…Не дождётесь!

И вспомнив, что служанка любит яркие платки, Габриэль решила отдать ей один из своих. Жаль, Кармэле Джида не нравится — они могли бы подружиться… Хотя Кармэле никто здесь не нравится и все её утренние молитвы начинаются со слов: «Пречистая Дева, дай мне сил выдержать ещё один день в этом диком краю». А из всего, что было в Волхарде, Кармэла оценила только сыр, да и то, согласившись с тем, что он лучше южного, с большой натяжкой. Она даже Бруно невзлюбила. Правда, тот норовил прятать её туфли и лизать в нос, подкравшись незаметно, но он тот ещё проказник…

Она встретила по дороге на конюшню Йосту и попросила его оседлать для неё лошадь. Йоста даже растерялся, переспросил, что значит оседлать и что-то промямлил. А когда Габриэль с улыбкой предложила ему помочь и рассказать что значит седлать лошадей, если он не уверен в своих силах, Йоста улыбнулся до ушей, помянул Царицу гор, и перемахнув стриженые кусты падуба, помчался на конюшни так, словно за ним гнались все красноглазые волки этих гор. Габриэль рассмеялась и пошла переодеваться. И страх совсем прошёл.

Кармэлу чуть не хватил удар, и она даже накапала себе сердечных капель, и всё причитала, что ездить вот так одной, в мужском седле, это неприлично, глупо, опасно, неподобающе и если кто узнает…

-Кто узнает, Мэл? Тут только вода, кусты, трава, горы и овцы, а они в основном блеют, так что вряд ли кому расскажут, — пожала плечами Габриэль. — Ты знаешь, за что нас презирают гроу? За то, что мы другие. И южане презирают гроу за это же. Мы считаем их дикарями, они нас никчёмными бездельниками. Но это всё… как бы сказать… здесь просто всё вот так, а у нас — по-другому. Так что к этому нужно привыкнуть и смириться. Ты же видишь, как они живут? И пока мы здесь, мы должны жить также, потому что здесь по-другому нельзя. А когда мы вернёмся в Алерту, то для нас всё станет как прежде. Так что я буду ездить в мужском седле, Мэл, и научусь считать этих овец, чтобы над нами никто не смеялся и не думал, что раз мы с юга, то у нас руки короче или обе левые. Да и вон посмотри, Ханна же ездит на лошади одна. Почему я не могу?

— Ханна? Синьорина Габриэль! — всплеснула руками Кармэла. — Да что вы равняетесь на эту ведьму! Ей бы не лошадь, а метлу в самый раз! Тьфу!

— Что ты такое говоришь, Мэл? — удивилась Габриэль, поправила шляпку, и добавила с усмешкой. — Она просто… суровая и нас не любит. Но если бы ты стреляла из ружья в волков и разделывала в горах оленей, тоже стала бы такой.

— Много вы о ней знаете! — фыркнула Кармэла. — Она самая настоящая ведьма! Я бы на вашем месте даже в глаза ей не смотрела, глаза то у неё чисто, как у ведьмы! Слышала я тут про неё… всякое…

— Мэл, не слушай ты на кухне болтовню про горскую магию! Всему странному здесь есть своё объяснение. Помнишь те пирамиды из брёвен? На самом деле это просто громоотвод. Те капли, что мне дала Джида, это просто сорок местных трав, а не какое-то колдовство! Ты же веришь в то, что солодка помогает от кашля? Вот так и тут. Зря я вообще тебе читала ту книжку по дороге! — рассмеялась Габриэль, вспоминая, что сама же зачитывала ей куски из книги о трамантийских легендах. — Вот, что ты, что Фрэн — верите во всякую ерунду! То в магию, то в гадания…

— Ну вы хоть далеко не уезжайте-то! — взмолилась Кармэла.

— Я просто проеду вдоль озера и всё.

Габриэль объехала всё озеро и доехала почти до Эрнино, день был отличный, лошадь шла неспешно, сзади бежал Бруно, и сегодня руки и ноги уже почти совсем не болели. И она подумала — будет слишком неприлично, если она доедет так до самой почты? Письмо к Фрэн было у неё с собой.

Она долго стояла за мостом через речушку, впадающую в озеро, глядя на черепичные крыши Эрнино. С одной стороны, она уже видела здесь женщин верхом, но с другой стороны, все будут смотреть на неё, ведь она здесь чужая, и от этого было очень неловко. Наконец она решила, что доедет до почты, и если никого не встретит, то спешится и зайдёт внутрь. Обратно потом можно и пешком дойти, ведя лошадь на поводу.

