Ляна Зелинская - Южная роза

Габриэль в гадания не верила.

Конечно, совсем отрицать, что в этом ничего нет, она бы не стала, но из тех случаев, когда гадали ей — так ни разу ничего и не сбылось. И она сама бы никогда не зашла в красный шатер гадалки, если бы не настойчивость её кузины Франчески, которая безоговорочно доверяла приметам и предсказаниям. Так что сюда, на осеннюю ярмарку близ Кастиеры, именно она притащила Габриэль, ради этого выцветшего от времени шатра с замызганным пологом и гирляндой колокольчиков, которыми обычно украшают шеи мармиерских коз.

— Элла, я боюсь! — прошептала Франческа, сжимая в руках маленький атласный ридикюль, когда они уже почти готовы были войти внутрь.

Её серые глаза блестели от возбуждения и страха, и она то терзала сумочку, то поправляла рыжие локоны, выбившиеся из-под шляпки, и умоляюще смотрела на кузину.

— И чего же ты боишься? — улыбнулась Габриэль.

— Ну, знаешь, мало ли… Вдруг то, что она расскажет, на самом деле сбудется?

— Фрэнни! — рассмеялась Габриэль, закрывая лицо руками. — Ты идёшь, чтобы узнать правду? Или чтобы она тебе солгала? Но, если ты не хочешь знать правды, зачем вообще тогда идти?

— Нет, я, конечно, хочу узнать правду! Но… а вдруг, это будет какая-то плохая правда?

— Правда не бывает ни плохой, ни хорошей, Фрэн, — Габриэль коснулась руки кузины, — но если ты боишься узнать будущее — тогда не ходи.

— Но я хочу узнать! Неужели тебе не интересно услышать, что она скажет? Вот только, я боюсь, что это будет какое-нибудь… страшное будущее…

Габриэль покачала головой и спросила с улыбкой:

— «Страшное будущее»? Фрэнни! Ты сама себя запугиваешь! Что нового ты надеешься там услышать? Какую правду? Это же очередная шарлатанка! Хочешь, за два сольдо я угадаю, что она тебе скажет?

— Сингара берет дороже двух сольдо! — робко улыбнулась Франческа в ответ.

— Ну, так у меня нет ни шатра, ни сушеных куриных лап, поэтому я и беру дёшево!

— Элла! — укоризненно воскликнула Франческа, глядя в голубые глаза кузины.

Габриэль склонила голову на бок, и манерно отбросив веер, произнесла, подражая говору странствующих артистов из Базильи:

— «О! Тебя ждет удивительная судьба, дитя! Полная тайн и приключений! Очень скоро в твоём окружении появится загадочный и прекрасный незнакомец…»

«Но… а как же некий капитан?»

«Капитан, дитя? Ах, да! Вижу я человека в мундире… Но он в отдалении… Ты ещё не решила…»

«А страдания? Будут ли они?»

«О да! Ты будешь терзаться сомнениями… Будешь выбирать, дитя! Они оба красивы и богаты, и каждый будет просить твоей руки…»

«Ах! Но, как скоро?»

«Скоро, дитя! Едва снег укроет бока Червино, ты уже будешь танцевать невестой…»

Габриэль так мастерски изобразила этот диалог в лицах, что Франческа прыснула со смеху, прячась за большим шелковым веером.

— Элла! Ну, как ты можешь! — она приложила к губам палец, указывая глазами на полог шатра. — Нас могут услышать! И откуда тебе знать, что она именно так и скажет?

— Франческа, дорогая, — произнесла Габриэль, понизив голос, — все гадалки говорят девушкам то, что те хотят слышать, а именно: ты выйдешь замуж за прекрасного богатого незнакомца и очень скоро. А ещё, что тебя ждут тайны и приключения, ну и всё то, что обычно пишут в романах. Ты знаешь хоть одну девушку, которой гадалка сказала бы что-то другое?

— А как же Беатрис? Ей нагадали, что она выйдет замуж за рыжего иноземца с веснушками. И ведь её Патрика никто тогда не видел и не знал, а она и правда вышла за него, — прошептала Франческа, поправляя рюши на платье и собираясь с духом.

— Это всё потому, что, когда она впервые увидела его рыжие волосы и веснушки, то упала в обморок ему прямо на руки из-за этого гадания — ответила Габриэль со смешком, — и что ему оставалось делать? Только жениться!

— Иногда мне кажется, что в тебе нет ни капли романтики, — вздохнула Франческа, — неужели тебе ну вот совсем не интересно, а вдруг ты встретишь будущего мужа на свадебном балу у Таливерда? Я даже почти уверена, что так и будет!

