свои познания. — Я смогу иметь сто платьев? — спросила она для пробы.

— Конечно, — уверил он ее.

— Ключи от одного из ваших складов?

— Утром они будут лежать у тебя на подушке.

— Документ на право владения этим домом или другим, равноценным?

— Да, — пообещал он. — У меня много поместий, — тебе будет предоставлена возможность выбирать.

— В Ирландии тоже? — продолжала она допрос.

Впервые он заколебался.

— У меня есть земля в Ирландии, но это дикое, Богом забытое место. Тебе оно ни к чему.

— Значит, это и есть предел того, что мне дозволено иметь?

— Милая, клянусь тебе, это не предел, — заявил он.

Он был ею околдован. Он мог чувствовать токи их обоюдного влечения: он разбирался в женщинах. Проклятье, она так его распалила, что он готов был и душу ей отдать. Руки у него напряглись, а губы прижались к неотразимо-сладостному рту, который оказался дразняще-близко. И пока она отдавалась во власть первым ощущениям поцелуя, его опытные руки скользнули к ней под юбку: он не в силах был удержаться, он должен был ощутить атласную кожу ее бедер — там, где кончались ее шелковые чулки.

Дрожь пронизала ее тело, когда она почувствовала, что его пальцы еще на дюйм приблизились к намеченной им цели. От его дерзкого маневра у нее перехватило дыхание. Сабби знала: если она скажет «да», он в ту же минуту возьмет ее — здесь, в этой кровати!

Взглянув на него, она живо представила себе, как осыпает поцелуями его тело, и от одной лишь мысли об этом едва не лишилась чувств. Но ведь он не из тех, кто ценит легкую добычу… Вот и пусть подождет и помучается!

Она не позволит этому могущественному надменному лорду думать, что ее так просто заполучить.

— Прошу тебя, милая… — взмолился он.

Судорожно вздохнув — должен же он понять, какой горячий отклик порождает в ней все то, что вытворяют его руки, — она твердо отстранила эти желанные руки, закинула волосы за плечи и высокомерно обронила:

— Вы слишком спешите, милорд. Я подумаю о вашем предложении, но это все, что я могу обещать.

Она отступила на шаг, пытаясь укрыться от взгляда его потемневших глаз, но он резко и безжалостно сжал ее плечо.

— Когда пойдешь сегодня спать, посмотри на этот синяк.

Она улыбнулась… в душе. Она сумела его ранить — иначе ему не понадобилось бы причинять боль ей.


Встретившись во дворце, они оба держались так, словно почти не были знакомы. Каждый понимал, что их отношения так или иначе вскоре станут близкими и что в их же интересах сохранять эту связь в тайне от королевы.

Но каждый раз, когда встречались их взгляды, его глаза горели нетерпением и требовали ответа. Тем не менее она делала вид, что ничего такого не замечает. Она скажет ему тогда, когда пожелает сама.

На следующее утро было намечено посещение предсказателя судьбы — вместе с Пенелопой. Но Сабби и догадаться не могла, что Эссекс уговорил сестру помочь ему в выполнении некоего хитроумного замысла. Согласно этому плану, Пенелопа должна была отвезти Сабби в один из его собственных домов, где он сам, переодетый восточным астрологом, напророчил бы ей роман с могущественным рыжеволосым графом.


Этой проделкой можно было бы на славу позабавиться, а потом он бы скинул свой костюм и занялся с ней любовью. Эссекс был уверен, что выиграет пари у Хокхерста, и не мог отказать себе в удовольствии поддразнить того при каждом удобном случае.

Шейн отыскал Сабби в королевской гардеробной. Как только Кейт увидела, кто удостоил своим посещением ее племянницу, она деликатно вышла в соседнюю кладовую, оставив их наедине.

На этот раз Сабби была одета в платье из желтого шелка с серебряными лентами.

— Ты сегодня особенно неотразима, — отметил он, в то время как его глаза обегали ее, подобно языкам пламени. — Помнишь, ты обещала мне показать, как умеешь плавать?

— Я припоминаю, что я сказала: если вы найдете для этого место… не у всех на глазах.

— Я снял римские бани на целый день.

Кроме нас, туда не впустят никого.

Он ожидал, что она откажется; но она-то знала, что отказываться не стоит: все равно он заставит ее сдержать обещание.

— Римские бани? А как они устроены?

И что, их действительно построили римляне?

Ее любопытство было искренним. Он искоса взглянул на нее.

— Они великолепны… может быть, чересчур великолепны. Все там сделано из прекрасного белого и голубого мрамора. Просторный бассейн для купания — сто ярдов в длину и шесть в глубину. Говорят, что некоторые из наиболее отважных дам плавают там обнаженными. Над бассейном расположена галерея для зрителей, но, конечно, сегодня эта галерея будет закрыта.

— Я отправлюсь туда с вами, милорд, при одном условии, — с улыбкой пообещала она.

— При каком именно? — осведомился он, ожидая, что она постарается как-нибудь отвертеться от рискованного предприятия.

— Если вы будете наблюдать за мной с этой верхней галереи… я для вас поплаваю.

— Встретишься со мной у спуска к пристани, как только Кейт тебя отпустит.

