Майя Бэнкс - Юная жена

Эвелин подошла к Найджелу, который прочищал рану Грэма, и заглянула ему в лицо.

— Почему он не приходит в себя? — с тревогой спросила она. — Рана глубокая? А как быть со стрелой?

— Миледи, еще рано что-нибудь говорить. Я полагаю, что рана на голове несерьезная, но чем дольше он остается без сознания, тем это тревожнее. Правда, надо извлечь стрелу, так что для него же лучше ничего не чувствовать, во всяком случае, пока я ее не выну.

Эвелин обхватила себя за плечи и с отчаянием посмотрела на Боуэна. Тот приобнял ее за плечо и слегка стиснул. Она обернулась, чтобы видеть его лицо.

— Все будет хорошо. Грэм и не такое выдерживал. Увидишь, он поправится.

Слезы, которые она так долго сдерживала, наконец хлынули из глаз. Изо рта Эвелин, царапая натруженное горло, вырвалось рыдание.

— Лучше тебе не смотреть, — не убирая руки с плеча Эвелин, сказал Боуэн. — Пусть Найджел делает свое дело. Посиди у огня, приди в себя. Ты очень сильно ушиблась сегодня. Когда закончит с Грэмом, он должен будет осмотреть и тебя.

Эвелин еле держалась ногах. Она дрожала от холода, но не хотела оставлять Грэма ни на минуту.

Тиг коснулся ее руки, и она медленно подняла на него взгляд.

— Пойдем, Эвелин. Ты столько перенесла сегодня. Не надо тебе смотреть, как Найджел будет вынимать стрелу. В такой момент Грэм может стать агрессивным и невольно причинить тебе вред.

Эвелин молча позволила отвести себя к очагу и усадить на скамью. Тиг взял покрывало с кровати и укутал ее плечи.

— Хочешь пить? — спросил он.

Эвелин не сразу поняла, о чем он спрашивает, потом отрицательно покачала головой. Она просто сидела и смотрела на мужа, пока Найджел занимался своим делом — удалял стрелу из его плеча. В какой-то момент Грэм, очевидно, пришел в себя, потому что Эвелин заметила некое движение, а Боуэн и Тиг бросились к нему и прижали к кровати. Эвелин закрыла ладонью рот, чтобы не закричать и тотчас не броситься к мужу. Грэм должен знать, что она рядом. Вдруг он подумает, что жена оставила его? Хуже того, вдруг посчитает, что именно она стоит за этим нападением?

Хриплый стон слетел с ее губ — наверное, громкий, потому что и Боуэн, и Тиг повернули к ней голову.

— Эвелин, он ненадолго очнулся, — сказал Боуэн. — Это хороший знак.

Искра надежды согрела ее. Эвелин плотнее завернулась в покрывало и стала смотреть, как Найджел убирает оперение стрелы и оставляет гладкое древко, чтобы протолкнуть его сквозь плечо Грэма. Конечно, останется сквозная рана, но она будет меньше, чем если тащить древко назад.

Эвелин стало знобить — наступала реакция на пережитое. Ее сильно трясло, зубы стучали. Она сама не знала, сколько времени просидела здесь, дрожа и раскачиваясь из стороны в сторону.

Наконец Найджел распрямился, в окровавленных руках он держал стрелу, извлеченную из плеча Грэма. Потом лекарь осторожно и медленно начал обрабатывать раны.

Боуэн с Тигом отошли от кровати и сели по обе стороны Эвелин, но чуть впереди, чтобы она могла видеть их губы.

— Тебе лучше? — с тревогой спросил Тиг.

Его слова не сразу дошли до ее сознания. Братья беспокойно переглянулись. Наконец Эвелин кивнула. Они заговорили о другом, но она даже не пыталась вникать в суть разговора, понимая, что у обоих много вопросов, которые нужно задать. С ужасом думала о том, что им рассказать.

Она прикрыла глаза. Как уйти от свалившегося на нее кошмара? Грэм не умрет! Он не может умереть!

Боуэн коснулся ее руки, но она сидела не двигаясь и не сводя глаз с кровати, на которой лежал муж.

Наконец Боуэн и Тиг поднялись и отошли. Эвелин проследила за ними взглядом и поняла, что они отдают распоряжения воинам. Отряд всадников отправится на поиски врага.

Кровь застыла у нее в жилах. Когда выяснится правда, войны не избежать.

Эвелин не согласилась оставить ложе Грэма. Не спала и не ела, а сидела рядом с мужем, пока он то приходил в себя, то снова терял сознание.

Боуэн и Тиг смирились и прекратили ее уговаривать. Непонятно, как она вообще держалась на ногах. Только сила воли помогала Эвелин оставаться у постели Грэма и ухаживать за ним.