К счастью, у почты никого не оказалось. Почтарь, пожилой мужчина в жилетке и пенсне, встретил её радостно, и они поболтали некоторое время, в основном о погоде.

— А ежели вы верхом, мона, — он проводил её до крыльца, — то тута есть более-менее короткая дорога до Волхарда. Вот отсюда прямо под гору езжайте, видите тропку? Вот по ней — вниз, мимо пещеры, и крюк-то вокруг скалы делать не надо будет, там к самому мосту и выедете. Это ежели пешком, так, надо думать, там трава высокая и может быть росисто — подол намочите, а верхами, так за милую душу! А взобраться на лошадь — я вам табуреточку дам.

— Спасибо! — улыбнулась Габриэль.

Сегодня её ждала приятная новость — первое письмо от Фрэн. Она жадно его перечитала и спрятала в карман. Ничего особо нового в нём не было, но Габриэль словно вернулась в родные места, вспоминая лето в Кастиере, ласковое солнце, море и свой розовый сад, их беседку, увитую виноградом, рынок, на котором лежали горы апельсинов и лимонов, оливковые и лавровые деревья, и вздохнула. Как же ей хотелось снова побывать там!

По возвращению она повела Виру в конюшню, и у самых ворот встретила Ханну, что уже оседлала свою лошадь и шла к выходу.

— Добрый день, Ханна, — поприветствовала она её.

Но Ханна лишь буркнула в ответ:

— Кому добрый, а кому как, — она вскочила в седло, и добавила, глядя на Габриэль сверху вниз, — уезжали бы вы отсюда подобру-поздорову.

— В каком смысле? — растерялась Габриэль.

— В прямом, — чёрные глаза Ханны смотрели с неприязнью. — Не место вам здесь. И вообще, таким как вы. От вас одни беды, да неприятности.

И, свистнув псам, она вскочила в седло и выехала из конюшни.

…Да за что же она так её ненавидит?

Но в том, что ей лучше уехать, она была как раз согласна с Ханной, и лишь только её открытая неприязнь так и осталась для Габриэль непонятой.

На следующий день она снова отправилась в Эрнино. И хотя Кармэла была сильно против, вспомнив в этот раз и синьору Миранди, которая бы не одобрила подобное поведение, и Пречистую Деву, и своё сердце, но Габриэль была непреклонна. Ей нужно ездить каждый день, чтобы держаться в седле, как Ханна. К тому же, она твёрдо решила побывать в Храме, и желательно, без сопровождающих. Не стоит всем знать, что она интересуется судьбой таинственной жены Форстера.

Теперь она отправлялась в путь поутру, не обращая внимания на причитания Кармэлы, объезжала озеро и всю усадьбу вдоль ограды, а затем ехала через мост по дороге в Эрнино, и возвращалась обратно той тропой, что указал ей почтарь. И с каждым разом делать это становилось всё проще.

Так в один из дней, свернув в сторону от Эрнино, она доехала до разрушенного моста, решив посмотреть своими глазами, как продвигаются работы по его восстановлению. Но к её разочарованию, никаких работ там не велось и вовсе. Зато навстречу ей попался староста и ещё двое мужчин с большим деревянным метром в форме буквы «А». Габриэль хотела свернуть с дороги, но староста её узнал издали, радостно стянул шапку и поприветствовал. И пользуясь случаем, она решила спросить, как скоро ожидать начала работ.

— Надо думать, что нескоро, синьорина Миранди, — ответил староста, посмотрев на далёкие вершины Сорелле. — А, может, и вообще никогда. Во всяком случае, не в этом месте. Тут ещё с прошлого года было понятно, что мосту этому конец пришёл. По осени, как были дожди, да река поменяла русо — в петлю ушла, вон берег подмыла с той стороны, видите, где всё обвалилось? Да ещё и опора треснула. Думали, и до весны не дотянет, но более-менее дотянул. Ну, а уж в весеннее половодье-то понятно было, что смоет. И как дожди-то пошли по весне, так оно и случилось-то, более-менее, как и ожидалось. Я-то мессиру Форстеру сказал, что дело гиблое, уж не знаю, зачем он настоял, чтобы там вам дом снять.

…Вот значит как?

…Зато она точно знает, зачем ему понадобился дом именно там…

— Так значит, мессир Форстер настоял, чтобы нам дали именно этот дом? — спросила она как можно более безразлично.

— Он мне письмом велел подготовить его для вас. Сам-то он в Алерте был. Я удивился, но када мне спорить с хозяином! Ну, я-то опосля про мост заикнулся, но он сказал — не твоё дело, оно и правда — моё дело маленькое. Так что вы уж простите за такую задержку, мы-то не виноватые, а мессиру Форстеру видней, наверно, было. А так-то, надо думать, в Волхарде-то тоже неплохо, ежели хозяин не возражает, — развел руками староста.

