Ляна Зелинская - Южная роза

— Спасибо, Натан! Я вернусь быстро, — она посмотрела на небо — до грозы ещё много времени, успеет.

Вира шла неохотно, прядала ушами и как-то нервно подрагивала шкурой, но Габриэль не замечала этого, погружённая в свои мысли. Табуреточка у храма не понадобилась, потому что справа от входа был предусмотрительно положен большой камень. Габриэль спрыгнула на землю, привязала Виру и вошла внутрь.

Храм оказался небольшим и старым. Наверное, сюда мало кто ходит, хотя Эрнино — самая граница, и южане здесь не такая уж редкость, но в этот час внутри никого не оказалось, лишь тишина и лёгкий запах благовоний встретили вошедшую Габриэль. Она опустилась на лавку, и сначала помолилась, а затем зажгла несколько свечей.

Появился святой отец, невысокий пожилой мужчина, его розовая лысина в обрамлении множества белых кудряшек, придавала ему сходство с ангелами-младенцами, что были изображены на фресках вокруг. После традиционных приветствий и благословлений он спросил:

— Что привело тебя, дочь моя? Ты недавно переехала в Эрнино? Я не видел тебя здесь раньше.

— Я здесь… в гостях и, если честно, то… могу ли я посмотреть ваши регистрационные книги, святой отец? — спросила она прямо.

— Ты кого-то ищешь?

— Да, ищу. Скажите, как давно вы служите здесь? Может, вы могли бы мне помочь найти сведения об одном человеке?

— На день Великих мучеников будет год, дочь моя, как я приехал сюда из Ровердо.

Этого было мало. Не похоже, чтобы то, что она ищет, произошло так недавно.

— Вы случайно не знаете, что стало с моной Анжеликой Форстер из Волхарда? — спросила она, вглядываясь в лицо святого отца.

Но оно осталось безмятежным, святой отец лишь покачал головой и ответил:

— Не знаю, дочь моя. Никогда о такой не слышал.

— Тогда вы позволите мне посмотреть ваши книги? Может, я найду запись?

— Конечно. А кто она вам? Родственница?

— Знакомая… моей семьи, — уклончиво ответила Габриэль.

Они прошли в небольшую комнату, в которой на полках стояли книги по годам, и Габриэль присела за маленький стол с чернильницей и перьями. Изучать пришлось всё подряд, начиная с года восстания. В то время Форстер был в Бурдасе, и вряд ли история с его женой произошла раньше.

В год восстания оказалось так много погибших, что книга растянулась на целых два тома. Габриэль смотрела на знакомые фамилии, написанные аккуратным убористым почерком, и думала:

…Пречистая Дева, как же это всё ужасно!

Среди фамилий было много знакомых — семей из Алерты, чьи родственники погибли здесь, сражаясь с северянами. Записи гласили: пали в бою, умерли от ран…

Она смотрела на эти строчки и вспоминала ряды надгробий на кладбище Фосртеров, и та далёкая война начинала становиться реальной, обрастая лицами.

Бенцони, Кавальканти, Тиррито, Алегретти… Она знала эти семьи. И почему-то так некстати вспомнились слова капитана Корнелли:

…«На границе опять волнения… Снова повстанцы… Генерал-губернатор приказал усилить все форпосты дополнительными отрядами».

…Милость божья, да неужели это может повториться?

И среди фамилий офицеров-южан она внезапно обнаружила две записи:

Валентино Форстер — казнён.

Мартин Форстер — казнён.

Святой отец ушёл, а Габриэль сидела, молча глядя на эти имена, и думала:

…Мартин Форстер — отец Александра, а кто же такой Валентино Форстер?

Она листала дальше, пробегая по столбикам кончиком пера, и перелистывала одну страницу за другой, так что совсем потеряла счёт времени. Прочитала все книги после восстания, но так и не нашла ни одной записи об Анжелике Форстер.

Но должен же быть хоть намёк!

Габриэль убрала их на место, достала несколько томов, что предшествовали году восстания, и стала читать их, скорее, уже от безысходности. И в одной из книг она нашла то, что удивило её несказанно.

Запись о рождении.

Альбертина Форстер, дочь Александра и Анжелики Форстер, родилась за полтора года до Восстания. Габриэль быстро переворачивала страницы дальше, и ранее этой даты нашла ещё одну запись — о заключении брака между Анжеликой Монтанелли и Александром Форстером.

…Боже мой! Да не может быть! Раз нет записи о смерти, получается, что его жена жива? И у него есть дочь? Но… как же так? И где они? И как же тогда он собирался просить её руки, будучи всё ещё женатым?

