…Значит, герцог хочет получить всё за просто так? Проклятье! Да задери его медведь!

— Ваша светлость, благодарю, это очень заманчивое предложение, — Форстер развел руками, придав своему лицу выражение растерянности, и соврал, не моргнув глазом, — но боюсь, я не могу им воспользоваться прямо сейчас. Не далее, как вчера, я просил руки другой синьорины, и теперь ожидаю ответ от её отца. Сами понимаете, я не могу нарушить слова.

— И что это за семья? — снова прищурился герцог.

— Семья Миранди, ваша светлость.

— Ну, что же, я рад, что ты человек слова, — синьор Таливерда залпом допил свой кофе и встал, — если синьор Миранди тебе откажет — скажи об этом Домазо.

Он звякнул колокольчиком, давая понять, что приём окончен, и слуга тут же распахнул двери, приглашая Форстера на выход.

— Так значит, он тебе отказал? — спросил Винсент, когда они уже сели в коляску.

До этого момента они шли по коридорам и галереям палаццо Таливерда молча, сопровождаемые лишь стуком собственных шагов по мраморному полу.

— Не совсем, — ответил Форстер, бросая шляпу на сиденье. — Но то, что он предлагает, почти равносильно тому, что сделает со мной этот проклятый закон!

— И что же такого он тебе предложил?

— Жениться на Паоле Бруно!

— И всё? Ну, так это и я тебе предлагал. Чего ты упёрся? — пожал плечами синьор Грассо. — Надеюсь, ты согласился?

— Я сказал, что уже сделал предложение другой, — усмехнулся криво Форстер.

— И зачем? — удивился Винсент.

— Затем, чтобы не отказывать герцогу в грубой форме.

— Как он это воспринял?

— Он намекнул, чтобы я ещё подумал над этим. Как я понял, ему нужно либо всё, либо ничего.

— И как же ты решил выкрутиться из этой ситуации, мой друг?

— Ну, знаешь, если уж нужно непременно жениться на бари, то у меня есть кандидатура на этот счёт, и это точно не Паола Бруно.

Винсент усмехнулся и покачал головой.

— Какое внезапное решение! Но ты играешь с герцогом, мой друг. Не вздумай его дурачить, если он узнает, что ты соврал — можешь забыть дорогу в столицу!

— А я и не соврал. Вернее, соврал, но совсем немного — я сказал, что сделал предложение вчера. А сделаю его сегодня. Эй, возница! Сверни на виа Орефиче, — крикнул он кучеру и добавил, повернувшись к Винсенту. — Нужно купить кольцо.

— Я перестаю тебя понимать, Алекс! Если уж ты решил жениться, то брак с родственницей герцога это если не флэш-роял*, то уж, как минимум, каре.* Так в чём дело? — голос Винсента вдруг стал серьёзным.

…*(Термины, используемые в покере. Флэш-роял — самая выигрышная комбинация. Карэ — одна из удачных комбинаций).

— А дело в том, мой друг, что я лучше сам сожгу Волхард, чем отдам его в руки этому жирному борову, провалиться мне на этом месте! — зло ответил Форстер, и было видно, что он расстроен и даже не пытается этого скрыть. — И я не собираюсь провести всю жизнь здесь, в этом каменном мешке, рядом с глупой Паолой! Так что, раз уж мне выпали такие паршивые карты, то придется мне блефовать до последнего.

— Этого я и боялся, — ответил Винс, — что ты не совладаешь со своей гордостью. Ты собрался надуть герцога? Скажи, а что ты будешь делать, когда синьорина Миранди тебе откажет?

— А с чего ты взял, что это будет синьорина Миранди?

— С того, что плохо ты блефуешь, Алекс!

Глава 7. О том, к чему приводят неискренние извинения

Утро в день карнавала выдалось чудесное. Прохладный ветерок с побережья разогнал вчерашнюю духоту и рассеял над морем дымку, а небо окрасилось в яркую лазурь, свойственную середине осени. Габриэль стояла у распахнутого окна, ожидая когда Фрэн закончит битву с прической, и задумчиво смотрела горизонт…

Наступающий прекрасный день портило только одно обстоятельство — у неё не было никакого особенного маскарадного костюма.

Все девушки заранее готовились к празднику, заказывая у портних традиционные платья или изобретая что-то новое, особенное. Но стоили такие наряды очень дорого и синьорина Миранди позволить себе их, к сожалению, не могла. Поэтому ей оставался лишь один простой путь, которым шли все девушки, стесненные в средствах — примерить образ одного из ангелов. В её случае — ангела весны. Он вполне годился для соблюдения традиций — белое платье, розы в волосах и атласная маска, закрывающая только глаза.

