— Моих, — ответил он, ничуть не смутившись.

— Милость божья! То есть, вся эта поездка? И эти кости, найденные в пещере? Это всё вы просто придумали? Всё это, на самом деле, ложь? — она едва не задохнулась от такого наглого признания.

— Ну, почему же ложь… Кости, и правда, есть. И это я их нашёл. Давно. Когда мне было ещё… лет десять или тринадцать, кажется, — усмехнулся Форстер, — и с тех пор они так и лежали в той пещере, ждали удобного случая. И, как видите, случай весьма кстати подвернулся.

…И он так спокойно об этом говорит? Немыслимо! Это вообще за гранью допустимого! Зачем он это сделал? Как можно было до такого додуматься? Да он ещё и как будто гордится этим!

…Что теперь о ней подумают? Что будут говорить, если узнают о том, что она живёт под одной крышей с человеком, чьи ухаживания отвергла, кто стрелялся из-за неё на дуэли? И попала она сюда под вымышленным предлогом! Подумают, что она… Боже милостивый!

— Но… это же гнусно и подло! Зачем вы это сделали? Вы ввели всех в заблуждение! И притащили нас сюда!

— В заблуждение? И кого же я ввёл в заблуждение? Да и чем? Кости настоящие, пещера тоже. Экспедицию организовал университет, а я… я лишь пожертвовал небольшую сумму на развитие науки, так чем вы недовольны?

— Пожертвовали сумму? То есть, всё это ещё и организовано… на ваши деньги? Этот грант и… Святые угодники! Почему вы не сказали мне? Если бы я знала, что это вы… что вы живёте здесь, и что всё это ваших рук дело… да я бы ни за что сюда не поехала! — с жаром воскликнула Габриэль.

— Вот поэтому я и не сказал, — ответил Форстер, явно наслаждаясь её реакцией. — Хотя, честно, я собирался. Я даже за этим к вам и пришёл, помните нашу последнюю встречу? Но вы так безапелляционно заявили, что вам не нравится Трамантия, которую вы никогда и не видели, что я подумал, может вам стоит посмотреть на всё своими глазами?

Габриэль остановилась и повернулась к нему. Форстер поднял фонарь, и между ними повисло пятно жёлтого света.

Она не ожидала подобного ответа. И в какой-то момент подумала — зачем? Зачем ему всё это нужно? Должна же быть у всего этого какая-то причина?

Габриэль отбросила в сторону букет и произнесла негромко, стараясь сдерживать себя изо всех сил:

— Мессир Форстер, раз уж так всё вышло, давайте поговорим начистоту. Вы хоть понимаете, как это всё будет выглядеть в глазах общества? Я понимаю, вам всё равно, что я чувствую. Вам всё равно, что мне неприятно. Вам всё равно, что если в Алерте узнают, что после той дуэли я жила здесь, в вашем доме, и что всё это сделано за ваши деньги, то обо мне будут говорить гнусные вещи. Вам плевать, что ваши поступки бьют по моей репутации. Вы, наверное, думаете, что это благородно? Вы хотели помочь? Но благими намерениями, как известно…

Она перехватила плащ поудобнее и продолжила.

— Вы же рушите всё, к чему прикасаетесь в моей жизни! Скажите честно, что вы хотите от меня, мессир Форстер? Все ваши поступки — должна же быть какая-то причина! Хотите, чтобы я почувствовала себя униженной? Вы добились своего. Я, и правда, чувствую себя униженной. Хотите, чтобы я пожалела обо всём? Да я жалею, что не подхватила простуду перед той свадьбой, на которой встретила вас, ведь тогда всего этого бы не было! Хотите, чтобы я извинилась перед вами? Давайте я извинюсь. Скажите, что мне сделать, чтобы вы навсегда исчезли из моей жизни? И я сделаю это.

Она говорила спокойно, твёрдо и как-то горько. Когда она закончила, Форстер поднял фонарь чуть выше, чтобы лучше видеть её лицо, и ответил без всякой усмешки:

— Почему вам так важно, что подумают о вас где-то в Алерте? Почему вам важна вся эта ерунда? Ведь вы дочь своего отца, а он человек широких взглядов. После всего, что я о вас слышал… Я решил…

— Вы решили? — возмущённо перебила его Габриэль. — Да кто дал вам право решать, что для меня важно, а что нет?

— Право? — он прищурился и вдруг произнёс, чуть тише и как-то мягче. — У меня нет такого права, согласен. Вы отказали мне в нём ещё тогда, в розовом саду.

— Так в этом всё дело? В мести? Вы этого не можете мне простить? Моего отказа? — она чувствовала, что начинает внутренне закипать.

…Милость божья, это же так низко!