Эвелин не позволила Найджелу осмотреть ее после падения с лошади. Она и сама видела, что вся покрыта синяками, но никаких переломов не чувствовала. Ныло все тело, каждое движение отдавалось болью, но она старалась не отходить от Грэма и кое-как справлялась с дурным самочувствием.

Может быть, люди здешнего клана решили, что на сей раз она окончательно рехнулась, но сейчас ей не было до этого дела. Она упрямо не пускала в комнату Грэма никого, кроме его братьев, Рори, отца Драммонда и Найджела.

Грэм принадлежал ей. Он был единственным, кто с самого начала относился к ней по-доброму, боролся за нее, а там, на холме, молил дать ему шанс, чтобы сделать ее счастливой. Возможно, не будь она так занята собственными несчастьями, Грэм не лежал бы сейчас в беспамятстве после ранения.

Эвелин чувствовала себя одновременно униженной и виноватой. Кто-то из ее клана пытался убить Грэма. Ни один человек из клана Монтгомери не совершал подобной низости. Они насмехались над ней, нагружали непосильной работой, но не пытались причинить ей настоящего вреда. Они не принимали ее, но ни один из этих людей не поднял на нее руку. А кто-то из ее клана совершил такое зло, что Эвелин хотелось плакать.

Солнце еще не встало, Эвелин, измученная и замерзшая, сидела у постели Грэма. Ей хотелось развести огонь в камине, но она боялась, что излишнее тепло может повредить Грэму, если у него начнется лихорадка.

Ночью он ненадолго очнулся и как будто ее узнал. Даже заговорил, но шевелил губами настолько слабо, что она ничего не смогла прочесть. Собственная глухота привела ее в отчаяние, она нагнулась над мужем, пытаясь заставить его говорить более четко, но он снова впал в забытье.

Эвелин положила руку ему на лоб — лоб был сухой и горячий. Ледяной страх сковал ей грудь. Она все время молилась, чтобы у него не началась лихорадка. Несколько раз за ночь ей пришлось обрабатывать и перевязывать его рану, чтобы та не покраснела и не опухла.

У Найджела, оказалось, легкая рука. Стежки плотно и чисто соединили края раны. Ушиб на голове не был обширным, и зашивать рану не потребовалось, но там образовалась большая шишка, и это очень беспокоило Эвелин. Уж она-то знала, какой вред может нанести удар по голове.

Эвелин из последних сил поднялась с кровати, чтобы намочить тряпицы, которыми она охлаждала лоб Грэма. Сейчас она казалась себе дряхлой старухой — с таким трудом давался ей каждый шаг — и даже двигалась как старуха: согнувшись, с кряхтением.

Пальцы неуклюже ухватились за кувшин, стоявший возле умывальника. Она намочила несколько полосок ткани. Выжала их и поспешила к кровати. Одну влажную тряпку положила Грэму на лоб, другими стала обтирать его тело.

Краешком глаза она заметила, как открылась дверь, и, быстро обернувшись, приготовилась к отпору, но тут же облегченно вздохнула — в комнату вошли Боуэн и Тиг.

— Как он? — спросил Боуэн, когда приблизился и встал так, чтобы Эвелин могла видеть его лицо.

— Лихорадка, — хрипло отозвалась она, продолжая обтирать грудь, плечи и шею Грэма, но ее собственные плечи поникли от отчаяния.

Тиг дотронулся до щеки Эвелин, чтобы она перевела на него взгляд.

— Нам надо поговорить с тобой. Мы должны знать, что произошло. Это важно. Мы не нашли никаких следов человека, который, по твоим словам, стрелял в Грэма.

Эвелин окаменела от страха. К тому же она не ела уже два дня и теперь чувствовала, как внутри образовался болезненный ком.

— Эвелин? — Боуэн нахмурился и опустился на колени рядом с кроватью, так что его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом. — Ты чего-то боишься? Пойми, здесь ты в безопасности. Мы не допустим нападения на крепость.

— Меня страшит то, что я должна вам сказать, — прошептала Эвелин.

Она сжала в комок влажную тряпицу и стала вертеть ее в руках. Боуэн отобрал у нее тряпку и отложил в сторону, затем попытался согреть в своих ладонях ее ледяные пальцы.

Эвелин с усилием сглотнула. На ее глаза набежали слезы. То, что она сейчас скажет, разобьет ей сердце. Родные, которых она любила, пытались убить мужа, которого она тоже любит. Не будет мира между их кланами, ибо братья Грэма не допустят, чтобы такое злодеяние осталось безнаказанным. Они будут мстить, и начнется война. Король объявит оба клана вне закона, на них начнется охота, которая будет длиться до полного уничтожения.

Так легко было бы сказать, что она ничего не видела, но Эвелин не собиралась защищать клан, поступившийся честью. Они дали клятву перед Богом и королем. Подписали договор о преданности, а ее семья нарушила эту священную клятву.

Тиг подтащил стул и поставил рядом с Боуэном, чтобы тоже попасть в ее поле зрения. Тиг хмурился и напряженно вглядывался в лицо Эвелин.

— Ну так что? — требовательно заговорил Тиг. — Что тебе известно о нападении?

Эвелин глубоко вздохнула и посмотрела на братьев, ведь они могут возненавидеть ее, когда услышат признание.

— У человека, который стрелял в Грэма, были такие же ножны, какие заказал мой отец для своих воинов. На них есть особый орнамент, который, несомненно, является символом Армстронгов, их эмблемой.

Боуэн отшатнулся.

Эвелин моргнула, как будто он собирался ее ударить, и, закрыв глаза, стала ждать, стараясь сдержать дрожь.

Вдруг теплая рука взяла ее за подбородок и властно повернула в сторону Боуэна. Тиг был явно в смятении. Эвелин перевела взгляд на Боуэна и ждала, что он скажет. На его лице был написан гнев, поэтому Эвелин снова хотела закрыть глаза, но он тронул ее за плечо и заставил смотреть на себя.

— Боже мой! — воскликнул он. — Неужели ты думала, что я могу тебя ударить? — В его голосе звучало откровенное недоверие. — Думала, что я буду мстить тебе за дела твоих родственников?

Глаза Эвелин наполнились слезами, которые тут же покатились по щекам. Она подняла руку, чтобы смахнуть их, но Боуэн успел раньше — отняв руку от ее подбородка, он вытер влажные дорожки на ее лице. Эвелин посмотрела на Тига и поняла, что его потрясли не ее слова, а то, что она ждала от них немедленного наказания.

— Простите меня, — выговорила Эвелин, с трудом выталкивая слова из больного горла.

Боуэн глубоко вздохнул, посмотрел на брата и снова перевел взгляд на Эвелин.

— Ты уверена, что это был кто-то из людей твоего отца?

Эвелин кивнула.

— Я не видела его лица, на нем был боевой шлем. Воин прискакал от границы Армстронгов и вернулся туда же. Я не знаю, что он намеревался сделать. Когда я стала кричать и подняла меч Грэма, он остановился. Потом повернул коня и быстро поскакал к границе. Но я видела ножны из металла и кожи. Их носят только старшие командиры, только те, кто отличился в сражениях. Это дорогая вещь. Все хотят ее иметь.

Тиг отвернулся и выругался себе под нос так, чтобы Эвелин не разобрала слов.

— Что теперь будет? — сдавленным голосом спросила она. — Они совершили нападение. Если вы начнете мстить, договор будет нарушен и король объявит оба клана вне закона.

Боуэн погладил Эвелин по щеке, потом сказал:

— Самое важное, чтобы ты не боялась меня и Тига. Мы не причиним тебе зла. Ты проявила мужество, рассказав нам все, как было. Большинство людей в такой ситуации заявили бы, что ничего не видели. Мы ценим твою преданность Грэму и нашему клану. Никто не станет винить тебя за то, что совершил воин твоего отца.

Эвелин сжала губы в тонкую линию и, преодолевая боль в груди, сказала:

— Я не знаю, зачем они это сделали. Я никогда бы не поверила, что мой отец способен действовать бесчестно.

Тиг мрачно задумался.

— Мне вот что непонятно: если твой отец задумал убить Грэма, зачем тогда послал человека с предметом амуниции, который явно указывает на него как на солдата Армстронгов? Способ, которым этот человек действовал, показывает, что он старался не бросить подозрения на Армстронгов, а сам надел ножны, которые ты описала. Если бы твоему отцу не было дела до того, кто узнает о его намерениях, то почему он не выступил против нас целой армией? Зачем было наносить такой трусливый удар? Этому стрелку пришлось ждать в засаде не один день, пока выпадет подходящий случай.

Боуэн нахмурил лоб.

— Ты полагаешь, все было подстроено так, чтобы мы решили, будто на нас напали Армстронги?

Глаза Эвелин расширились.

— Кто мог сотворить такое?

— Любой, кого не устраивает объединение двух самых могучих кланов Шотландии, — ответил Тиг.

В сердце Эвелин проснулась надежда.

— Значит, ты думаешь, кто-то мог специально одеться, как солдат Армстронгов?

— Такое возможно, — согласился Боуэн. — Но как он мог получить эти ножны? Ты сама говорила, что они очень ценные и есть только у самых заслуженных воинов.

Эвелин закусила нижнюю губу и задумалась.

— Не знаю.

— Похоже, твоему отцу придется ответить на кое-какие вопросы, — сурово проговорил Тиг.