– Что?

– Извини. Мне показалось, мы обмениваемся клише.

Некоторое время оба молчали, потом Кэм сказал:

– Как теперь выглядит гостиная?

Гвен покачала головой.

– Не очень хорошо. – Она показала окрашенную стену. Фиолетовое превратилось в серое, но проступало местами, придавая комнате непристойный вид.

– По-моему, тебе нужна еще одна покраска.

– Или огнемет. Но, по крайней мере, в гостиной не так плохо, как в столовой.

– Так плохо?

– Посмотри сам. – Гвен открыла дверь, дав Кэму возможность полюбоваться жуткими обоями и потолком в трещинах. – Руби говорит, это небезопасно.

– Нет. Это только штукатурка. Все в порядке. – Он огляделся. – А вот обои… они психотические.

Они чокнулись и выпили. Выпил – и все кажется поправимым. Конечно, раньше, когда рядом был Кэм, алкоголь всегда вел к одному и тому же. Но с ним так было всегда… даже без алкоголя. Гвен выпила еще, в желудке потеплело, и тепло, растекаясь по телу, вступило в схватку с холодом и сыростью столовой.

– Извини, я тогда не попрощалась. – Слова выскочили раньше, чем она успела остановиться.

Кэм замер.

– Не смогла. – Гвен не отрывала глаз от покачивающейся в стакане жидкости. – Если бы я увидела тебя или поговорила с тобой, то не смогла бы уехать, а я тогда думала, что должна уехать во что бы то ни стало.

Она услышала какой-то шорох, и в следующий момент Кэм уже был рядом. По коже побежали мурашки, а через разделявшее их пространство проскочил – по крайней мере, ей так показалось – электрический разряд. Она застыла, не дыша, мысленно умоляя его придвинуться, обнять, сказать эй, малыш, как бывало когда-то.

Он откашлялся.

– Я пытался тебя найти. Уже после того, как ты уехала. Разговаривал с твоей матерью, но она не пожелала помочь.

Гвен могла представить, как это было. В то время они с Глорией ругались едва ли не каждый день. Возможно, Глория боялась, что Кэм приведет ее домой.

– Твоя сестра сказала, что не знает, где ты.

– Так оно и было.

– Как ты смогла? – Кэм по-прежнему не смотрел на нее. – Взяла и бросила всех. Не только меня – всю свою семью, всю свою жизнь. Ты не скучала по ней?

– Нет, – соврала Гвен.

Они стояли рядом, почти касаясь друг друга, потягивая вино и глядя на переплетающиеся цветы и лозы.

Еще через пару глотков Гвен начала видеть в узорах фигуры. Сплетающиеся фигуры. Она отступила от Кэма и вышла из комнаты.

– Давай сядем.

На кухне было лучше. Светло, чисто и никаких порнографических обоев. Они сели за стол, и Гвен открыла жестянку с печеньем.

Кэм поморщился.

– Только не с выпивкой.

– Здесь темный фруктовый кекс. Бренди в нем столько, что можно утопить корабль.

Он взял слайс кекса, откусил немножко, а Гвен поймала себя на том, что, позабыв обо всем на свете, не сводит глаз с его рта. Кэм проглотил, и она едва удержалась, чтобы не наклониться и понюхать его шею. Господи.

Он отодвинул кекс и приложился к стакану.

– Почему ты решила, что тебе надо уехать? Мне казалось, все было хорошо… – Кэм не договорил. Покачал головой. – Впрочем, забудь, что спрашивал. Не знаю и знать не хочу. Теперь все в прошлом.

Прежде чем Гвен успела как-то отреагировать на такое заявление, он добавил:

– Что ж, расскажи-ка, чем ты занималась эти тринадцать лет.

Гвен даже моргнула от неожиданности. Хотя… Ладно.

– Ну же. – Кэм наклонился вперед. – Мне интересно. Правда.

Он не хмурился, не изображал равнодушие и, наверно, впервые за последние дни показался ей искренним. Гвен сделала еще глоток и заговорила о своей работе. Рассказала о «Любопытных мелочах», о том, как начала с продажи собственных творений, как потом, занявшись поиском винтажных миниатюр для настенных витрин, стала выискивать другие клевые вещицы и выставлять их для продажи.

– Часто я просто дурачилась, убивала время, думая о том, что хочу сделать со своей жизнью, а потом, совершенно неожиданно, увидела тот шелковый платок.

Глаза у Кэма слегка осоловели.

– Глазам не поверила. Это была такая красота. Шарф. Прекрасный шарф. Тот парень, наглец, повесил его у себя в палатке на ярмарке антиквариата в Питерборо. Он, конечно, знал, что это «Миссони», и цену назначил соответствующую, но я, едва только прикоснулась к нему, поняла – он последний из этой серии.