— Пфф! Синьорина Миранди! — он усмехнулся. — Поверьте, я и правда, не задумывал ничего такого о чём вы тут наговорили. Я не хотел тащить вас силком в Волхард. Вы бы жили в том доме за рекой, и не встретили меня даже. Но… вмешалась Царица гор, — он махнул рукой куда-то в сторону Сорелле, — и верите или нет, это не я вызывал тот дождь, что смыл несчастный мост. А сюда, в этот дом, я пригласил вас из вежливости и уважения к вашему отцу, чтобы вы не мучились в гостинице. Места у нас полно и мы, горцы… довольно гостеприимны. Так что можете просто поблагодарить меня за гостеприимство и не искать в моих действиях какой-то тайный смысл.

— Благодарить? За всю вашу ложь? Да вы… Вы совсем не слышите, что я вам говорю? Похоже, что так! — она горько усмехнулась и добавила: — Спасибо, мессир Форстер, за гостеприимство, которое не понадобилось бы, не обмани вы нас… меня с этой поездкой. Вы приносите в мою жизнь одни сплошные несчастья!

…Да как же можно быть таким жестоким к чувствам других? Как можно быть таким бессердечным? И как можно настолько не считаться с чужими желаниями?

— Как же вы несправедливы, синьорина Миранди! — горько усмехнулся Форстер. — Сначала вы обвинили меня в том, что я вас разорил. Но когда я сделал так, чтобы эта экспедиция позволила вашему отцу заработать денег, и дала возможность покрыть долг перед банком, вы снова недовольны. Почему вы всё время видите во мне негодяя?

— Потому что вы и есть негодяй! — резко ответила Габриэль, радуясь тому, что на дорожке пустынно, и никто не слышит их перепалки. — Вы говорили обо мне гадости, вы спорили на меня со своим другом, вы испортили мою репутацию своей глупой дуэлью с капитаном Корнелли! А теперь вы притащили нас обманом на край света, хотя прекрасно знали, как я не хочу сюда ехать! Так кто вы, по-вашему, если не негодяй? Неужели вы не понимаете, как всё это выглядит со стороны? Что обо мне будут говорить, когда узнают? После всего того, что было, я внезапно оказываюсь здесь и живу под вашей крышей! Да что я вам повторяю, это же бесполезно! Вы же глухи и упрямы как…

Она запнулась.

— …как баран, вы хотели сказать? — он прищурился.

…Пречистая Дева не дай мне это сказать!

— Именно, мессир Форстер! Спасибо за подсказку, — она не смогла удержаться.

— Хм… Так-то оно так. И, конечно, логично, синьорина Миранди, — тон Форстера перестал был насмешливым, он опустил фонарь и слова его прозвучали из темноты сухо и как-то безразлично, — иного я и не ждал. Что же, давайте остановимся на том, что я негодяй, а вы нежная южная роза, и ваша благодарность за гостеприимство принята. Надеюсь, вам всё же понравится здесь, и хочу сказать — не переживайте, я не буду докучать вам своим обществом. Я занятой человек и у меня много дел. Я встаю до рассвета, и заниматься соблюдением этикета и церемоний мне некогда. Здесь в Волхарде все такие. Здесь мы работаем с зари и до заката, не в пример томным южанам. Так что вы будете предоставлены сами себе. В вашем распоряжении вся усадьба, делайте что хотите, гуляйте где хотите, только не ходите одна дальше ограды. Вскоре починят мост, я прослежу за этим, и вы сможете избавиться от моего общества насовсем. Вас устроит такой расклад, синьорина Миранди?

— Более чем, мессир Форстер, благодарю за вашу… деликатность.

— Хм. Ну, значит по рукам. И пока вы здесь, не сочтите за навязчивость… но Бруно будет вас охранять, — Форстер свистнул псу.

— Охранять? И от кого же меня здесь охранять, кроме вас? — насмешливо спросила Габриэль.

— Кроме меня? — удивился Форстер. — Пфф! Помилуйте, синьорина Миранди, я даже смотреть не буду в вашу сторону, если вы этого не хотите. Не в моих правилах неволить женщин.

— Пфф! И в самом деле! — усмехнулась Габриэль, и добавила уже серьёзно: — Тогда не нужно меня охранять.

Форстер снова поднял фонарь так, чтобы было видно лица, шагнул ближе, и сказал, понизив голос:

— Послушайте, Элья, эти горы совсем не так безопасны, как красивы. Прочтите книгу, которую я давал вашему отцу. Это же Трамантия, здесь такой пылкой южной красавице стоит опасаться… всего, — и за его насмешкой в голосе было что-то ещё, от чего по спине у Габриэль пробежал холодок. — А Бруно всего лишь пёс. Не надо видеть в нём средоточие зла. Но когда он с вами — так мне будет спокойнее.

