Майя Бэнкс - Юная жена

Женщина была довольно хорошенькая. И моложе всех, кто работал в зале. Ее зеленые глаза были бы красивы, если бы их не переполняла лютая злоба. Незнакомка смотрела на Эвелин с откровенной враждебностью. Ее ноздри трепетали от возбуждения.

— Армстронгова сука!

Женщина так ясно выговорила эти слова, что Эвелин не могла ошибиться. Подобное нахальство так поразило ее, что она окаменела. Но Рори не дала ей собраться с мыслями и выскочила вперед. Эвелин смогла прочитать по губам Рори то, что она сказала.

— Единственная сука здесь — это ты, Кирстен! — выкрикнула Рори с пылающим от гнева лицом. — Убирайся, или я скажу Грэму, что ты оскорбляешь его жену!

Лицо Кирстен исказилось от злобы, но она повернулась и пошла прочь.

Рори и Эвелин остались стоять посреди зала.

Сестра Грэма улыбнулась:

— Отлично. Теперь нам никто не помешает. Продолжим прогулку?

Грэм знал, что Рори показывает Эвелин замок, потому что не менее дюжины человек поспешили сообщить ему об этом. Казалось, он, по их мнению, должен закрыть Эвелин в комнате и держать там взаперти все время.

Монтгомери понимал ненависть своих людей к Армстронгам, он и сам ее испытывал, но он не разделял желания распространить эту ненависть на ни в чем не повинную женщину. Нельзя сказать, чтобы это его удивляло, он просто не понимал их озлобления.

Когда еще один старик, попавшийся ему на пути, сообщил, что его жена разгуливает по земле Монтгомери так, словно имеет на это право, терпение Грэма иссякло.

— Она имеет на это право! — взревел он с такой силой, что старик перепугался. Грэм повернулся, чтобы любой из находившихся поблизости мог ощутить его недовольство. — Хватит! Этот брак заключен по приказу короля, и тут уж ничего не поделаешь. Прекратите вести себя как злые дети и мучить невинную женщину за то, о чем она не имеет никакого понятия. Вам всем должно быть стыдно.

Лицо Боуэна, который неподалеку учил молодых ребят обращаться с луком и стрелами, сделалось мрачным. Он сунул пучок стрел одному из юношей и направился к Грэму.

— Не говори так! — приблизившись, проревел он. — Им это вредно. Думаешь, они согласятся и забудут все, что было, как забыл ты? Ты требуешь слишком многого.

Грэм смерил брата взглядом, побагровев от ярости.

— Ты смеешь говорить мне, что я забыл прошлое? Смеешь указывать, чего мне требовать, а чего — нет?

С каждым словом его гнев нарастал, пока Грэм не вскипел, словно бурлящий котел. Шагнув к брату, он впился в него бешеным взглядом.

— Если ты не согласен с моим поведением в этом деле, может, бросишь мне вызов, чтобы сразиться за титул вождя?

Глаза Боуэна расширились.

— Я этого не говорю. И ничего такого не делаю.

— Либо ты сохраняешь мне верность и поддерживаешь меня, либо бросаешь мне вызов. Выбор за тобой!

— Ты же знаешь, что я поддерживаю тебя, — успокаиваясь, сказал Боуэн.

— Нет, не знаю. Если бы ты меня поддерживал, то уступил бы моим пожеланиям относительно Эвелин. Не сидел бы сложа руки, пока твои родственники ее обижают. Как бы на это посмотрел наш отец, Боуэн? Думаешь, одобрил бы травлю невинной девушки? Он был справедливым человеком. И, несмотря на происхождение Эвелин, никогда бы не допустил, чтобы хоть один из Монтгомери проявил к ней непочтительность.

Боуэн был явно смущен.

— Ты прав, Грэм. Прости. Отец взял бы ее под свою защиту и плюнул бы в глаза любому, кто сказал бы ей хоть одно дурное слово. — Он отвернулся и с силой потер себе шею, а когда вновь посмотрел на Грэма, в его глазах было отчаяние. — Просто я зол. Мы все злимся и не желаем мириться с Армстронгами. Лучше всего было бы вообще стереть их с лица земли. Король крепко сковал нам руки, навязал эту женщину, чтобы постоянно напоминать нам о том, что мы все ненавидим. И что теперь ничего не можем сделать.

Грэм постарался унять раздражительность, которая охватила его.

— Боуэн, я прекрасно все понимаю. Думаешь, мне такое положение больше нравится, чем тебе? Или любому другому из нашего клана? Король отнял у меня возможность мстить за смерть отца. Думаешь, мне легко отказаться от мести? Но я не могу позволить, чтобы юная девушка страдала из-за вражды, которую не она вызвала. Как вождь клана я должен быть честен и справедлив. Это мой долг. Как я могу быть вождем, если допускаю несправедливость к невиновным?