– Ты это поняла? Как? – нахмурился Кэм.

Этот момент триумфа Гвен переживала не в первый раз, но волновалась почти так же, как тогда, и не обращала внимания на мелочи.

– На меня как будто накатило. Я купила его и выложила у себя. Продала и получила в десять раз больше, чем потратила. – То был один из редких случаев, когда семейная интуиция Харперов оказалась не столько проклятием, сколько благословением.

– Ух ты. – Кэм выпрямился, и в его глазах отразился неподдельный интерес. – Так на этой… – он сделал неопределенный жест рукой, – ерунде действительно можно заработать?

– Для тебя это, может быть, ерунда, но мне нравится. Кому-то неприятна сама идея секонд-хенда, но мне интересна история, меня привлекает сам процесс поиска, охоты. Каждая уникальная вещь намного интереснее унылой массовой продукции, того барахла, что все покупают в «Арго».

– Я в «Арго» не покупаю.

– Не ты. Ты богатый. Я имею в виду обычных людей. Но даже ты покупаешь вещи в дорогом варианте «Арго». Вещи, в которых нет ни индивидуальности, ни чего-то другого.

– Понятно, – вежливо сказал Кэм.

Гвен осторожно поставила стакан на стол.

– Ну а ты?

– Мне и рассказать особенно не о чем. Бумажная работа. Суд. Снова бумажная работа.

– Тебе это не нравится?

Он пожал плечами.

– Вообще-то даже нравится. Я люблю разбираться в запутанных делах. Люблю спорить и побеждать.

Гвен улыбнулась.

– Не могу привыкнуть к тому, что ты адвокат. Ты же был панком. И вроде бы собирался в Лондон?

– Собирался, – внезапно посерьезнев, сказал Кэм.

– И что случилось?

Он допил то, что оставалось в стакане, и налил еще.

– Извини, что так вел себя тогда, в машине. Я просто был не готов… – Кэм снова пригладил волосы. – Не знаю. Я был не готов разговаривать с тобой. Хочешь послушать о своей бабушке?

Гвен заставила себя переключиться на настоящее.

– Да. Конечно. Расскажи, пожалуйста.

Кэм откинулся на спинку стула, закрыл глаза и, помолчав секунду-другую, сказал:

– Не пойми меня неправильно, но Айрис была особой довольно странной.

Гвен напряглась. Странной. Это слово было одним из многих, употреблявшихся для характеристики их семьи.

Кэм открыл глаза и посмотрел прямо на нее.

– Очень сильная личность. Всегда говорила правду. Всегда старалась помочь нуждающимся.

– Ох… – Гвен сглотнула. Это было уже лучше.

– Тактичной я бы ее не назвал. Дураков на дух не переносила.

– Никогда не понимала, почему так говорят, – вставила Гвен, махнув рукой со стаканом. – На какой еще дух? И кто его переносит?

Кэм отвлекаться не стал.

– Она не играла в политические игры. Говорят, когда жена шефа полиции пришла к ней за поддержкой, Айрис оскорбительно отозвалась о ее туфлях.

– Ты же вроде бы сказал, что она помогала людям?

– Помогала, верно. Вот только не надо быть слишком разборчивым, когда тебе помогают. Не надо ждать слишком многого.

Гвен уже приготовилась сказать, что на свете вообще слишком много чересчур привередливых, но тут в дверь постучали.

Кэм вскинул бровь.

– Ждешь кого-то?

Гвен вздохнула и, разведя руками, пошла открывать.

– Да. И чем дальше, тем больше.

Женщина за порогом держала в руке синюю миску для собаки с изображенной на боку стилизованной косточкой.

– Вы – Гвен Харпер?

Гвен кивнула.

– Слава богу. Я – Хелен Брюэр. – Женщина сунула миску под мышку и протянула руку. Волосы у нее были собраны в хвост, и выглядела она старше Гвен. Хотя Гвен всегда исходила из того, что окружающие старше нее. Руби наверняка объяснила бы это ее незрелостью, задержкой в развитии и прочим в этом же духе.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Надеюсь, что да. Пожалуйста.

– Думаю, вам лучше войти, – предложила Гвен и отступила в сторону.

– Извините, если помешала. – Хелен с любопытством уставилась на Кэма. – Вы заняты?

– Да, – сказал Кэм.

– Я всегда занята, – пояснила Гвен. – До такой степени, что могла бы, наверно, вырезать это на задней двери.