— Почему ты уверена, что так и будет? — спросила Габриэль.

— Потому что три девушки из пяти находят мужей именно на свадьбах, — ответила Фрэн серьёзно.

— И кто это сказал?

— Это… неважно, но это так.

— Ну, значит я четвертая. Или пятая, — усмехнулась Габриэль.

— Никакая ты не пятая. А у Таливерда соберутся на свадьбу все-все-все! Все самые завидные женихи, — Франческа наклонилась к уху Габриэль и прошептала, — я уверена, «едва снег укроет бока Червино, ты уже будешь танцевать невестой».

Свадебную церемонию дочери синьора Таливерда назначили на следующую неделю, в канун Дня Пречистой Девы. И это событие должно было стать самым грандиозным, наверное, за всю историю Кастиеры.

И, разумеется, никого не удивило то, что Антонио Таливерда решил перенести празднество в предместье Алерты, в маленький прибрежный городок. Не в меру жаркое лето превратило столицу в раскалённую сковороду. И хотя уже целый месяц на улице стояла осень, зной всё равно уходил слишком медленно. Измученная жарой, иссушенная южным ветром, и пропыленная до последней простыни в альковах, столица была почти пуста. Зато светское общество Кастиеры ликовало. Никогда ещё здесь не видели такой насыщенной праздниками и балами летней жизни, как в этом году. А свадьба синьорины Таливерда должна была стать апофеозом сезона, да и, пожалуй, вообще всей летописи этого маленького городка. Невеста предпочла провести торжество под открытым небом в садах загородного поместья отца. И к такому знаменательному событию даже небольшой кастиерский храм был отремонтирован от фундамента до купола, на что синьор Таливерда, как говорят, пожертвовал немалую сумму. Но, если газетные менестрели не лгали, а они, конечно же, лгать не могли, Бланка Таливерда стоила того, чтобы выложить даже чистым мрамором дорогу из её дома в храм.

Празднество ожидалось небывалого масштаба с огромным количеством гостей изо всех уголков страны.

Но самое главное было в другом: месяц назад Франческе исполнилось восемнадцать лет, а значит, и в этом она была абсолютно уверена, этой осенью она непременно должна получить предложение руки и сердца. И очень надеялась, что и кузину постигнет такая же счастливая участь. Вот почему они оказались у шатра гадалки.

Габриэль была старше и красивее Франчески, и принадлежала к бари из древнего рода Миранди, но семья её была бедна, а после смерти синьоры Миранди, отец Габриэль, человек непрактичный и увлеченный своей наукой, вел дела из рук вон плохо. Настолько плохо, что эта осень для их семьи в Кастиере должна была стать последней. Синьор Миранди заложил дом и землю, чтобы вложить средства в строительство южной рокады и хоть как-то покрыть долги. А на зиму его друг любезно обещал предоставить им комнаты в Алерте, где синьор Миранди надеялся возобновить исследовательскую работу в университете и начать преподавать. Стоило ли говорить, что предложения руки и сердца молодые люди из семей бари делать Габриэль не торопились, а иных предложений не рассматривал её отец.

И поэтому Франческа, которая хотела видеть свою кузину замужней дамой, очень надеялась, что на свадебном балу у Таливерда той все-таки улыбнется удача. Ещё в детстве они поклялись друг другу в том, что Габриэль выйдет замуж первой. И хотя детская клятва теперь казалась смешной, но всякий раз Франческа испытывала неловкость от осознания того, что её кузина, возможно, так и останется старой девой. Или, что гораздо хуже, совершит мезальянс и выйдет замуж за какого-нибудь кастиерского лавочника. Как тогда они смогут видеться? Разве пригласишь её в свой дом с таким-то мужем?

— Пойдем со мной? — спросила Франческа тихо. — Не хочешь — она не будет тебе гадать, ты просто посидишь рядом. Ну, пожалуйста?

— Ладно. Но не обещаю, что не буду смеяться, когда она скажет, про то, что «очень скоро в твоем окружении появится загадочный и прекрасный незнакомец», — произнесла Габриэль, зажав нос пальцами и растягивая гласные.

— Элла!

— Я подбадриваю тебя, дорогая, чтобы тебе не было страшно. Ладно, пойдем. Покончим быстрее со всем этим фарсом.

Колокольчики от прикосновения к пологу издали тоскливый хрипловатый звук и девушки нырнули в душное нутро шатра.

