Сара Пэйнтер - Язык чар

– Как он называется? Твой магазинчик.

– «Любопытные мелочи».

Кэти наморщила нос.

– Могло быть и хуже.

– Спасибо, – сухо сказала Гвен. – Галерея вроде катушек, иголок и пуговиц называется «мелочью», а еще мне просто нравилось, как оно звучит.

– Ну, тогда пусть так и остается. Клиенты у тебя уже есть, надо, чтобы они могли найти тебя.

– Найти меня они могут всегда. Я каждый год устраиваю одно и то же шоу.

– Это вовсе необязательно, – раздраженно указала Кэти. – В том-то и дело. Тебе больше не придется никуда таскаться. Ты сможешь вести дела отсюда.

Гвен улыбнулась.

– Хочешь, чтобы я осталась здесь?

Племянница бросила на нее снисходительный взгляд.

– Мне, вообще-то, все равно.

– Вот и правильно. – Гвен рассмеялась. – Я тоже люблю тебя, милая.

Переехав через мост, Гвен оставила позади беспорядочно разбросанные коттеджи и мощеные улочки и оказалась среди щегольских таунхаусов на другой стороне реки. На территории Кэмерона Лэнга. Взгляд ее скользил по тротуарам, как будто одного ее желания было достаточно, чтобы он магическим образом появился на улице. Дома взбирались по склонам холма, сквозь зелень вечнозеленых деревьев и из-за голых ветвей дуба и вяза проглядывал кремовый песчаник.

Ресторан «Оранжерея», неуклюже пристроенное к обычному таунхаусу уродливое порождение модернизма и стекла, можно было охарактеризовать как карикатуру на разрешенную перепланировку.

Патрик уже сидел за столиком и, увидев Гвен, поднялся ей навстречу.

– Я заказал вам джин с тоником, но могу принести и что-то другое.

Гвен заранее настроилась быть с Алленом пожестче, но теперь обнаружила, что ни энергии, ни сил играть намеченную роль нет.

– Все в порядке, – сказала она, снимая пальто, в чем ей попытался помочь материализовавшийся из ниоткуда официант.

– Чудесно выглядите, – прокомментировал Патрик.

Гвен улыбнулась.

– Спасибо. – Она умышленно не стала наряжаться и была в старой футболке, некогда черной, но застиранной до серого, с изображением коровы и надписью «moo power».

– Один из моих. – Патрик махнул рукой, заключив в жест столики, официанток в белых фартуках и, предположительно, кухню и туалеты.

– Очень мило, – вежливо заметила Гвен.

Патрик положил руку на меню, заглядывать в которое ему, по-видимому, не требовалось.

– Рекомендую лобстера.

Гвен покачала головой.

– Я пробовала однажды морепродукты. С моим желудком они не договорились.

Патрик поморщился, но у столика уже маячил официант.

– Думаю, начнем с белого вина. Вы не против? – Ждать ее ответа он не стал, и Гвен, откинувшись на спинку стула, огляделась, пока Патрик демонстрировал свое близкое знание меню. Ресторан был заполнен наполовину, и она насчитала три столика, за которыми сидели пожилые леди. За другими расположились группки друзей, вероятно годами встречавшихся за ланчем, деливших беды и радости и возвращавшихся домой с уверенностью в том, что, как бы ни повернулась судьба, они не одиноки. В дальнем углу, за маленьким столиком, Гвен заметила знакомое лицо. Лицо, увидеть которое ожидала с тех пор, как вернулась в город. Лицо, которое иногда являлось ей перед сном. Лицо, представлявшее всю возможную неприязнь, каждый неодобрительный взгляд и брошенную за спиной реплику.

Внешне Элейн Лэнг почти не изменилась. В аккуратно собранных волосах мелькали серебристые и белые нити, линия шеи стала чуть мягче, но в прочих отношениях она осталась прежней. Идеальная осанка, крошечная сумочка, сережки с жемчугом. Гвен выпрямилась. Спутница Элейн тоже показалась ей знакомой, а когда женщина слегка повернула голову, Гвен увидела профиль Лили.

– Не знала, что они знакомы.

Патрик оглянулся.

– Здесь все знают друг друга. Вы имеете в виду Элейн Лэнг?

Гвен кивнула.

– С ней моя соседка, Лили. Не думала, что они подруги.

– Скорее коллеги. Обе в районном совете. И, по-моему, Лили как-то связана с созданным Элейн благотворительным фондом помощи животным.

– Есть благотворительный фонд?

– Да, кажется, «Кошачья лейкемия». Вообще-то, Лили делает много хорошего. Такие, как она, нечасто работают на этом уровне.

– Такие, как она? Вы имеете в виду, что она воспитывалась в муниципальном учреждении?