— Вот поэтому ты лэрд, а я нет. И поэтому я никогда не захочу занять твое место, — торжественным тоном произнес Боуэн. — Ты очень похож на отца. Он стал бы тобой гордиться. У меня нет твоего чувства справедливости, в моих жилах кипит только ненависть к тем, кто принес страдания нашему клану и мне лично.

Грэм не успел ничего на это ответить, Боуэн повернулся и пошел прочь. Миновал группу юношей, которые ждали продолжения занятий, и скрылся из виду. Наверное, ускачет куда-нибудь верхом. Он часто так делал. Из всех сыновей Монтгомери Боуэн был ближе всего к их отцу.

Грэм относился к своему отцу, Роберту Монтгомери, иначе. И это неудивительно. Он являлся наследником Роберта и с ранних лет был вынужден знакомиться с обязанностями лэрда своего клана. А с Боуэном отец имел возможность расслабиться. Был с ним более терпелив. Они оба любили лошадей. Грэм никогда не завидовал их отношениям. Он просто принимал их, как принимал все остальное в жизни.

Боуэн по характеру был более горячий, неистовый. И это касалось всего. Каждое чувство он выражал острее. Когда убили отца, Боуэн едва не умер от горя. Грэму и Тигу пришлось удерживать его силой, чтобы он в одиночку не бросился на штурм замка Армстронгов.

Боуэн поклялся мстить, и теперь, когда его лишили этой возможности, был готов броситься на кого угодно. К несчастью, Эвелин оказалась самой доступной целью. Она носила фамилию врага и воплощала то, что Боуэн ненавидел.

Грэм вздохнул и потер лоб. Господи, дело все усложняется. Решение, которое предложил король, ничего не дало. Жалкая повязка на рану, требующую ножа хирурга.

Грэм с силой провел пальцами по волосам, потер шею, повернулся и с удивлением заметил стоявшую невдалеке встревоженную Эвелин. Неужели она слышала спор братьев? Он посмотрел вслед Боуэну и вполголоса выругался. Нельзя было затевать ссору у всех на глазах.

Через мгновение появилась Рори, с иронией приподняла бровь и спросила:

— Вы с Боуэном поцапались?

Грэм был не в том настроении, чтобы терпеть вмешательство сестры.

— Что ты подслушала? Что она слышала?

Рори покачала головой:

— Мы только что пришли. Видели, как Боуэн повернулся и ушел злой как черт.

— Рори, прекрати! — рявкнул Грэм.

Эвелин вдруг посмотрела на него рассерженно, шагнула вперед и заслонила Рори, потом сложила на груди руки и еще раз угрюмо взглянула на Грэма.

Рори рассмеялась за ее спиной.

— Грэм, мне кажется, она защищает меня от тебя.

— Как будто такая чертовка, как ты, нуждается в защите! — проворчал Грэм. — Это меня нужно защищать от ваших козней.

Рори вышла из-за спины Эвелин, взяла ее за руку и потянула к дверям в дом.

— Пойдем, Эвелин, пусть лэрд думает свои думы.

Грэм смотрел, как Эвелин заспешила следом за Рори, и его снова поразила красота девушки. Даже когда она смотрела на него со свирепым возмущением, все равно была хороша. Светлые волосы сияли в лучах солнца. В глазах была такая голубизна, что Грэм боялся в них утонуть.

Она была так прекрасна, что он почувствовал боль. Сердце щемило от бесполезности столь совершенного создания. Она еще так молода, но трагедия уже лишила ее многого. Раз она не пришла в себя за три года, то не станет нормальной никогда.

Меньше всего Эвелин хотела снова идти сквозь строй местных женщин. Осматривая замок, они с Рори уже дважды прошли мимо них, и каждый раз Эвелин читала по их губам насмешки и колкости, жестокие, бесчувственные оскорбления. И каждый раз среди женщин была Кирстен. Ее взгляд прожигал Эвелин насквозь, а на губах было одно и то же слово — «сука». Как будто эта женщина умела произносить только его. Неудивительно, что в конце концов Эвелин захотелось в кровь разбить эти губы.

Дома ей было почти все равно, она позволяла людям думать о ней все, что им взбредет в голову. Это помогало ей скрыть обман. Но здесь нельзя этого позволять. Обман не изменит ее жизнь к лучшему, ведь он не уберег Эвелин от брака с Грэмом. А теперь, когда она замужем, ей больше не грозит свадьба с Йеном Макхью.

Любой мужчина лучше, чем Йен. Эвелин вышла бы замуж за самого дьявола, лишь бы не оказаться во власти человека, который очень ясно объяснил ей, как с ней будут обращаться «под его защитой».

Эвелин увязла в паутине лжи и обмана. Собственная выдумка держала ее как в ловушке.

А вдруг Грэм рассердится, что она не полоумная? Вернее, рассердится не из-за того, что она не порченая — скорее всего это его обрадует, — но ведь он был так мягок и добр с ней… Если Грэм узнает, что она не тронутая, будет ли оказывать ей такое же внимание и уважение? Или с легким сердцем станет ненавидеть ее из-за того, что она Армстронг? Может быть, придет в бешенство из-за обмана?

Когда они с Рори вошли в зал, Эвелин собралась с силами, хотя там работало меньше женщин, чем раньше. К ее облегчению, Кирстен тоже не было видно. Но те немногие, что присутствовали, бросили свои дела и уставились на них.

На этот раз Эвелин не пыталась прочесть по губам, что они говорят. Глядя в спину Рори, прошла за ней к узкому коридору с противоположной стороны зала и следом за ней нырнула в маленькую комнатку, где царил запах плесени.

На большом столе высилась стопка толстых хозяйственных книг. Окно было затянуто шкурами, сквозь которые пробивался единственный солнечный луч. Рори сдвинула шкуру, впуская в комнату водопад света, потом упала в кресло и, очень довольная собой, посмотрела на невестку.

Эвелин вопросительно приподняла бровь и огляделась. Комнатка была совсем маленькая, почти чулан. Здесь едва хватило места для рабочего стола, а множество хозяйственных книг и манускриптов делали ее еще меньше.

Эвелин снова перевела взгляд на Рори. Та что-то быстро говорила. Эвелин нахмурилась и стала напряженно вглядываться в ее губы, чтобы понять, о чем идет речь.

— Это комната папы. Но я собираюсь сделать ее своей. Грэм обещал послать за отцом Драммондом, чтобы он научил меня читать и писать. Тогда я смогу вести счета и ему не придется делать это самому.

Эвелин нахмурилась еще больше. Странное желание для женщины, но она вдруг поняла, как важно было бы ей самой уметь читать и писать! Тогда она сможет общаться с людьми — конечно, при условии, что ее собеседник тоже будет уметь читать. Сумеет ли она научиться этому, если ничего не слышит?

Она шагнула к столу, пристально глядя в лицо Рори. Указала на себя, потом на стопу книг и манускриптов. И вскинула голову, как будто задала вопрос.

Рори внимательно следила за движениями Эвелин, которая снова повторила свои жесты, на этот раз включив в них и Рори, чтобы та поняла, чего она хочет.

— Ты тоже хочешь научиться читать и писать? — Казалось, эта мысль поразила Рори.

Эвелин решительно закивала.

Рори недоверчиво взглянула на нее, оперлась пальцами на старинную столешницу, встала и подалась к Эвелин. Встретившись с ней взглядом, она спросила:

— Ты правда тронутая, Эвелин Армстронг?

Губы Эвелин сжались в тонкую линию. Ей захотелось отвести взгляд, сделать вид, что не поняла вопроса, но тогда Рори может обо всем догадаться. И разве сама Эвелин не решила, что теперь нет необходимости во лжи? Может быть, так будет легче войти в новую жизнь? Шаг за шагом, понемножку?

Эвелин сглотнула и медленно покачала головой.

— Что? Ты не чокнутая? Ну конечно, ты абсолютно нормальная. Ну что ты трясешь головой? — закричала Рори.

Эвелин расправила плечи, вздернула подбородок, а потом посмотрела Рори прямо в глаза. Сложила на груди руки и еще раз решительно покачала головой.

— Ты не чокнутая.

Эвелин еще раз утвердительно кивнула.

— Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?

Эвелин кивнула.

Рори резко выдохнула, плюхнулась в кресло и продолжила с недоверием разглядывать Эвелин.

— Тогда, черт подери, почему позволяешь людям считать, что ты ненормальная?

Эвелин развела руки в стороны, потом раскинула еще шире.

Рори приподняла бровь:

— Длинная история?

Эвелин закивала.

— Разумеется, я хочу ее услышать.

У Эвелин сделалось несчастное лицо. Она опять сложила на груди руки, как будто хотела защититься.

— Ты боишься, — заявила Рори.

Эвелин на мгновение задумалась, потом быстро кивнула. Ей не хотелось признаваться в подобной слабости. Но как она могла не бояться? Ее все здесь ненавидят.

Рори продолжала внимательно вглядываться в лицо Эвелин, как будто старалась проникнуть в ее мысли или по крайней мере понять, насколько они здравы.

— Я имею в виду, не только здесь. У тебя дома — тоже. Ты боялась.