Рори беспомощно развела руками.

— Тут ничего не поделаешь. На этот счет Грэм отдал очень строгие распоряжения. Он никогда бы не допустил, чтобы две девушки вышли за ворота без сопровождения. Я сказала стражникам, что они должны оставаться на почтительном расстоянии. Они тебя не увидят. Но одни мы не можем пойти на реку.

Эвелин с недоверием оглянулась на всадников, но они не пялились на нее с мрачным видом, как это делали женщины. В глазах воинов не было осуждения. И похоже, они ничего не имели против того, чтобы сопровождать жену и сестру тана на реку.

— Они спрашивают, не хотим ли мы поехать с ними верхом.

Эвелин поспешила отрицательно покачать головой и в страхе сделала шаг назад. При взгляде на громадных коней, верхом на которых сидели стражники, у нее от паники сжалось горло.

Рори успокаивающим жестом коснулась ее плеча.

— Не бойся. Я скажу им, чтобы ехали в отдалении. Пошли! Нам открывают ворота.

— Я сам тронусь умом от всей этой истории, — пробормотал Грэм.

Боуэн ничего не сказал, только ласково похлопал шею своей лошади.

Час назад Грэм в сопровождении Боуэна отправился на прогулку верхом. Ему хотелось хотя бы ненадолго оставить замок и обдумать произошедшее. Ночью он почти не спал. Эвелин не дала ему спать.

Она вела себя так, будто для нее самым естественным делом было спать в его постели, прижиматься к нему, касаться его тела, как жена касается мужа.

Не то чтобы прикосновения были слишком интимными, но Грэм видел, что Эвелин испытывает любопытство; более того, она явно не чувствует никакой робости. Он не мог понять, сознает ли Эвелин, какую реакцию в нем вызывает, и не верил, что она осведомлена о том, что обычно происходит между мужем и женой. Или все-таки осведомлена?

В любом случае лежать с ней рядом, чувствовать ее запах, касаться кожи… Ни один мужчина этого не выдержит. Будь Грэм иным, он бы уже давно снял напряжение в объятиях другой женщины. В конце концов, завел бы себе любовницу. Но и до женитьбы на Эвелин Грэм по большей части был склонен к воздержанию. Задирание юбки у служанки в укромном уголке с последующим суетливым совокуплением всегда оставляло у него ощущение обмана.

Братья в шутку называли его Отец Монтгомери. Поддразнивая его, они утверждали, что у монахов больше опыта в общении с женщинами, чем у их тана. Возможно, так и было на самом деле.

Конечно, Грэм успел познать женскую плоть, но вовсе не был таким знатоком, как его братья. Сейчас сложность была в том, что его мучили самые откровенные фантазии с участием женщины, о которой он вовсе не должен мечтать.

— Почему ты позволяешь этой девчонке морочить тебе голову? — спросил Боуэн. — Все очень просто. Если не хочешь, чтобы она торчала в твоих покоях, пусть отправляется в собственную комнату.

Грэм вздохнул.

— Я не хочу этого делать. Похоже, ей нравится жить в моей… в нашей комнате. Думаю, она обидится, если я выпровожу ее. Она ждет, что мы будем… вместе.

— Тогда, может, тебе стоит как мужу вступить в свои права? — напрямик спросил Боуэн.

Грэм скрипнул зубами. Ему не хотелось бы ни с братом, ни с кем-то другим говорить об этом. В то же время необходим был совет, мудрое слово, чтобы понять, как следует действовать, чтобы не чувствовать себя последним мерзавцем.

— Ты же видел ее, Боуэн. Ты бы сам мог переспать с ней, если бы был женат на ней?

Боуэн нахмурился.

— Трудно ответить на этот вопрос, ведь на ней женат не я, а ты.

— Ты ведь не из тех, кто совращает девственниц. В этом я на твой счет уверен. Ты красавец, женщины таких любят. Вокруг тебя полно тех, кто с восторгом прыгнет в твою постель. Но я не могу представить, чтобы ты мог переспать с женщиной, если бы сомневался, что она вполне понимает, что именно происходит.

— Большинство мужчин не стали бы даже раздумывать. Она твоя жена. Твоя собственность. Скорее всего она без труда родит тебе наследников. На мой взгляд, она здоровая девица и очень крепкая. Если с ней что-то не так, то это не врожденное. Причина в давнем несчастном случае. Так что тебе не стоит беспокоиться, что ее порок может передаться твоим детям. Полагаю, тебе не о чем тревожиться.

— Не думай, что я не испытывал такого искушения, — мрачным тоном сообщил Грэм. — Это меня и раздражает. Мне вовсе не пристало допускать подобные мысли. Не стоило обсуждать с тобой возможную линию поведения и свое чувство вины, потому что я вообще не должен допускать даже мысли о том, чтобы с ней переспать.