– Нет, нет, – отмахнулся Патрик. – Я о том, чего она достигла. Это достойно восхищения.

– Согласна. – Гвен сложила руки на коленях, чтобы не ткнуть в Патрика вилкой.

Официант принес полбутылки охлажденного «Сансер». Вино было восхитительное, и Гвен с неохотой признала, что вкус у Патрика отменный. По крайней мере, в некоторых областях.

– Вообще-то, я пригласил вас не просто так, – сказал Патрик и взял паузу. Вооруженный щипцами официант положил булочки на десертные тарелки.

– Я так и решила, что вы не станете пытаться залезть мне под юбку, – поддержала Гвен. Булочка соскользнула с тарелки, но она успела поймать ее, вернуть на место и даже улыбнулась ободряюще смутившемуся молоденькому официанту, который поспешил удалиться.

– Э… – сказал Патрик.

– В общем-то, я хотела поговорить с вами о постоянно действующем рынке ремесленников в городе. – Гвен намазала булочку маслом и с удовольствием откусила.

Патрик нахмурился.

– Мы можем поговорить об этом позже, – сказал он тоном, означавшим только то, что такого разговора не будет. – Я хотел попросить вас об одолжении.

– Вы и остальной мир, – кивнула Гвен. – Изумительный хлеб.

– Правда? – Патрик нахмурился. – Эд с вами разговаривал?

– Эд?

– Он управляет мотелями «Трэвелодж». Я говорю управляет, хотя это спорный вопрос.

– Никогда с ним не встречалась.

– Уже легче. – Патрик снова откашлялся. – Вы в городе человек новый, и мне хотелось бы знать, как вы воспринимаете прогресс.

– Вы – политик?

– Нет. По крайней мере, еще нет, – хохотнул Патрик. – У меня есть бизнес в Пендлфорде, и, конечно, мне небезразлично будущее города.

– И что я могу для вас сделать?

– Это сущая мелочь.

– Что? – Навыки социального общения Гвен изрядно заржавели, и нетерпение все-таки прорвалось в голосе.

– Мисс Харпер оставила вам что-нибудь?

– Она оставила мне Эндхауз. И вам это хорошо известно.

Патрик ткнул вилкой в спаржу на тарелке.

– Вы унаследовали и все содержимое?

– И это вам известно. Вы видели мебель. – Гвен с ужасом поняла, что знает, куда клонит Патрик.

– Верно. Что ж. После нее остались какие-либо бумаги? Дневники. В этом роде.

Вот оно что. Гвен подумала о мешках бумаг: записных книжках, рецептах, использованных конвертах с нацарапанными шариковой ручкой номерами.

– Она оставила мне все, но я не успела разобраться.

Конечно, Гвен прекрасно понимала, какими именно бумагами Айрис интересуется Патрик. Дневниковыми записями.

– Разумеется.

– Вы хорошо знали мою бабушку? – Гвен с тайным злорадством представила, как изменилось бы лицо Патрика, если бы она дала ему почитать запись о неверности его жены. Или ему все уже известно?

– Нет, не очень. Мы вращались в разных кругах.

– Значит, ее бумаги интересуют вас потому…

– Позвольте быть с вами откровенным? – Патрик наклонился вперед и, не дав ей времени, чтобы сказать нет, продолжил: – К вашей бабушке обращались многие. Люди верили в ее… э… способности. Это, конечно, чушь – вы уж простите, – но чушь безвредная.

Гвен кивнула.

– Вреда от нее не больше, чем от ароматерапии.

– Вот именно, – с заметным раздражением сказал Патрик.

– И она намного менее опасна, чем организованная религия.

– Пардон?

– Я совершенно уверена, что Айрис не начинала войн и не сжигала никого на костре.

Патрик растерялся, но потом собрался с силами.

– Да, наверно, так оно и есть.

– И вам хотелось бы заглянуть в ее дневник на тот случай, если там есть пикантные отзывы о ваших коллегах, служащих и так далее.

– Нет!

– Тогда зачем?

– Как бизнесмен, я инвестирую иногда в местные проекты. Навести справки о людях, которым собираешься доверить немалые денежные суммы, это естественно.

Гвен кивнула.

– И вы подумали, что некоторые из ваших потенциальных компаньонов могли побывать у Айрис и рассказать ей, как потеряли огромные деньги, построили жилой район на болоте или…

– Ничего вульгарного. Мне интересно только то, что может иметь отношение к моим бизнес-интересам. Я и не жду, что вы покажете мне то, что напрямую меня не касается. Можете предварительно просеять информацию.

– Этому я верю. – Гвен покачала головой. – Если вы думаете, что я покажу вам личные бумаги… – Она не договорила, увидев, что Элейн встала со стула и решительно направляется к их столику.