— Вы что… пытаетесь меня запугать? Я читала вашу книжку и мне не пять лет, чтобы верить в сказки и красноглазых волков. А чего ещё мне здесь бояться? — ответила она с вызовом.

— Однако вы испугались простой собаки.

— Было темно, и я в незнакомом месте, мне это простительно. Но не надейтесь, что я буду всего тут бояться и искать вашей защиты, — взмахнула она рукой.

— Хм, да вы уже говорите, как настоящая горская женщина! — глаза Форстера блеснули. — Что же, храбрая Элья, раз вы ничего не боитесь, тогда добро пожаловать в Трамантию! — усмехнулся он, и перехватив её руку, склонился и внезапно поцеловал.

Она отступила в испуге и поспешно её выдернула, потому что всё, что только могло быть неприличного, сошлось в этом поцелуе воедино. Темнота и уединенность, то, что они стояли так близко друг от друга, и это чёрное небо над ними полное ярких звёзд… его мягкие губы, прижавшиеся к пальцам так обжигающе и настойчиво, и шершавость его щеки, чуть царапнувшая кожу и этот тёплый плащ… а может это был виноват и не плащ… но её окатило такой жаркой волной, что даже мочки ушей запылали от смущения, и сердце забилось где-то в горле.

— Спасибо за гостеприимство и катитесь к дьяволу, мессир Форстер! — воскликнула она от смущения и неожиданности. — Ненавижу и вас, и вашу Трамантию! И пёс ваш мне нужен, и плащ…

С этими словами она сбросила плащ с плеч, быстрым шагом пересекла лужайку и вошла в дом. А позади услышала лишь смех хозяина Волхарда и его возглас:

— Вы ещё забыли пожелать мне провалиться, синьорина Миранди!

…А вот чтоб ты и провалился!

Сославшись на головную боль, она попросила Кармэлу принести ей ужин в комнату, потому что видеть самодовольного Форстера после всего, что она узнала, было выше её сил.

Она ходила из угла в угол по комнате и корила себя за то, что наговорила. За свою несдержанность и за то, что допустила всю эту неловкость… следовало бы подумать, что он попытается сделать что-то неприличное. Почему рука у неё до сих пор горит, как от ожога? Почему за этот поцелуй ей стыдно в сто раз сильнее, чем за тот, что был на балу у Таливерда?

Пречистая Дева! Да почему же он так её бесит?

Будь она мужчиной — давно бы вызвала его на дуэль! Ведь то, что он сделал — затащил их сюда обманом, это немыслимо! Воспользовался доверием отца, зная о его увлечениях, да, может, он и кости эти подбросил в пещеру, с него станется! Он говорил об этом с таким самодовольством, словно подвиг совершил!

Позже пришла служанка с целой вязанкой дров, разожгла камин, и произнесла с сильным горским акцентом:

— Хозяин сказал, дэлья роса наверняка будет мёрзнуть. По мне, так тепло, но ежели, и правда, замёрзнете, мона, вон поленья — подбрасывайте, сколько надо. Ежели мало, кликните меня — я ещё принесу. Хотя это комната Ромины, она и так самая тёплая, но могу ещё и пледов дать. Зовите меня Джида, я тут около кухни всё время.

— Дэлья роса? — переспросила Габриэль. — Что это значит?

Служанка покосилась на неё, пожала плечами и ответила неохотно:

— Да так, ничего.

Но Габриэль уже поняла.

Дэлья роса — южная роза. Вот значит как! Мессир Форстер даже при слугах насмехается над ней?

…Вот же подлец!

Она задула свечи и залезла под одеяло, и в то же мгновенье услышала какую-то возню в коридоре, а затем дверь осторожно отворилась, и в комнату вбежал Бруно. Нисколько не смущаясь, помахал хвостом, прыгнул на кровать и улёгся рядом.

— Фуу! Ты ещё как здесь оказался? — воскликнула Габриэль, натягивая одеяло до подбородка и не зная, что делать. — Уходи! Брысь! Ну же, Бруно! Уходи! Фу! Фу!

Но пёс никак не реагировал на её слабые протесты, только вытянул лапы и положил на них голову. Она попыталась столкнуть его с кровати, подтягивая одеяло на себя, но проще было столкнуть гору — пёс оказался неимоверно тяжёлым, и лишь посмотрел на её потуги с искренним недоумением. Идти и просить помощи ей было стыдно: она ведь не трусиха, именно об этом она только что говорила Форстеру. А признаться в том, что она не может выгнать из кровати собаку — это дать повод всей усадьбе смеяться над глупой «южной розой». Пришлось оставить большую часть кровати Бруно.