Она даже вскочила, и только сейчас обратила внимание на то, что за окном почему-то темно.

Воздух стал недвижим и тих. Ни малейшего ветерка, ни птичьего крика. Габриэль выбежала на дорогу и посмотрела на небо.

Гроза уже собралась над долиной Волхарда.

…Милость божья! Неужели она просидела за книгами так долго?

Иссиня-лиловые тучи шли низко, клубились, пожирая предгорья и долину, подсвеченные по краю яркими и пока ещё беззвучными всполохами молний. Солнце скрылось и темно стало так, словно был уже поздний вечер.

— Может, переждёте здесь? — спросил святой отец, указывая на дверь храма. — Гроза-то нешуточная будет.

— Нет, нет, я успею, тут недалеко! Я короткой дорогой! — воскликнула Габриэль.

И поблагодарив святого отца, подошла к лошади. Вира не находила себе места, стояла перебирая ногами и подрагивая шкурой, и от прикосновения Габриэль истошно заржала, загребая передним копытом землю.

— Вира! Вира! Тихо! Не бойся, — Габриэль похлопала её по шее, решив, что животное чувствует грозу и боится.

Ей, и правда, нужно ехать быстрее. Как же она могла так увлечься и совсем потерять счёт времени!

…Пречистая Дева! Кармэла там с ума, наверное, сходит!

Она направила Виру вниз по улице к окраине Эрнино, глядя с тревогой на небо. Гроза приближалась слишком быстро, гораздо быстрее, чем она ожидала. Город словно вымер. Духота казалась почти густой, и дышалось тяжело. Стало так тихо, что Габриэль услышала даже, как вдали на камнях в реке перекатывается вода, но тишина эта была недолгой.

Ветер, словно джин из бутылки, ворвался в узкое горлышко ущелья, пролетел над дорогой, взметая пыль, закрутил деревья и прошёлся по обочине так, что кусты склонились почти до земли.

Габриэль прикрыла глаза рукой, и принялась понукать лошадь, но Вира почему-то совсем перестала слушаться. Словно одержимая это грозой, она то останавливалась, то пятилась, пытаясь свернуть куда-то с дороги, фыркала и прядала ушами, и казалось, что она упирается в невидимую стену и поэтому не может идти вперёд.

— Вира! Ну же, девочка моя, да что с тобой? — Габриэль пыталась успокоить животное, но это было бесполезно.

Бруно метался вокруг и лаял, словно пытаясь что-то сказать, и от этого, казалось, лошадь лишь ещё больше сходила с ума. Габриэль попробовала её повернуть к одному из ближайших домов, чтобы там слезть на выступающий из фундамента камень, но не успела. Ярко-алая молния с сухим треском распорола небо от края до края, замерла, пульсируя, а затем ударила куда-то в сторону Волхарда, и следом раскатился гром, многократно усиленный горами.

Вира взвилась на дыбы, едва не сбросив всадницу, истошно заржала и бросилась вперёд. И всё что могла сделать Габриэль — пригнуться, вцепиться в гриву и вручить свою душу Пречистой Деве.

А следом ударила ещё одна молния, где-то совсем рядом, и ещё раз, уже с другой стороны. И Габриэль никогда не видела ничего подобного: молнии не исчезали сразу, они замирали, словно целясь во что-то на земле, и можно было подумать, что они танцуют над озером.

В городе не осталось ни одной живой души. За первым порывом ветра налетел ещё один, а затем небо обрушилось на землю небывалым ливнем. Лошадь промчалась по совершенно пустым улицам Эрнино, мимо пожарной каланчи и почты, и выскочила на дорогу, ту, что вела к Волхарду. Ветер хлестал струями дождя, как бичом, и совершенно ничего нельзя было увидеть, кроме вспышек молний — казалось, что они преследуют всадницу, ударяя где-то совсем рядом.

Бруно обгонял Виру, бросался с лаем, пытаясь стащить её с дороги, и наконец, это ему удалось. Лошадь остановилась, затанцевала на месте в потоках дождя, вставая на дыбы и пытаясь сбросить всадницу. А Бруно забежал вперёд, прыгал и лаял, не давая Вире снова сорваться в бешеную скачку, и загоняя её в кусты. И прежде чем Габриэль поняла что происходит, лошадь попятилась задом на ту самую тропку, идущую под гору, что показывал им почтарь, и заскользила вниз по раскисшей земле, оседая и заваливаясь на бок с истошным ржанием.