Конечно, на фоне грандиозных платьев алертских модниц, с их огромными кринолинами, крыльями, парчой, шлейфами и золотой пудрой на лицах, она будет выглядеть, наверное, очень бледно — не ангел весны, а скорее, скорбящий ангел, как она мысленно себя назвала, разглядывая наряд в зеркале, но выбора у неё не было. Впрочем, произвести впечатление ей хотелось лишь на капитана Корнелли, а ему она нравилась в любом платье, и это немного успокаивало.

Кузина, наконец, победила непослушные локоны, и можно было идти на чаепитие, но на пороге их ожидал сюрприз. Выходя из комнаты, Габриэль едва не наступила в большую корзину роз, оставленную прямо за дверью. Разумеется, это привело Франческу в неописуемый восторг, потому что корзина была неприлично большой, а розы, неприлично дорогими.

— Ну же, Элла, смотри быстрей карточку! От кого они? — воскликнула Франческа, затаскивая корзину в комнату. — Бооже! Какая прелесть! А запах! Просто волшебный! Ну, кто же там? Кто их прислал?

Габриэль взяла в руки карточку, но на ней была лишь короткая надпись: «Синьорине Габриэль Миранди».

Глаза Франчески округлились, потому что она была уверена — розы предназначались ей. По её мнению она знала о своей кузине всё, и такой внезапный, безымянный и дорогой подарок стал для неё полной неожиданностью.

Слишком шикарный подарок…

Подарок от того, кто явно хотел произвести впечатление — розы буквально кричали об этом всем своим видом.

Корзина утопала в кружевах, её бока скрывала драпировка из белого атласа, розовые ленты обвивали ручку, и свежесть цветов не вызывала сомнения — их срезали на рассвете. А размер корзины был вообще неприличным — её с трудом можно было обхватить обеими руками. И по всему было видно, что это божественное творение прибыло сюда из самой дорогой цветочной лавки Алерты рано утром, и что стоило оно столько…

…что лучше просто не знать.

— Пречистая Дева, Элла! Ты знаешь от кого они? Неужели от капитана Корнелли? — Фрэн сложила ладони в молитвенном жесте. — О бооже! Значит… Он в тебя влюблён!

Габриэль стояла с карточкой посреди комнаты, смотрела на розово-персиково-белое чудо и её снова захлёстывала волна злости.

Нет. Эти розы не от капитана Корнелли.

Но она совершенно точно знает от кого они.

…«И под натиском этих роз её принципы пали?»

…Да чтоб вы провалились, мессир Форстер, вместе с вашим бараньим упорством! Да как же можно всё понимать настолько буквально!

— Не думаю, что они от капитана, — сухо ответила Габриэль, и бросила карточку на туалетный столик.

— А от кого же тогда? Элла? — Фрэн перестала изучать украшения на корзине, и внимательно посмотрела на кузину. — Ты что-то скрываешь от меня?

— Я просто подумала, что мы так мало знакомы с капитаном… для таких дорогих подарков. Да он бы и подписал карточку. Не знаю от кого это, — пожала Габриэль плечами, — очень странно.

— А с кем ты знакома достаточно для таких дорогих подарков? — спросила настойчиво Фрэн, не сводя с кузины глаз, а уж в деле выведывания чужих тайн она умела быть очень упорной.

И поскольку Габриэль не ответила, то Франческа тут же домыслила сама:

— А я, кажется, догадалась… Элла, ты же не хочешь сказать, что это, — она указала пальцем на корзину, — прислал мессир Форстер?

— Я ничего не хочу сказать, Фрэн! Я понятия не имею, кто это! — воскликнула Габриэль и внезапно покраснела.

— Неужели… ты мне… лжёшь? Ты никогда мне лгала, Элла! — глаза Фрэн округлились. — Скажи… значит… ты и этот гроу… Да не может быть!

— Фрэнни! Что за ерунду ты несёшь! Что значит «я и этот гроу»? — вспылила Габриэль. — Я ненавижу этого Форстера! Я терпеть его не могу! Как ты можешь думать, что я и он… Пречистая Дева! Просто это всё отец… он сказал, что посылал матери розы, когда ухаживал за ней, а Форстер ответил с издёвкой «что её принципы пали под натиском этих роз»! И вот… Похоже, что «этот гроу» просто решил надо мной посмеяться. Чем ещё ты можешь объяснить такой вопиюще дорогой подарок? Он пытается опять кичиться своим богатством! Ведь это просто неприлично, ты же понимаешь? И вообще, я выкину их в окно!