– Что ж, вижу, я зря теряю время, – вздохнул Патрик.

– Здравствуйте, Гвен. Вы ничуточки не изменились. – Голос Элейн звучал так же резко и неприязненно, как и в те времена, когда Гвен была подростком.

Патрик тут же поднялся.

– Элейн! Ты, как всегда, чудесно выглядишь.

– Не говори глупости, Патрик. – Элейн отмахнулась от комплимента, но засветилась от удовольствия. – Я так устала. Так много дел, так мало времени.

– Присоединишься к нам? – Патрик поискал взглядом официанта.

– Нет, спасибо. Я только хотела взглянуть поближе на Гвен. Не знала, стоит ли верить слухам.

– Верьте. Я вернулась.

– Надеюсь, ненадолго.

Столь откровенной враждебности Гвен не ожидала. И даже Патрик растерялся и не нашелся, что сказать.

– Не думаю, что это ваше дело, – только и сказала Гвен.

– Мы всего лишь встретились… – попытался объяснить Патрик, указывая зачем-то на тарелки.

– Так вот, – перебила его Элейн, оглядывая Гвен с головы до ног. – Надеюсь, вы успеете завершить то дело, которое, как вы полагаете, у вас здесь есть.

Когда она отошла, Патрик вопросительно посмотрел на Гвен.

– Не знал, что вы знакомы.

Она пожала плечами.

– Вообще-то, я с ней не знакома.

– Что ж, надеюсь, вы подумаете над моей просьбой. А я, возможно, сумею помочь вам обосноваться в Пендлфорде, если пожелаете остаться. Расчистить путь. – Он кивнул в сторону удаляющейся Элейн.

– Я бы не показала вам частные бумаги бабушки, даже если бы весь районный совет встал передо мной на коленях.

– Не надо так грубо, – пожурил ее Патрик. – Вижу, мы напрасно теряем здесь время.

– Вот уж нет. – Гвен поднялась. – По крайней мере, многое прояснилось. – Теперь ее интересовал только один вопрос: как сильно Патрик Аллен хочет добраться до дневниковых записей Айрис. Готов ли он ради них вломиться ночью в Эндхауз? Шанса разнюхать, каким лосьоном после бритья пользуется Патрик, так и не выдалось. Она попыталась представить его в роли взломщика, крушащего бойлер, но получилось неубедительно. Мужчина с ухоженными руками и безукоризненным выговором для таких дел не годился. Хотя внешность, как известно, бывает обманчивой.

Еще одна беспокойная ночь, неудобная постель, настырные мысли на тему «Кэм и Гвен», усталость и раздражение. В конце концов она надела наушники и включила музыку, чтобы проснуться, но звон гитар напоминал о Кэме. Гвен включила айпод, нашла акустический трек, но получилось только хуже. Словно для того, чтобы подразнить, заиграла песня, слушать которую она избегала последние десять лет, потому что она напоминала ей о Кэме. Раскатистый голос Дэйва Грола дышал в уши, вопрошая, может ли быть так всегда наяву. Гвен попыталась поработать с витринами, но после нескольких подряд ошибок недовольство собой стало невыносимым.

В шесть часов она потащилась на кухню, но так и не смогла сосредоточиться и что-нибудь приготовить. В семь, когда пустой желудок напомнил о себе настойчивее, Гвен съела хлопьев и два кусочка кекса. Не помогло.

В восемь она сдалась и позвонила Кэму.

– О’кей.

– О’кей?

Нервы тут же сдали.

– Забудь. Увидимся…

– Нет. Дай мне пять минут.

Гвен даже улыбнулась – какой торопливый. То прежнее, неукротимое и неистовое чувство вернулось. Ночь с Кэмом. Она поежилась.

Следующие десять минут пролетели в лихорадочной суете. Гвен побрызгала парфюмом на запястье и шею, бросила в корзину одежду и зажгла свечи в спальне. Потом задернула шторы и оценила эффект. Получилось мило. Обольстительно. Живот свело от страха. Нет, это же полное безумие. Она задула свечи.

Словно только того и ждала, зазвенел дверной звонок. Гвен слетела по лестнице, остановилась на мгновение убрать с лица волосы и открыла дверь.

– Гнал на пределе.

– Я только… – запыхавшись, выдохнула Гвен. – Не знаю. Думала о тебе. О нас. О том, что ты сказал.

Кэм криво улыбнулся и шагнул к ней.

Его губы коснулись ее губ, и Гвен словно улетела в прошлое. Тот же вкус, тот же запах, те же руки. Она нырнула в его объятья, и уровень желания мгновенно подскочил от нуля до шестидесяти.