Было сумрачно, и после назойливой круговерти ярмарки, как-то даже слишком тихо, словно они ступили в густой туман или в кокон из ваты. Внутри шатра в трех жаровнях курился сладковатый дым. Горели свечи в глиняных плошках, и ароматы нарда, кардамона и сандарского кедра смешивались, поднимаясь к отверстию в куполе. У Габриэль даже закружилась голова от этих запахов и духоты.

Гадалка сидела на старом ковре в окружении дюжины шелковых подушек, таких же замызганных и потертых, как и полог на входе. И судя по вышитому на них геральдическому узору с лилиями, принадлежали они когда-то одной довольно известной семье. В какой-то мере это давало понять, что хозяйка шатра, если уж и шарлатанка, то очень умелая, раз её услугами пользовался кто-то из дома синьора Грайдоне. А раз её пустили в такой достойный дом, то, наверное, у неё всё же есть какая-то репутация, и врать она будет очень искусно. Хотя, может эти подушки она украла, такое тоже нельзя было исключить, и подумав об этом, Габриэль прижала к себе сумочку плотнее.

Впечатление на девушек гадалка произвела жутковатое.

Её коричневая от загара кожа, покрытая сеткой мелких морщин, говорила о том, что она разменяла не меньше, чем шестой десяток лет. Оттого глаза её, не по возрасту молодые, тёмные, как спелые черешни, и густо подведенные угольным карандашом, пугали своим контрастом. Они впились в девушек цепко, окинув с ног до головы, словно оценивая с какой суммой готовы будут расстаться эти юные прелестницы. Из-под украшенного золотой нитью платка свисали пряди чёрных волос, подернутых редкой сединой, а серьги-кольца были настолько огромными, что растянув мочки ушей, оставили в местах проколв огромные дыры. Габриэль даже показалось, что в такую дыру, наверное, поместился бы её мизинец.

И едва она подумала об этом, как тут же почувствовала ледяные пальцы Франчески, впившиеся в её ладонь.

Похоже, кузина уже готова была удариться в бегство.

Гадалка вынула изо рта трубку с табаком, и указав рукой, унизанной кольцами из черненого серебра, на коврик напротив, произнесла чуть хрипловато:

— Синьорины… прошу, присаживайтесь.

За плечом гадалки на шесте восседала сова. Она безразлично смотрела на вошедших круглыми пустыми глазами, и лишь изредка поворачивала голову то влево, то вправо, слыша, видимо, в глухом ярмарочном ворчании за пределами шатра что-то своё, неподвластное человеческому уху.

Девушки опустились на две тонких подушки, лежавших поверх коврика, и между ними и гадалкой осталось лишь небольшое расстояние, разделенное низким круглым столом. Некогда блестящая лаковая поверхность его давно потрескалась то ли от воды, то ли от жара, и вся была исцарапана стоявшим здесь же бронзовым треножником в виде черепахи, на спине которой курилась чаша с благовониями. Судя по гербу, проглядывавшему сквозь изувеченный лак, столик этот был весьма дорогим и некогда тоже принадлежал одной из почетных семей Алерты.

В морщинистых пальцах гадалки из ниоткуда вдруг возникли карты, и она перетасовала их с ловкостью заправского фокусника, не сводя при этом глаз с притихших девушек.

— Возьми карту, — обратилась она к Франческе, тряхнула колодой и та рассыпалась веером на столе, — вижу, у тебя есть вопросы.

Руки у Франчески тряслись, она долго думала, прежде чем выбрать, но карта оказалась ни роковой и ни зловещей. Всего лишь Огненная десятка. И, прищурив один глаз, Сингара произнесла:

— Твоё гадание будет стоить тридцать сольдо.

Франческа поспешно кивнула, соглашаясь, и гадалка перевела взгляд на Габриэль.

— Теперь ты.

— Мне не нужно гадать, — ответила Габриэль спокойно.

— Ты не хочешь, чтобы я рассказала, сбудется ли то, чего ты ждёшь? — спросила гадалка, чуть качнув серьгами.

— Я ничего не жду. И я не верю в гадания. Простите. Надеюсь, вы не обидитесь.

Сингара снова взяла трубку, затянулась, выпуская дым ноздрями, отчего стала похожей на мифического дракона. Она некоторое время молча рассматривала Габриэль, и этот взгляд был неприятным, словно под ребрами кто-то потянул за невидимую нить, затягивая сердце удавкой. Но длилось это недолго, гадалка щёлкнула пальцами и кивнула, указывая на столик: