Спустя несколько минут Элли вышла, чувствуя себя самой собой в большей степени, чем все последние дни. Платье было ей широко в талии и груди — как и следовало ожидать, — но вполне подходило по длине.

Элли хотелось кружиться от радости, но она лишь коротко кивнула пирату.

— Пойдемте?

Они попрощались с Мег и покинули ее дом, направляясь в глубь острова к югу. Капитан оказался прав. День был замечательный. Солнечный, ясный и приятно прохладный. Туман еще прикрывал легкой дымкой заросшую вереском землю. С моря дул свежий соленый ветерок. Элли подняла лицо к солнцу, наслаждаясь нежным теплом ярких лучей, ласкавших ей кожу.

На мгновение она снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая блуждала по зеленым ирландским окрестностям, до тех пор, пока ее туфли не покрывались грязью, а платье не мялось и не окрашивалось пятнами от травы. Как она любила эти прогулки!

Как давно это было! Элли охватила тоска и сожаление при мысли, что невозможно вернуться назад. Вот и эти дни свободы скоро подойдут к концу.

Они шли бок о бок удобным для нее шагом, для чего, как она подозревала, ему приходилось значительно сдерживать свой темп. Но судя по всему, он не спешил. Он, похоже, никогда не спешил.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Увидишь, — ответил он с загадочной улыбкой.

Она наблюдала за ним исподтишка. Казалось, даже солнце обнимало его, сверкая в его белокурых волосах, на бронзово-загорелой коже, окружая его теплым золотистым сиянием. Зрелище было ослепительное.

«Ветер всегда мне в спину», — сказал он однажды. Он был прав. Каково это — знать, что тебе сопутствует удача? Идти по жизни с такой непоколебимой уверенностью? Господь не только наделил его прекрасным лицом, могучим телом и, насколько Элли могла судить, непревзойденным воинским мастерством, но к тому же еще веселым нравом, безмерным обаянием и истинной привлекательностью.

Должно быть, ему это очень приятно. Но может быть, также и чуть одиноко? Все это выглядело несколько односторонне. Вокруг него всегда толпились люди ради того, что он мог им дать — словом или прикосновением, — но что он получал взамен? Может быть, именно этим она отличалась от остальных? Ей от него ничего не было нужно.

— Меня удивляет, что вы так надолго можете покидать своих людей. Разве вам нечем заняться? Например, орудовать этим огромным мечом?

Губы его изогнулись в лукавой усмешке.

— Уверяю тебя, я никогда не пускаю в ход свой клинок без особой нужды.

Щеки Элли залились румянцем, когда она сообразила, что он имел в виду не оружие, а совершенно другое.

— Я не хотела… — запинаясь, пробормотала она.

Он рассмеялся, очень довольный тем, что смутил ее.

— Ты следила за мной, Элли?

— Конечно, нет! — горячо возразила она, но щеки ее запылали еще ярче.

Он понял, что она лжет. Вот дьявол!

Не то чтобы она нарочно ходила его искать. Просто на днях она подошла к краю обрыва и случайно взглянула на берег, где пираты развернули лагерь. Там она и заметила его. Он тренировался со своим мечом, с боевым топором и палицей. И пока Элли не спохватилась, она, словно завороженная, наблюдала за тренировкой, невольно восхищаясь мощью и силой, которые он вкладывал в каждый удар.

Ей много раз приходилось наблюдать за тренировочными поединками рыцарей. Но в этом жестоком, беспощадном боевом стиле полуодетых горцев не было ничего цивилизованного. Вполне естественно, что ей стало любопытно. Элли без труда игнорировала тот факт, что ее любознательность ограничилась всего лишь одним впечатляющим примером.

Пират, похоже, не возражал против прогулки в молчании, хотя время от времени указывал на какую-нибудь ферму, называя ее владельца, или на интересное растение, или на красивый пейзаж. Это было приятно. Слишком приятно. Похоже, она не отказалась бы идти так рядом с ним бесконечно долго.

Эта нелепая мысль ошеломила Элли и вернула к реальности. Спаси ее, Боже, ей просто необходимо вернуться домой, прежде чем она окончательно потеряет разум.

— Как долго вы планируете оставаться здесь? — выпалила она.

— Осторожнее, детка, — ответил он с одной из своих ослепительных улыбок, — или ты ранишь мои нежные чувства, заставив думать, будто тебя не радует мое общество.

Элли возвела глаза к небу.

— Не волнуйтесь, — сказала она. — Расточайте свои неотразимые улыбки перед теми, кто их оценит.

Его голубые глаза заискрились весельем.

— Неотразимые? Ты и в самом деле так думаешь?

— Для большинства женщин, я думаю, это так.

— Но мои улыбки абсолютно не действуют на тебя? — Он сокрушенно покачал головой. — На тебя трудно произвести впечатление, няня Элли.

— Не так уж трудно, просто я не поддаюсь на коварные уловки.

— В самом деле? — спросил он, и в глазах его сверкнул вызов. — Я бы не сказал этого прошлой ночью.

Элли напрягла все силы, чтобы голос ее прозвучал спокойно вопреки бешеным ударам сердца.

— Это была ошибка, — осторожно сказала она.

— Ты так это называешь? — спросил он с сарказмом.

Элли постаралась придать своему лицу самое небрежное, беззаботное выражение.

— Мы оба знаем, что это ничего не значило. Естественный результат уединенности, позднего часа и духоты в комнате. На вашем месте мог оказаться любой.

Он остановился и схватил ее за руку. Лицо его осталось бесстрастным, за исключением легкого напряжения вокруг губ.

— Твоя зрелая оценка ситуации звучит обнадеживающе.

В его голосе послышались жесткие нотки, отчего кожа на ее лице напряглась, охваченная жаром.

— Мы оба взрослые люди. Вам нет нужды беспокоиться, что я имею на вас виды. — Она нервно рассмеялась. — Вряд ли я похожу на женщину, способную пасть жертвой чар такого мужчины, как вы.

Он стиснул челюсти и устремил на нее взгляд холодных голубых глаз.

— В самом деле? — угрожающе протянул он.

«Никогда не вступай в спор с безрассудным». Элли сразу же осознала свою ошибку и постаралась заставить его понять, что она и в мыслях не имела бросать ему вызов. Она всего лишь пыталась рассуждать практично, а он воспринял это как критику.

— Я только хотела сказать, что мы слишком разные. Взгляните на нас. Я уверена, что не отношусь к типу женщин, которых вы обычно целуете.

— Ты думаешь, что так хорошо меня знаешь?

— Мне знаком этот тип мужчин. Беззаботный, обаятельный, невозмутимый. Женщины любят вас, и вы отвечаете им взаимностью. Всем им. Жизнь для вас всего лишь шутка, и вы ничего не воспринимаете всерьез.

— Ты ошибаешься, — мрачно произнес он. — К некоторым вещам я отношусь очень серьезно.

Под взглядом, который он устремил на нее, сердце Элли лихорадочно забилось. Похоже, он вознамерился показать ей наглядно, что имеет в виду. И на этот раз, подумала она, дело не ограничится поцелуями. Теперь он казался гораздо опаснее. Напористый. Разгневанный. Ожесточенный. Грозный мужчина. Сердце Элли тревожно замерло в груди. Она застыла на месте, понимая, что должна отступить назад, но не находила сил заставить ноги двигаться.

— Знаешь, что я думаю, Элли? Я думаю, что тебе очень понравились те поцелуи. Я думаю, тебе хотелось большего. Гораздо большего. Я думаю, тебе захотелось в тот момент дать себе волю и испытать любовь. Я думаю, что ты слишком долго несла на себе груз ответственности и отгородилась от всех чувств, так что забыла, что такое веселье и радость.

Элли поразилась, насколько близко он подобрался к истине. Неужели все это так заметно? Жгучие слезы подступили к ее глазам.

— Значит, вы подумали, что я несчастная иссохшая девственница, которой не повредило бы немного волнений, и решили проявить жалость?

Его глаза вспыхнули. Он подступил на шаг ближе, и она отчетливо ощутила жар, исходящий от его тела.

— То, что я тогда чувствовал, вовсе не жалость.

Похоть. Вот что он имел в виду. От этой мысли все ее вконец истрепанные нервы ощетинились. Казалось непостижимым, что он может испытывать вожделение к такой, как она. Мужчины, подобные ему, никогда дважды на нее не взглянут.

Сердце ее бешено колотилось в груди. Господи, он собирался снова ее целовать! На одно-единственное мгновение — пока благоразумие и чувство самосохранения не возобладали — Элли даже захотела этого. Но она не могла позволить ему узнать, как горячо реагирует на него ее тело. Он смог бы использовать это против нее. Она ни за что не станет его забавой. Очередным трофеем. Еще одной женщиной, павшей к его ногам. Следующим завоеванием в длинной цепи побед пирата-викинга.

Она хотела прочной, глубокой связи. Он же ничего не воспринимал всерьез, в то время как она ко всему относилась серьезно. Может, ее и влекло к нему, но все то, что ее привлекало — азарт, дикая, необузданная натура, — в то же время делало его неподходящим для нее. Если она ему уступит, он только разобьет ей сердце.


Эрик был абсолютно доволен тем, что имел, и совершенно не нуждался в нотациях этой особы с большими карими глазами и всезнающим ртом, который случайно оказался к тому же самым привлекательным, сочным — так и манящим поцеловать его — ртом из всех, какие он мог припомнить.

Разве это его вина, что он нравится людям?

Почему она относится ко всему так чертовски серьезно? Неужели она не может слегка расслабиться и немного повеселиться?

Он сам не понимал, почему так разозлился. Ему следовало бы благодарить Бога, что она не вообразила, будто влюблена в него. Но тон, которым она это сказала — этакий менторский, не терпящий возражений, — заставил его испытать чувство ущербности. Словно она измерила его какой-то своей невидимой меркой, и он не дотянул до ее отметки. Это было смешно… нелепо… просто бред. Он еще никогда не терпел неудач.

И надо же ей было оценить ситуацию так чертовски разумно!

Эрик прищурил глаза, заметив лихорадочно бьющийся пульс возле ее горла. Возможно, она вовсе не так нечувствительна к его чарам, как хочет его убедить?

Возможно, она очень даже чувствительна.

Его так и подмывало немедленно доказать это — чертовски подмывало. Он испытывал странное порочное желание во что бы то ни стало сломить ее сопротивление, заставить ее сдаться, открыться, освободить в себе ту любознательную, любящую приключения женщину, которая укрывалась, как он догадывался, за высокомерным фасадом.

Но он не был уверен, что хочет знать, к чему это приведет. Эрик любил нетребовательных женщин, а Элли с ее проницательными глазами и ставящими в тупик вопросами станет требовать от него гораздо больше, чем он захочет дать. Ему нравится его жизнь такой, какая она есть, черт побери!

Эрик отпустил ее руку и отступил на шаг назад.

— Мы отплываем в конце недели.

Он должен встретиться с Маккуилланами тринадцатого, поправится Рэндольф или нет.

Элли некоторое время продолжала смотреть ему в глаза и после неловкой паузы спросила:

— Куда вы меня отвезете?

Он понимал, о чем она спрашивает, но не имел возможности отправить ее домой. Еще нет.

— Пойдем, — сказал он, увлекая ее по тропинке. — Это недалеко.

Они шли еще минут пятнадцать, прежде чем ветер усилился, донося запах моря, и впереди показалась конечная цель их похода. Эрик не знал, понимает ли Элли, что они только что пересекли маленький остров, простиравшийся меньше чем на милю с севера на юг и ненамного больше с запада на восток.

Она заметила массивную аркообразную скалу на краю утеса и оживленно обернулась к нему:

— Мы идем туда?

— Да.

Он улыбнулся ее энтузиазму. Арка не только представляла собой грандиозное зрелище — с нее открывался великолепный обзор морских путей к западу и к югу. Отсюда Эрик имел возможность изучать позиции англичан. Именно у этого утеса стала на якорь английская галера несколько дней назад.

— Можно я поднимусь на вершину? — спросила Элли.

Должно быть, она все-таки повлияла на него, потому что Эрику почти не хотелось подшучивать или насмехаться над ней.

— Если считаешь, что справишься. Это гораздо опаснее, чем кажется отсюда.

Она взглянула на него с насмешкой и почти бегом устремилась к скале. У него несколько раз сердце замирало в груди, но она с удивительной легкостью вскарабкалась на вершину.

— Какая красота! — воскликнула она, обернувшись к нему с выражением неподдельного восторга на лице.

И тут его сердце остановилось.

Она выглядела красавицей. Ослепительной. Черты остались прежними, но что-то неощутимо переменилось. Как будто он увидел ее впервые. Всю ее. Полностью. И открыл в ней что-то истинное и важное.

Может, Элли и пыталась командовать, была слишком требовательной и чересчур серьезной, но она оставалась при этом смышленой, благородной, чувствительной молодой девушкой, которую самым наглым образом похитили из дома. И которая с поразительной стойкостью выносила все трудности, выпавшие на ее долю. Не рыдала и не жаловалась, а отважно принимала сложившуюся ситуацию со спокойной решимостью. И ей, судя по всему, ничего не стоило дать ему нагоняй, словно он какой-то нерадивый школьник.