— А, может, другие дома есть? Город большой, — спросила Габриэль, чувствуя как внутри у неё всё закипает.

— Другие-то были, да теперича уж нет — я их на постой семьям офицеров сдал, что переезжают в гарнизон на днях.

Распрощавшись со старостой, Габриэль с тоской посмотрела на обвалившийся мост, и направила лошадь обратно.

…«Вы бы жили в том доме за рекой, и не встретили меня даже. Но… вмешалась Царица гор, и верите или нет, это не я вызывал тот дождь, что смыл несчастный мост».

Эти слова, сказанные им во время их первой встречи здесь, сами собой всплыли в голове.

Какая же наглая ложь, мессир Форстер!

…Значит, он это сделал специально. Знал что так и будет… И как убедительно врал! Милость божья, да во всех его словах вообще есть хоть слово правды?

И она решила завтра же поехать в Храм и узнать всё про Анжелику Форстер. Сейчас гнев на Форстера отодвинул в ней страх перед ним, но она знала, что страх снова вернётся. И чтобы его победить — ей нужно узнать правду.

…Пречистая Дева! Что же ей делать?

Она бы поехала в Храм прямо сейчас, но день уже клонился к вечеру, а книги могут занять много времени, и возвращаться в сумерках ей не хотелось.

На обратном пути она встретила Йосту и Ханну, и если первый поклонился ей радостно и поприветствовал, то Ханна лишь одарила очередным мрачным взглядом и промолчала.

…Скорей бы уехать отсюда!

Этой ночью Габриэль спала плохо. Впервые с того момента, как они познакомилась с Форстером на свадьбе Таливерда, она осознала, что даже не могла себе представить, насколько на самом деле он опасный человек.

И лёжа в кровати вспоминала теперь совсем другие моменты…

Его глаза, когда он смотрел на капитана Корнелли… то, как спокойно он говорил о том, что прострелил ему плечо, сразу после того, как сделал ей предложение… подробности рассказа о жертвоприношении… его руки, загорелые и крепкие, с таящейся в них огромной силой… зарубки, оставленные на портрете ножом…

Этот человек смог победить льва голыми руками… Скольким людям такое вообще под силу?

…Милость божья! Ей обязательно завтра же нужно узнать, что случилось с его женой!

Ночь была душной. Впервые с того момента, как она приехала в Волхард, здесь стало по-настоящему тепло и не нужно было больше топить камин. А Натан на её вопрос почему, ответил как обычно:

— Надо думать, лето началось. Теперь более-менее жарко будет, синьорина Миранди.

Габриэль встала, открыла окна и долго сидела на подоконнике, глядя сквозь мохнатые еловые лапы на звёзды, и слушала как где-то вдалеке, в горах, воют волки, тоскливо и завораживающе. И от этого воя по коже бежали мурашки. Бруно пришел, и сев рядом, положил ей голову на колени, словно успокаивая в том, что ей нечего бояться.

— Ах, Бруно, если бы я боялась волков! — прошептала она, гладя его по голове. — А я боюсь твоего хозяина…

Она долго не могла заснуть и вся измучилась, думая над тем, что видела и что узнала. Теперь в ней боролись два желания, и она не знала какое из них правильное.

То ли победить свой страх, как она делала обычно, встретившись с ним лицом к лицу — пойти к Форстеру и прямо обо всём спросить. Или продолжить всё скрывать, и, сославшись на нездоровье, не ездить с Форстером больше на их уроки. Как-то прожить в страхе эти две недели, а потом зачитать вслух письмо Фрэнни о том, что ей нужно ехать на помолвку, и отправиться с отцом в Алерту, забыв всё, как страшный сон.

И она едва заснула к утру, решив завтра же поехать в Храм и всё узнать, а уж потом выбрать вариант.

Она проспала почти до обеда — Кармэла, хитрая лиса, не стала её будить, надеясь, что так она не поедет снова верхом на лошади. Но Габриэль, наспех перекусив, и пропустив мимо ушей все увещевания служанки, твёрдо решила осуществить задуманное.

День стоял жаркий, и небо, утратив свою обычную чистую голубизну, сегодня подёрнулось лёгкой пенкой облаков по краю. Перед выездом из усадьбы Габриэль остановил Натан, и указывая пальцем на дымку над горами, произнёс:

— Надо думать, будет гроза, синьорина Миранди. Уж не задерживайтесь. Дождей давно не было, а значит, уж если полыхнёт, так полыхнёт.