— …снова вечер, снова мост, вы и плакучие ивы. Только у вас вместо маски — цветы, — он усмехнулся и остановился точно так же, как и тогда, на свадьбе Таливерда, облокотившись на перила в паре шагов от неё, у самого края моста.

— И вы снова подкрадываетесь так невежливо! — воскликнула она.

А сердце забилось, как сумасшедшее, и вся она залилась краской, и так же, как и в прошлый раз, отступила на шаг, потому что не хотела, чтобы он заметил её смущение и растерянность… и невольную радость.

Она мысленно ругала себя: вот он стоит перед ней, как ни в чём не бывало, негодяй и обманщик, а она рада! Она не может поднять взгляд и сдержать рвущуюся с губ улыбку. И, как по волшебству, тут же куда-то делись все её страхи, и внезапное облегчение накатило жаркой волной.

Габриэль смотрела на свой букет, пытаясь найти подходящие слова, что-нибудь нейтрально-вежливое или остроумное, но в голове как назло было пусто, хотя внутри у неё бушевал настоящий ураган, и ей хотелось так много сказать и так много спросить, но она не решалась. Ведь это должен быть очень важный разговор. Разговор, который, наконец, поставит всё на свои места.

— Значит… капитан Корнелли! — Форстер прервал затянувшееся неловкое молчание, и голос его был полон странного сарказма.

Габриэль удивлённо подняла взгляд. Его лицо было хмуро и непроницаемо, и он смотрел сосредоточенно куда-то в одну точку в середине озера.

— Вы о чём?

— Обо всём, — он сделал паузу. — Пригласительный на праздник в гарнизон, который я нашёл в своём журнале… Ваши встречи с Корнелли в Эрнино… Вот, значит, почему вы уходили и уезжали одна! Не брали коляску и кучера… Даже в грозу… А сегодня он набрался наглости пожаловать в Волхард, чтобы снова вас увидеть? — произнёс Форстер негромко, переведя взгляд на Габриэль, и выражение его лица было мрачным. — И вы… сегодня так необычайно хороши… Это платье на вас… Вы, видимо, ждали этой встречи? Какое удачное стечение обстоятельств, что капитана Корнели перевели в Эрнино, не правда ли?

— Что? — Габриэль даже растерялась от этих слов.

Она ожидала чего угодно: вопросов, объяснений, извинений, может быть, благодарности, ну или того, что он снова будет над ней подтрунивать. Но только не этого… Не таких вот обвинений.

И её внезапно затопила волна злости. Она накатила на неё с такой силой, что её волнение и робость, как рукой сняло. Всё недавно пережитое неожиданно обрушилось с новой силой, сметая на своём пути и смущение, и страх.

…Да как у него хватает наглости говорить такое!

— Чтобы увидеть меня? Милость божья! — воскликнула она, всплеснув руками. — А, может, он пожаловал потому, что у вас на заднем дворе спрятан целый арсенал? И, может, потому, что вы снова соврали мне, сказав, что вам неоткуда знать всех стригалей в округе! А сами в это время прятали здесь вашего дядю Бартоло, подвергая всех окружающих риску быть повешенными за соучастие? Да как вы смеете говорить мне такое! Но даже если бы капитан Корнелли пожаловал сюда за тем, чтобы увидеть меня — вас это никак не касается!

— Так это правда? — глаза Форстера впились в неё цепко. — Он действительно приехал сюда за этим? Чтобы увидеть вас?

— Разумеется за этим! — выпалила Габриэль, взмахнув букетом, и делая шаг ему навстречу. — И притащил целый отряд солдат, чтобы ему было не скучно! И обыск устроил в вашем доме, чтобы меня развлечь! Вы в своём уме? Вы понимаете, что могло случиться? Я ведь могла рассказать о вашем одноглазом дяде… Я же не знала кто он! Да стоило мне нечаянно обмолвиться хоть словом! Хоть что-то ему сказать! Они бы всё тут перевернули! А вас бы уже везли в кандалах!

Она даже не могла найти подходящих слов, чтобы выплеснуть всю свою ярость, пережитый страх и обиду, и лишь махнула рукой куда-то в сторону озера, схватившись за перила.

— Но вы не сказали…

— Конечно, я не сказала!

— А почему вы не сказали? — Форстер сверлил её взглядом.

— Почему? — воскликнула она удивлённо. — Вы ещё спрашиваете? Милость божья! Да я же не хочу, чтобы вас казнили! И сожгли здесь всё!

— Вот как! Но не так давно вы хотели, чтобы в меня попала молния, — на лице Форстера появилась едва заметная усмешка. — Ну, или чтоб я провалился. Так с чего вдруг, синьорина Миранди, вы взялись меня покрывать, рискуя быть привлечённой за соучастие?

— А вот хоть бы вы и провалились, мессир Форстер, с вашим упрямством и глупостью! — воскликнула она, мало заботясь о том, что это, возможно, оскорбительно и грубо. — Вы что же думаете, что я и в самом деле могу хотеть вашей смерти? Да что с вами такое? Вас же на самом деле казнят, если поймают!

— И вы расстроитесь, если меня поймают и казнят? — он почти прожигал её взглядом.

— Даже не надейтесь! — ответила она резко. — Я буду аплодировать, стоя в первых рядах! Вы хоть понимаете, что нам всем здесь пришлось пережить? А мне пришлось врать и изворачиваться ради вас, и… и всё, что вы можете сейчас сказать — что я надела это платье для капитана? Да вы… вы, — она посмотрела на него, и зашвырнув букет в озеро, выдохнула, — да провалитесь вы!

