Сара Пэйнтер - Язык чар

– Где твоя лента? Собери. Выглядишь дурочкой.

Девушка вздрогнула, словно через нее пропустили электрический ток, и нахохлилась.

– Сколько это? – спросила мать, беря пресс-папье из оникса и взвешивая его на ладони, как потенциальное оружие.

– Пять фунтов, – сказала Гвен, сопротивляясь желанию обезоружить покупательницу.

– А что оно делает?

Гвен недоуменно моргнула.

– Это пресс-папье. – Похоже, суббота в Пендлфорде была днем приема двойной дозы сумасшествия.

– Да, но… – Женщина наклонилась через раздвижной столик и, понизив голос, спросила: – Что оно делает?

Гвен тоже наклонилась и соответственно понизила голос.

– Оно. Прижимает. Бумагу.

Женщина выпрямилась, но продолжала смотреть на Гвен так, словно ждала от нее чего-то.

– Мне нужно что-то, чтобы она, – кивок в сторону дочери, – обрела уверенность. Больно уж стеснительная. Робким в жизни успеха не видать.

– Пресс-папье вам вряд ли поможет.

– Ладно. Тогда что? Я думала, взять надо первое, что попадет на глаза.

– Извините?

– Так я слышала. Нет? Может, вы выберете? Или для каждой проблемы есть что-то свое? Вроде… ну, не знаю… сережки, чтобы лучше слышать?

– Извините, – пробормотала Гвен. – Я правда не уверена…

– Это для моей дочери. – Женщина потеряла терпение и начала злиться.

С трудом сдерживая себя, Гвен обратилась к девушке:

– Хочешь выбрать что-нибудь, милая?

– Разумное решение, – одобрила женщина и подтолкнула дочь к прилавку: – Давай, Эбигейл, делай, как леди говорит.

Из-за каштановой завесы появилось розовое личико, и Гвен ободряюще улыбнулась.

– Что бы ты хотела? Что-то, что можно носить? Или что-то для комнаты?

Эбигейл открыла рот, но мать опередила:

– Без толку ее спрашивать. Она слишком застенчивая и с незнакомыми не разговаривает.

Девушка смотрела влево, и Гвен попыталась понять, что привлекло ее внимание. Дерево для бижутерии в стиле 20-х? Шелковые платки и шарфики? Цветной фарфор?

– Тебе нравятся яркие цвета?

Эбигейл пожала плечами, но протянула руку и дотронулась до длинного ожерелья из разноцветных стеклянных бусинок.

– Можешь примерить, если нравится. У меня есть зеркало. – Гвен достала из-под прилавка и протянула ей зеркало, которое держала для таких случаев.

– Она такое не наденет. Ей только черное и серое нравится. Тусклое и унылое, чтобы оставаться незаметной.

Голос этой женщины Гвен стоически терпела целых пять минут и уже была сыта им по горло. Одному Богу известно, как уживалась с матерью Эбигейл.

– Как будто оно ее убьет, если наденет для разнообразия что-то яркое. Может быть, пастельно-голубое или лимонное.

Эбигейл закрыла глаза, и сердце Гвен переполнилось сочувствием к ней.

– А если что-нибудь в комнату? Там это никто не увидит, пока ты сама не пожелаешь показать.

Эбигейл кивнула так быстро и коротко, что Гвен едва не пропустила этот жест.

– Можно посмотреть вон то? – тихо, но твердо спросила девушка. Голос у нее оказался ниже, чем предполагала Гвен. Эбигейл показывала на полосатое вязаное одеяло, которое Гвен закончила только лишь накануне вечером.

– Это ручная работа, но оно не винтажное, – предупредила Гвен, протягивая одеяло.

Девушка схватила его и только что не вырвала у нее из рук.

– Одеяло? Сколько тебе лет?

– Это накидка. На кровать. Мне нравится.

– Отлично. – Мать преувеличенно шумно вздохнула, как будто дочь потребовала дозу крэка. – На твой страх и риск. – Она повернулась к Гвен. – И уж пусть оно свое дело сделает.

Гвен взяла деньги, завернула одеяло и попрощалась, чувствуя себя морально обязанной объяснить покупательнице, что одеяло не волшебное, что на нем нельзя, например, летать.

К трем часам толпа заметно убавилась. Тучи сгустились и опустились, принеся ранние сумерки и сырость. Плохая погода не располагает к шопингу, к тому же день удался, и Гвен начала собираться.

– Уходишь? – Расположившаяся по соседству Мэри-Энн удивленно вскинула брови. – Я никогда не ухожу рано. Всегда убеждаю себя, что пропущу самую выгодную продажу дня. Ты приедешь в следующем месяце?