– Что ж, я, надеюсь, ненадолго. – Хелен поставила собачью миску на стол. – Если я не найду Арчи до возвращения Кристофера, он убьет меня. Потому что вот так его любит.

– Кристофер?

– Мой сын. На уикенд приезжает домой из университета. Он изучает химическое машиностроение в Кардиффе. Очень трудный курс.

– Не сомневаюсь. – Гвен уже несколько раз пыталась послать в направлении Кэма извиняющийся взгляд, но он был занят тем, что бомбардировал Хелен лучами смерти. Пришлось переключиться на гостью. – Так у вас пропала собака?

– Да, я не видела ее со вчерашнего утра. – Хелен достала из кармана небольшую фотографию и протянула ее Гвен. На снимке, сделанном веб-камерой, Хелен Брюэр держала на руках шотландского терьера.

– А это его миска.

– Не ваша? – спросил Кэм.

– Нет. – Хелен сердито посмотрела на него и, наклонившись вбок, сунула руку в карман пальто. – Это его любимая игрушка. – Она положила на стол некий предмет, присмотревшись к которому Гвен с трудом подавила смех. Перед ней лежала резиновая копия Маргарет Тэтчер, потрепанная почти до неузнаваемости и безносая.

– У вашего Арчи отменный вкус, – прокомментировал, допивая вино, Кэм.

– Зачем вы это принесли?

Хелен недоуменно наморщила лоб.

– Разве вам это не нужно? Я слышала, что Айрис делала что-то с вещами. Может быть, если это поджечь, дым примет форму стрелы и укажет, где прячется Арчи… – Она взглянула на Гвен и осеклась. – Или что-то еще.

– Эту вещь нельзя поджигать, – предупредил Кэм. – Она будет выделять токсичный дым.

– Может быть, получается химический ожог в форме стрелы, – задумчиво предположила Гвен, изо всех сил игнорируя внутренний голос, говорящий, что она может помочь.

– Так вы поможете или нет? – спросила сердито Хелен. – Я и заплатить могу.

Гвен вздохнула и попробовала сформулировать вежливый ответ, который соединил бы нет и вы рехнулись.

– Вы с соседями разговаривали? Листочки расклеивали?

– Его никто не видел. Я прошла по улицам, спрашивала у людей, просила проверить гаражи на случай, если он оказался где-то заперт. – Порывшись в кармане, она вытащила пару двадцатифунтовых бумажек.

Гвен приказала себе не думать о том, как сильно нужны ей деньги.

– Не думаю, что смогу вам помочь. – Она протянула руку к пожеванной игрушке, и в тот самый миг, когда пальцы коснулись резиновой поверхности, за глазами как будто что-то взорвалось. Розовый ковер под самым носом, словно она лежала на нем, хотя на самом деле она двигалась быстро-быстро, перебирая черными лапами. Выше и выше по розовому ковру, отдающему резким запахом с базовой нотой дерева и газеты. Она рывком отвела руку и уставилась на Кэма и Хелен широко открытыми глазами.

– Все в порядке? – спросил Кэм.

Она сосредоточилась на нем. Здравомыслящем, нормальном, знающем законы Кэмероне Лэнге. Он не сумасшедший. Он не просил у нее помощи с отморожением, не просил решить брачную проблему. И Хелен Брюэр он воспринимал немного растерянно и с некоторым любопытством. Кэм принадлежал к нормальному миру. И к этому миру она сама хотела присоединиться.

– Что-то не так? – спросила Хелен. – Если не можете ничего сделать, то я пойду домой… буду искать. Он где-то там… один-одинешенек…

– Розовый коврик. – Чтоб его.

– Что?

Гвен протянула руку и коснулась подбородка Мэгги. На этот раз она подготовилась и постаралась сосредоточиться и интерпретировать образы, промелькнувшие у нее в голове, словно кадры видеоролика. Снова розовый коврик, но теперь уже в квартире или, может быть, на лестничной клетке. Выше розового – некая полированная белая поверхность… угол. Серая собачья нога, тянущаяся к углу лапа… скребущий звук… И снова волна тошноты. Гвен пулей вылетела из-за стола, бросилась к раковине и в последнюю секунду все же успела. С большей частью кекса и красного вина пришлось проститься. Чья-то рука легла на поясницу. Кэм наклонился, включил холодную воду, наполнил стакан и протянул ей.

– Извини, – смущенно выдавила она, заливаясь краской стыда. Чудесненько… просто красота. Потом заглянула под раковину в поисках какого-нибудь дезинфектанта.

– Оставь это на потом, – сказал Кэм. – Сядь.

– Что-то не так? – спросила Хелен. – Никто не говорил, что будет тошнить.

– У вас розовый коврик на лестнице и на площадке есть?