Боуэн остановил коня и ухмыльнулся.

— Ну, я бы не стал винить тебя за подобные мысли. Более того, я вижу, почему они возникают.

Грэм проследил за взглядом Боуэна и едва не поперхнулся. От удивления он раскрыл рот, замотал головой, не в силах поверить собственным глазам.

У противоположного берега, там, где располагался замок, по пояс в воде стояла Эвелин и намыливала волосы.

— Брат, должен сказать, что, на мой взгляд, она абсолютно нормальная. И очень соблазнительная. Черт подери, она выглядит как взрослая женщина! Давно не видел такой великолепной фигуры. Думаю, тебе не в чем себя винить, ты разводишь суету на пустом месте.

Насмешливые нотки в голосе Боуэна вывели Грэма из оцепенения.

— Убирайся! — потребовал он. — И не смей на нее больше смотреть.

Боуэн расхохотался, но прежде чем повернуть коня и умчать прочь, сказал:

— Подумай над моими словами, Грэм. Эта девушка вовсе не ребенок. Она уже вышла из детского возраста. Она женщина в самом цвету, и доказательство у тебя перед глазами.

Грэм перевел взгляд на Эвелин, которая споласкивала в воде руки. Подавшись вперед, он громко позвал ее по имени, собираясь приказать, чтобы она немедленно вышла из воды и, черт возьми, оделась! О чем она думает, купаясь среди бела дня там, где любой может ее увидеть?

Но Эвелин либо не слышала его, либо решила не обращать внимания. Она даже ни разу не подняла глаз, а продолжала плескаться в воде.

Грэм не знал, что ему делать. Река в этом месте была глубокой, а течение быстрым. Чуть дальше становилось мельче, но все равно человека легко могло отнести на камни, которые торчали из воды, создавая мощную быстрину. Если Эвелин поскользнется или зайдет слишком далеко в воду, ее может унести и бросить на скалы.

Тем временем Эвелин прикрыла глаза и откинула голову назад, подставляя солнцу лицо и тело. Течение шевельнуло ее груди. Грэм хрипло застонал. Она действительно была очень красива, но словно не сознавала своей красоты, и это придавало ей особое очарование. Грэм не до конца понимал, чем Эвелин его так привлекает, и потому испытывал мучительное чувство вины за собственное вожделение. Он не сомневался, что, будь на месте Эвелин любая другая женщина, которой довелось бы пережить то, что выпало на ее долю, он, безусловно, чувствовал бы к ней жалость, но ему и в голову бы не пришло ложиться с ней в постель.

Эта девушка заслуживала сострадания, но не встретила его ни у людей клана Монтгомери, ни у самого Грэма.

Вдруг Эвелин сделала резкий рывок и нырнула в воду. Не сводя глаз с поверхности реки, Грэм послал коня вперед и все ждал, пока Эвелин вынырнет, но она не показывалась.

Галопом подлетев к берегу, он соскочил с седла, не дожидаясь, пока его конь остановится, и побежал к воде.

Эвелин все не было.

Грэм не стал терять времени и бросился в реку в одежде и в обуви. От холода он едва не вскрикнул, но быстро восстановил дыхание. Нырнув под воду, Грэм попытался схватить тело Эвелин. Но если ее унесло течение, то она может быть уже далеко. Он собирался вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха и позвать на помощь, когда вдруг почувствовал, как чья-то рука вцепилась ему в волосы и потащила наверх. Он выскочил на поверхность и оказался лицом к лицу с Эвелин, которая выглядела очень встревоженной. Из-за него.

Склонив голову, она с обеспокоенным видом приложила ладонь к его щеке, в синих глазах явно читался вопрос: как он себя чувствует? Грэм был так возмущен, что ощутил импульс задушить ее на месте.

— Женщина, что ты, черт возьми, делаешь? — выкрикнул он. — Да понимаешь ли ты, что я подумал? Подумал, что ты тонешь, не умеешь плавать или тебя унесло течением и ты разобьешься о скалы.

Эвелин заморгала. Похоже, ни одна из этих мыслей не приходила ей в голову.

Грэм с мрачным видом продолжал на чем свет поносить ее. Он уже страшно замерз. Эвелин брела в воде рядом с ним и смотрела на него с таким видом, словно он тронулся умом.

Наконец она подняла руку, провела по ней ладонью, сморщила нос и зажала его пальцами.

— А, ты устроила баню, — проворчал Грэм. — Хотела помыться. Черт подери, ты решила, что от тебя дурно пахнет?