– Да. – Гвен поймала себя на том, что и сама обрадовалась, дав это обещание. Она приедет сюда и расположится на этом самом месте. Тем более что путь от дома легкий, не бесконечные мили, как в «Ниссане», с проклятиями над картой и обещанием потратиться на спутниковый навигатор в следующий раз.

– До встречи в декабре.

Мэри-Энн кивнула и повернулась к покупателю.

Кэти до смерти надоело, что все что-то от нее скрывают. Заметив, как мать сунула «Кроникл» под стопку журналов, она спросила, что случилось, и получила в ответ «ничего», что было чистейшим враньем.

– Что-то в газете? Или ты продолжаешь ругаться с тетей Гвен?

– Ничего, – повторила мать. – И мы не ругаемся.

Опять ложь.

– Займусь обедом. – Мать поднялась с дивана. – Накроешь на стол, ладно?

Кэти отправилась следом – за столовыми приборами. Уж лучше бы мать не притворялась, будто не ругается с тетей Гвен. Наверняка собирается ее выжить, как и в прошлый раз. Кэти сжала кулачки так сильно, что ногти впились в ладони.

Мать упорно отказывалась говорить о том странном и необычном, что случилось в семье. Рассчитывать оставалось только на тетю. Мать упрямо делала вид, что в семье Харперов ничего выходящего за рамки обыденного не происходило. Как будто в этом было что-то дурное.

Кэти много раз слышала, как сестры спорят из-за этого. Она помнила, что исчезновению Гвен предшествовала особенно ожесточенная ссора, но обсуждать это мать не желала. Кэти хотела сказать ей, что знает все: что Гвен умеет находить потерянные вещи, что бабушка предсказывает судьбу и что прабабушка разговаривала с мертвыми. Она хотела сказать Руби, что пусть и юна, но отнюдь не глупа. И не глуха.

Кэти разложила приборы и салфетки и налила в стаканы воды.

– Как школа? – поинтересовалась Руби, нарезая лук и сметая его в сковородку.

– Хорошо, – машинально откликнулась Кэти, думая о том, что бы хорошего сделать для Гвен. Тетя была ей нужна. Может быть, если она наладит отношения с Руби, то останется здесь.

– Можно пригласить тетю Гвен на обед?

Мать вскинула голову, посмотрела на дочь секунду-другую и наконец сказала:

– Конечно.

Кэти подумала о Люке Тейлоре. Гвен точно останется в городе, если влюбится.

– Ты знаешь симпатичных одиноких парней?

– Извини, что? – Руби отодвинула лук и посмотрела на дочь.

– Не для меня, – успокоила ее Кэти. – Для тети Гвен. Ты должна устроить для нее свидание вслепую. Это так грустно, что она одна. – Кэти сделала большие глаза, надеясь, что это придаст ей невинный вид.

– Вот в этом я не уверена, – сказала Руби. – Возможно, у нее есть что-то с Кэмероном Лэнгом. Он был одно время ее бойфрендом.

– Чудесно. Так пригласи заодно и его.

– А почему это тебя так интересует? – спросила Руби.

– Она же член семьи. О своих надо заботиться, разве нет?

– Да, наверно. – Радости Руби не выказала.

– Вот и договорились, – сказала Кэти и торопливо, пока Руби не передумала, вышла из кухни.

Неожиданно для себя Гвен обнаружила, что не может отказать племяннице и уже согласилась прийти на обед с участием Кэмерона Лэнга.

– Не уверена, что он примет приглашение, – сказала она, когда позвонила Кэти.

– Мама уже разговаривала с ним, и он не отказался. Обещал заехать за тобой в шесть.

Гвен хотела объяснить, что они с Кэмероном не вместе и даже отметили этот факт официальным Прощальным Трахом, но посчитала такое признание неблагоразумным. Кроме того, он явно освоился в новой ситуации и, вероятно, уже отправил ее в коробочку, помеченную этикеткой «просто друзья».

Следующий день Гвен занималась тем, что опустошала минивэн и размещала коробки на полках в пристройке. Кэмерон Лэнг был решительно и твердо задвинут в самый дальний уголок. В конце концов мучительные мысли отступили, а их место заняла идея новой витрины. Такого творческого подъема она не испытывала несколько месяцев и теперь, не откладывая дело в долгий ящик, взялась за работу.

Позабыв обо всем на свете, Гвен оклеивала обоями кукольный домик, когда в ее уютный мирок вторгся посторонний звук. День, как оказалось, уже сменился сумерками, и сад за окном погрузился в непроглядную тьму. Она не включала в доме свет, довольствуясь настольной лампой, и теперь не увидела в саду ничего.

От громкого стука в дверь болезненно дрогнуло сердце.