— Ноги из стремян! Живо! — услышала Габриэль крик где-то над ухом, и кажется, сделала именно это, словно повинуясь приказу, пришедшему из дождя.

А потом чья-то рука выдернула её из седла и отшвырнула в сторону с нечеловеческой силой. Она упала прямо в мокрую траву, ударившись плечом и рукой, покатилась вниз по склону с закрытыми глазами и остановилась, только налетев на какой-то огромный куст.

Кажется, было больно…

Но страх притупил боль, и после такого быстрого спуска с горы, в голове всё кружилось и никак не могло остановиться. Она лежала, уткнувшись лицом в мокрую траву и чувствуя только одно — под ней земля, она жива и, кажется, чудом избежала смерти.

— Элья! — кто-то схватил её за плечи и перевернул. — Элья? Ты жива? Жива? Ну же?

Она открыла глаза и увидела над собой в струях дождя лицо Форстера. Он стоял перед ней на коленях, склонившись и держа её за плечи, и тряс так, что казалось, голова у неё сейчас оторвётся. А его глаза были почти чёрными. Он коснулся рукой её лба, убирая прилипшую прядь.

— Жива! Да задери меня медведь! Ты совсем с ума сошла! — он кричал, продолжая её трясти, — Совсем? Как ты тут оказалась? Какого дьявола ты тут делала?

И прежде чем она смогла хоть что-то сказать, он прижал её к себе порывисто и сильно.

Сознание вернулось сразу.

Габриэль оттолкнула его и едва не упала на спину, в последний момент поймав землю руками, оттолкнулась ногами и села, вытирая лоб тыльной стороной ладони. И какое-то совсем короткое время они с Форстером смотрели друг на друга тяжело дыша, а вокруг бесновалась гроза. Косые полосы дождя били в лицо, и гром гремел где-то над озером. И голова всё ещё шла кругом.

— А какого дьявола вы орёте на меня! — крикнула Габриэль в ответ, чувствуя, как постепенно перестаёт кружиться мир и наружу рвётся только что пережитый ею страх.

— Да вы бы погибли! Вы совсем спятили — тащиться сюда в грозу? Где вы пропадали до ночи? Вы чем вообще думали! — Форстер поднялся рывком, схватил её за руку, и поднял таким же рывком, поймав другой рукой за талию.

— Да провалитесь вы! — Габриэль перекрикивала, казалось, даже гром, и попыталась выдернуть руку из цепкого захвата Форстера, а другой, упираясь ему в грудь. — И отпустите меня! Сейчас же!

В тот же миг молния, такая огромная и яркая, словно столб огня, ударила совсем рядом, где-то не дальше чем в четверти льё. Фонтан искр взметнулся во все стороны, и рассыпавшись, погас над плакучими ивами на берегу озера. И вместо того, чтобы отпустить её руку, Форстер притянул к себе Габриэль почти вплотную, снова схватив за плечи.

— Элья! Дьявол задери ваше упрямство! Вы знаете, что это такое сейчас творится? — его лицо было так близко, что казалось, можно увидеть, как чернота зрачка поглощает синюю радужку его глаз. — Это блуждающая гроза! Она не закончится, пока не найдёт свою жертву! И если мы будем стоять здесь — этой жертвой станем мы! Нас убьёт! А теперь, бежим скорей, или я, к лесным духам, закину вас на плечо и понесу!

Они стояли под потоками воды глаза в глаза, на расстоянии не больше ладони, а вокруг не было видно ничего, кроме серой пелены дождя. Внезапно Форстер выругался на горском наречии, и схватив Габриэль за руку, грубо потащил за собой, а она не могла сопротивляться его силе. Они соскользнули куда-то по склону, путаясь в длинной траве, и едва не упали несколько раз, но Форстер обхватил Габриэль за талию, удерживая, и когда они, наконец, оказались внизу, он махнул рукой в сторону уступа скалы и крикнул:

-Нам надо укрыться там!

Молния ударила ближе, и они едва не оглохли от раската грома.

…Пречистая Дева!

Они бежали. Форстер крепко держал её за руку, и она едва поспевала за ним, пытаясь справиться другой рукой с намокшей юбкой. Где-то потерялась шляпка, вылетели шпильки и волосы, рассыпавшись по плечам, прилипли к лицу и мешали. Но, кажется, страх, что гнал её, был сильнее всего, потому что она снова увидела, как танцуют молнии над озером и над долиной, словно целясь в кого-то невидимого и преследуя его, и в воздухе пахло остро и свежо.