Она схватилась за ручку, но Фрэн бросилась на защиту корзины словно коршун.

— Ты что! Как можно выкинуть в окно такое чудо! Элла! — она загородила корзину спиной. — Давай просто сделаем вид, что мы… что ты не поняла от кого они. И пусть они тут стоят. Ладно? На них же не написано: «Нас подарил мессир Форстер».

— Фрэн! Но я-то знаю, что это он! И он знает, что я знаю! Как я буду смотреть ему глаза? Я верну их ему обратно!

— Ну… может потом? После чаепития? Они так приятно пахнут…

— Хорошо, — сдалась Габриэль, понимая, что Фрэн вряд ли добровольно расстанется с корзиной, — но только сразу же.

Габриэль решила не спорить с кузиной. Она попросит у Форстера прощения, скажет, чтобы он забрал эту корзину, и объяснит ему, как неуместны такие подарки.

— Только, пожалуйста, никому не говори об этом! — попросила она кузину. — Обо мне и этом гроу и так болтают слишком много, а это… это ещё один повод для сплетен!

— Ладно! Ладно, я никому не скажу, — тут же согласилась Франческа.

Потихоньку уйдя с чаепития, так, чтобы не заметила Фрэн, Габриэль принялась бродить по парку, в поисках мессира Форстера, а заодно набираясь решимости для разговора. Почему-то мысль об извинениях, казавшаяся замечательной вчера вечером, сегодня такой уже не казалась. И хотя, Габриэль понимала, что нужно как можно скорее со всем этим покончить, но стоило ей представить, как при свете дня она будет смотреть в глаза «этому гроу» и извиняться, как силы её покидали. С одной стороны её просто необъяснимо пугал такой разговор, а с другой, ей трудно было переступить через себя и свою злость, и она не знала, как победить это внутреннее сопротивление.

Наверное это потому, что она не чувствует за собой вины. Хотя это дурно и стоило бы все-таки сходить в Храм. Ей не следовало его высмеивать, но…ведь, сказать по правде… Форстер это заслужил.

Его невоспитанность и самодовольство, его желание показать как он богат, и что он плевать хотел на правила приличия, всё это не может оставаться без ответа. И почему никто до сих пор не поставит его на место?

Но сильнее всего ей хотелось, чтобы сегодня на празднике он больше не появился. Чтобы просто уехал в свою Трамантию — таким образом её маленькая этическая проблема решилась бы сама собой. И, кажется, Боги её услышали, потому что мессир Форстер, и правда исчез, зато сразу после девичника появился Федерик со своими друзьями, и день пролетел незаметно, весело и непринуждённо. И к вечеру Габриэль и думать забыла об извинениях.

А когда солнце коснулось зубчатых краев Травертино, к воротам виллы «Роза Боско» стали подъезжать гости — множество колясок с людьми в карнавальных костюмах. В парке зажглись фонари, заиграл оркестр, и оперная прима, прекрасная Консолетта, запела арию «Вечерние грёзы».

Франческа колдовала со своим нарядом Красной Королевы, и вся комната была завалена коробками, лентами, шпильками, нижними юбками из тафты и другими частями сложного многослойного платья. Служанка металась, подавая то одно, то другое, а Габриэль, чтобы не мешать в тесной комнате, оставила кузину наедине с зеркалом, и отправилась немного прогуляться.

Она прошлась по парку и спустилась туда, где поблескивал в лучах заходящего солнца небольшой пруд окруженный зелеными лужайками. Домик для лебедей и рядом деревянный мостик, спрятанный в нежной вуали плакучих ив, чугунные скамьи у самого края воды и лиловые кувшинки располагали к размышлениям. Облокотившись на массивные перила, Габриэль сняла маску и задумалась, глядя на неподвижное зеркало пруда.

Сегодня, когда третий день праздника подходил к концу, ей стало грустно. Скоро она покинет Кастиеру, и возможно, навсегда. Что ждет её дальше?

Нет, конечно, отец сказал, что весной его деньги, вложенные в строительство дороги, вернутся с лихвой, и они смогут выкупить из залога свой дом, но ей всё равно было тоскливо. Алерта её не привлекала — город хоть и весёлый, но в то же время, шумный и суетливый, зимой слишком ветреный, а летом — жаркий и пыльный.

И хотя всю зиму в столице будут идти балы, новые спектакли и множество приемов, Габриэль милее была Кастиера, с её неспешной жизнью, красивыми морскими видами и свежим воздухом. А вечера у камина с книгой — приятнее столичных развлечений. Но больше всего она грустила от того, что ей придется оставить здесь свой розовый сад — частицу своего детства, и тех времен, когда они все были счастливы.