Кот потерся о ее ноги, и Гвен, прежде чем открыть дверь, погладила его по голове. Окно она не зашторила, и тот, кто был снаружи, прекрасно ее видел.

Кэм приветствовал ее улыбкой.

– Думала спрятаться под столом?

– Слава богу, это ты. – Гвен тоже взяла шутливый тон. – Мои любезные соседи имеют обыкновение приходить без предупреждения.

– Приятно, что они такие доброжелательные. – Слегка пригнувшись, Кэм шагнул в невысокий проход.

– Наверно. – При виде Кэма у нее захватило дух. Держался он совершенно спокойно и никакого дискомфорта не испытывал, словно ничего и не случилось. Словно он и впрямь подвел черту и пошел дальше. Надо же.

– Работаешь?

Гвен оглянулась.

– Зарезервировала места на паре рынков. Мне бы не помешали несколько ярмарочных дней, так что, если сможешь подтолкнуть своих богатеньких приятелей в нужном направлении, это будет весьма кстати.

– А с чего ты решила, что у меня есть богатенькие приятели?

– Перестань. Ты же юрист. Они просто должны быть.

– На самом деле не все идет так блестяще. Сегодня потерял еще одного клиента.

– Вот как? – Гвен даже стало не по себе. – Жаль. А что происходит?

– Моя мать и дед считают, что я должен вступить в «Ротари», сблизиться с Патриком Алленом и его шайкой.

– Да, дерьмово.

Кэм пожал плечами.

– Я хорош на своем месте и хочу, чтобы так было и дальше, а местные политиканы могут идти куда подальше.

– Ты очень спокойно это все воспринимаешь, – улыбнулась Гвен. – Абсолютно спокойно. – Он улыбнулся в ответ – открыто и искренне. Гвен вздохнула и постаралась унять всколыхнувшиеся воспоминания об их последней ночи. Неудержимая сила тянула ее к нему, и все в ней жаждало повторения. Боже.

– Вижу, ты занята. – Кэм посмотрел на рабочий стол с собранной наполовину витриной.

– Надо пополнить запасы. Я теперь знаменитость. – Гвен протянула Кэму «Кроникл». – Открой шестую страницу.

Избавившись от воздушных пузырьков, она разгладила обои. Тем временем Кэм закончил читать и поднял голову.

– По крайней мере, позитивно.

– Только если не замечать саркастических цитат. – Гвен покачала головой. – Держу пари, здесь не обошлось без Патрика Аллена.

– Возможно, ты права. Городом фактически правит он.

Гвен села.

– И я так думаю. Навела сегодня справки.

– Это хорошо, да? Ты сказала, что тебе нужен бизнес.

Гвен повертела в руках кисточку.

– Я хочу точно знать, что людям нравятся мои вещи. Меня беспокоит, что ими интересуются только потому, что в газете мелькнуло мое имя.

– Тебя не должно волновать, кто и как наслаждается искусством.

– Я говорю не о юридической стороне. Хотя закон о запрете держать великие произведения искусства в частных коллекциях богатых идиотов был бы не лишним.

– Новинка от «Маттел», Социалистка Гвен.

– Хуже. Коллекционная фигурка. Всегда.

Кэм рассмеялся. Оглядел комнату.

– Я в этой комнате впервые.

– Думаю, здесь Айрис и работала. Вот, понемножку прибираюсь. – Гвен показала на картонный ящик, заполненный стеклянными баночками. – Что с этим делать, не представляю. Выбрасывать как-то не хочется.

– А это что за коробки? – Кэм пробежал взглядом по полкам.

– Эти – мои. Перенесла вчера.

– А, ясно.

– Не смотри так удивленно. Ничего особенного в них нет.

– То есть ты обустраиваешься.

– Дом по-настоящему хороший. – Гвен отвернулась, чтобы не видеть выражение на его лице. Если он ужаснулся, как Руби недавно, то лучше ей об этом не знать. Так что она сосредоточилась на витрине. Ящик лежал на боку, оклеенный изнутри полосатыми обоями. Нижний край был застелен ворсистой тканью пурпурного цвета. У одной стенки находилось миниатюрное кресло, обтянутое темно-зеленым бархатом, и двухдюймовая репродукция вангоговских «Подсолнухов», которой Гвен втайне гордилась. Именно репродукция и привлекла внимание Кэма.

– Твоя работа?

– Да.

– Очень хороша.

– Спасибо.

– Вот только… уж извини… краски не те.

Гвен рассмеялась.

– Тут все зависит от перспективы.

– Не понимаю.

– Такая маленькая шутка. Я сделала это нарочно, чтобы люди отыскали сами.

– Как пасхалка?