Эвелин кивнула с угрюмым видом и подцепила концы волос, показывая Грэму, что просто хотела их прополоскать. Он осуждающе покачал головой, но тут же застыл как вкопанный, потому что она коснулась его подбородка. Простое прикосновение обожгло его, как раскаленное тавро. Жаркая волна окатила все тело. Грэм тотчас забыл, что замерз.

Губы Эвелин шевелились, как будто она что-то пыталась сказать. В конце концов она сжала их и бросила на Грэма печальный взгляд, который можно было истолковать как просьбу о прощении. Затем, к крайнему изумлению Грэма, она обхватила его за шею и, держась за нее как за опору, поднялась из воды и прижалась губами к его губам.

Дальше произошло сразу несколько событий.

Ее полные груди прижались к его груди. Соски Эвелин отвердели от холода, и Грэм чувствовал, как они вдавились в его кожу. Ее теплые, мягкие губы накрыли его губы. Ему вдруг стало так жарко, как будто он целый день провел на солнцепеке.

Как она хороша! Таких губ он еще никогда не видел!

Грэм уступил греховному порыву и с жаром ответил на поцелуй. Язык Грэма танцевал на ее губах, лаская их и требуя впустить его в рот.

Эвелин вздохнула и разомкнула губы, позволив его языку ворваться внутрь.

Грэм любил целоваться. У многих мужчин не хватает терпения на поцелуи. Его братья часто шутили, что поцелуи — это напрасная трата времени и нужны только, когда обхаживаешь слишком холодную девицу. А если девица сама хочет, то лучше сразу перейти к более основательным элементам совокупления. Но для Грэма поцелуи были почти столь же интимным делом, как и сам акт любви. Он не любил спешить и не расценивал поцелуй как утомительную, но неизбежную ступень при ухаживании за сопротивляющейся девицей. Для него поцелуи были способом выразить любовь.

Эвелин осторожно погладила его язык своим — быстро коснулась и тут же отдернула, — но когда Грэм стал настойчивее, отдалась его поцелую.

Задыхаясь, она наконец оторвалась от него. Ее щеки горели, глаза светились синим огнем. Эвелин выглядела так, словно выпила слишком много эля. Она бросила на Грэма такой взгляд, что все его тело отозвалось на него острым возбуждением. Ему захотелось схватить ее на руки, вынести на берег и овладеть ею прямо тут, под теплыми лучами весеннего солнца.

Эвелин дотронулась до его губ, коснулась своих, ее палец задержался на нижней губе, припухшей от страстного поцелуя. Она улыбнулась. Грэму почудилось, что его сердце тает в груди.

— Ты замерзнешь, — прошептал он, заметив, что ее плечи и руки покрылись гусиной кожей, подхватил Эвелин на руки и понес к противоположному берегу, не к тому, где остался его жеребец. Коню он свистнул, и тот послушно ступил в воду.

На берегу Грэм заметил, что аккуратно свернутая одежда Эвелин лежит рядом с камнем, но есть еще и покрывало. Оно сейчас пригодится, потому что, выбравшись из воды, Эвелин задрожала. Грэм поставил ее на землю, подхватил покрывало и укутал с ног до головы, прикрыв даже волосы.

В глазах Эвелин загорелись веселые искорки. Она попробовала шевельнуться. Он завернул ее так, что она даже не могла пошевелить рукой, а не то что идти в замок.

Грэм обернулся на своего жеребца, понимая, что так быстрее всего можно вернуться домой, но, заметив панику в глазах Эвелин, отказался от этой мысли. Ее отец не солгал. Поездка верхом приводила Эвелин в ужас.

Грэм взял ее лицо в ладони и прошептал:

— Эвелин, я не заставлю тебя делать то, чего ты боишься.

Она расслабилась и щекой прижалась к его ладони. Потом слегка повернула голову и поцеловала его ладонь. Такой простой жест нашел путь к его сердцу.

Подхватив Эвелин на руки, Грэм зашагал к дому. Идти было недалеко, но ему нравилось нести ее на руках. В этом чувствовалось что-то естественное — казалось, так и должно быть.

Эвелин, как будто соглашаясь с его ощущением, прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.

Свистнув своему коню, Грэм направился к небольшой рощице, заслонявшей укромное местечко, где Эвелин решила устроить купание. Здесь он увидел Рори с поникшей головой. Приблизившись к сестре, Грэм понял, что та задремала. В отдалении, сидя верхом, два его воина болтали о чем-то.

Он едва не расхохотался. Очевидно, Рори должна была стеречь Эвелин, но заснула на посту. По крайней мере его люди охраняли его сестру, но Эвелин могла утонуть, а они бы этого так и не узнали. Но разумеется, Грэм не желал, чтобы они наблюдали, как она купается обнаженной.