Она нарочно заставила его ждать целых два часа. Он в гневе расхаживал по пирсу и, когда она наконец появилась, не мог бы сказать, чего ему больше хочется: задать ей хорошую трепку или обнять ее. Но, взглянув в эти светлые зеленые глаза, он сказал только:

— Довести мужчину до исступления — это у тебя ловко получается, моя дикая кошка.

Это признание доставило ей несказанное удовольствие.

Он не сводил с нее глаз все то время, пока лодочник выбирался на фарватер Темзы, а затем вел свой ялик к указанному месту, искусно пройдя под двумя мостами.

Шейн размышлял, пытаясь понять природу своего необычного влечения к ней. Да, конечно, она была одной из самых очаровательных, самых ярких женщин, которых он повидал на своем веку.

Ее стройная фигура, ее соблазнительные формы могли бы мертвого поднять из гроба.

Но он затруднялся даже подобрать название для той неуловимой ауры, из-за которой обладание именно этой девушкой казалось ему столь необходимым.

Он покачал головой, и на этот раз не найдя ответа.

Они поравнялись с великолепным дворцом Сомерсет-Хаус и пешком прошли небольшое расстояние до Стрэнда и римских бань. На улицах толпился народ; торговцы и ремесленники — от молочниц до крысоловов — зазывали прохожих, предлагая свои услуги. Он купил ей целую охапку золотых роз. Они были в полном цвету и не могли бы дожить до завтрашнего дня, но сейчас, когда они являли себя миру во всей красе, их запах опьянял.

Сабби уткнулась в букет лицом и глубоко вдохнула этот аромат. В Хоке тут же вспыхнуло желание: она ничего не делала наполовину. Он верил, что она еще не принадлежала ни одному мужчине, и тем не менее ее образ не был образом невинной девочки; он угадывал в ней древнее, как мир, искусство обольщения, унаследованное, быть может, от самой праматери Евы. И он понимал, что, если ему дано будет разбудить ее, она приведет его в райские кущи.

От вида роскошного мраморного бассейна у Сабби просто дух захватило. Вода мерцала нежной голубизной, звала, манила и искушала.

Но когда Сабби увидела, как Шейн поднялся на галерею, она уже точно знала, как поступит.

Для того чтобы раздеться, она вошла в одну из небольших кабинок, но, вместо того чтобы остаться в короткой нижней юбке, как она намеревалась вначале, она сняла с себя все до последней ниточки. Она будет плавать для него вот в таком виде.

Она распустила волосы, так что они окутали ее как плащом, поднесла к груди охапку роз и подошла к краю бассейна. Грациозно шагнув в воду, она выпустила из рук розы, и они медленно заскользили по светло-голубой глади воды. Медленно, с необыкновенным изяществом, она оттолкнулась от мраморной ступени и поплыла, и вода относила назад прекрасные пряди ее светлых, отливающих медью волос. Она достигла дальнего конца бассейна и столь же медленно вернулась обратно. Снова оказавшись среди покачивающихся на воде роз, она перевернулась на спину и взглянула на него.

Он стоял, прислонясь к перилам галереи, — стоял, словно зачарованный тем представлением, которое она для него устроила. Она была подобна русалке из волшебной сказки, и ее красота пронзала и сердце его, и душу. Она плавала больше часа, и он чувствовал, что мог бы так стоять и смотреть целую вечность.

Наконец она улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй. Святые угодники, вот и ответ, которого он домогался! Она дала ему этот ответ без слов, но так, что не понять его было невозможно. Только возлюбленная может подарить мужчине такое блистательное, красноречивое зрелище, предвещающее близость и единение. Внезапно он понял и то, что именно привлекало его к ней. То была ее смелость. Она не побоится риска, она отважится на все. Увидев, что он собрался спуститься к ней, и торопясь одеться, прежде чем он до нее доберется, она стремительно вышла из воды и скрылась в кабинке. Но он был слишком проворен: она успела натянуть лишь тонкую сорочку, а прелестное желтое шелковое платье с серебряными лентами так и осталось лежать там, где лежало.

Он поднял ее, прижал к груди и радостно закричал:

— Ты просто настоящая русалка! Чем не пара для бога морей! Твой ответ — решительное «да» — я правильно понял, любовь моя?

— Конечно. А разве были какие-нибудь сомнения? — безжалостно дразнила она его. — Одень меня, — прошептала она ему на ушко.

— Нет! — возмутился он. — Я хочу тебя… здесь… сейчас же!

Его руки, обвившиеся вокруг нее, говорили яснее слов: он считал, что она уже принадлежит ему.

На мгновение Сабби поддалась панике. Неужели она воспламенила его до того, что он утратил власть над собой? Она готова была признать, что действительно повела себя как доступная женщина, так чего же она могла ожидать от такого мужчины, как Шейн Хокхерст?

Его руки уже почти скинули с нее сорочку, а губы при этом творили с ней что-то явно недозволенное. Пришлось прибегнуть к единственной отговорке, которая могла бы показаться убедительной:

— У меня волосы совсем мокрые… пожалуйста… не надо…

Он расстегнул пуговицы своей рубашки.

— Возьми мою рубашку и вытри волосы, — настаивал он.