— Так

вы поэтому флиртовали с капитаном Корнели? Ради меня? Или потому, что он вам просто нравится? — теперь он уже явно насмехался над ней, но щурился при этом так, словно это снова был вопрос с «двойным дном», и смотрел цепко, не отрывая от неё взгляда.

— Флиртовала? — она отступила на шаг назад, потому что внезапно осознала кое-что. — Погодите, вы сказали… А откуда вы знаете о том, что я виделась с капитаном в Эрнино? Вы что же, следили за мной?

Они смотрели друг на друга, буквально испепеляя взглядами, и между ними, казалось, даже воздух стал горячим.

— Ну разумеется! — обречённо воскликнула Габриэль. — А что ещё можно было от вас ожидать! Вы же лгун! И обманщик! Вы бесчестный человек, мессир Форстер! Вы… Вы просто… невыносимы! Да как вы вообще смеете задавать мне эти вопросы? Ради вас я сегодня лгала! Ради вас делала то, что мне глубоко противно! И вот это я, по-вашему, заслужила в ответ? Вы заманили меня сюда обманом, а теперь вы ещё и подвергаете опасности всех вокруг! Вас едва не схватили, а всё, о чём вы думаете, это — что происходит между мной и капитаном Корнелли? — она шагнула ему навстречу, как и всякий раз, когда была не в силах совладать со своими чувствами. — И даже если бы капитан Корнелли имел какие-то надежды на мой счёт, вас это никак не касается! Как и не касалось никогда! Вы почему-то забыли сказать мне о том, что всё ещё женаты, когда предлагали руку и сердце там, в Кастиере! Да пропадите вы пропадом! Вы сказали, что вы не ангел, нет мессир Форстер, вы не просто не ангел, вы чудовище! И я ненавижу вас! Ненавижу! Если вас поймают и повесят, поверьте, я не буду плакать! Кланяйтесь от меня моне Анжелике!

Она сделала шаг в сторону и хотела уйти, но Форстер преградил ей путь.

— Погодите, Элья! Дайте мне минутку! — его голос вдруг стал тихим и мягким, и усмешка вмиг исчезла с лица. — Простите меня, дурака! Дайте мне возможность объясниться!

— Простить вас? — она всплеснула руками, чуть отступила и добавила горько. — Да как же вас можно простить! Вы же лжец! Всё, что вы говорите, всё ложь! И с каждым разом её всё больше! Зачем вы мучаете меня? Неужели же вы до сих пор не можете простить мне моего отказа в Кастиере? Зачем вы так поступаете со мной? Вы погубили мою репутацию, вы притащили меня сюда, я вынуждена лгать и находиться в опасности, а вы…

— Элья! — Форстер шагнул ей навстречу.

Она отступила ещё на шаг.

— Не приближайтесь ко мне! — она выставила руку вперёд. — Видеть вас не могу!

— Просто дайте мне пять минут, большего я не прошу, а потом вы решите — верить мне или нет, — произнёс Форстер горячо, и замер не приближаясь. — Я расскажу вам всё, всю правду. Обещаю. Пожалуйста! Элья, я обещаю, что не буду вам лгать. Никогда.

И что-то было в его лице и в голосе, что-то заставившее Габриэль опустить руку, кивнуть и произнести тихо:

— Хорошо. Только всю правду! Поклянитесь, что вы расскажете всю правду!

— Клянусь, — ответил он коротко. — И… простите меня за этот допрос. Ханна нашла нас с Винсом в горах, и рассказала о том, что капитан приехал сюда в поместье, к вам, и о том, как вы… флиртовали с ним и… и что он устроил обыск, чтобы вас повеселить. Понимаете, как я разозлился?

— Повеселить меня? Милость божья! — воскликнула Габриэль. — И вы поверили! Ну разумеется! Да Ханна же просто меня ненавидит!

— Она предлагала утопить вас в озере, — ответил Форстер и прищурился, — и пока я ехал сюда и слушал её рассказ… верите или нет, что я чуть с ума не сошел, и едва не загнал лошадь… И только потом Ромина рассказала мне про тайник и ваш с ней уговор. Элья…. Скажите, — он понизил голос, и в его вопросе ей послышалась странная нотка отчаянья, — Корнелли действительно приезжал ради вас?

…Если бы солдаты нашли тайник — ему бы грозила смертная казнь, а он в состоянии думать только об этом?

Но она смотрела на него и видела — это правда. Этот вопрос и её ответ для него будто вопрос жизни и смерти. И вся злость разом куда-то ушла, и она даже растерялась от внезапного понимания того, как же это мучительно приятно и сладко — знать, что он думал о ней. И так безумно и глупо ревновал к Корнелли.

— Я скажу вам, — ответила Габриэль тихо, — но честность на честность, мессир Форстер!

— Хорошо. Я же обещал. Поверьте, я не знал об этом оружии, — ответил ей Форстер также тихо, — клянусь вам, не знал. Да, я знал, что там на кладбище вы встретили нашего дядю Бартоло. Но я не мог вам сказать кто он. Для вас это было бы слишком опасно. Вы же понимаете? Поэтому я вам и не сказал, а не потому, что моей целью было вас обмануть. И я вам очень благодарен за то, что вы помогли. Я перед вами в долгу, Элья, и вы даже не представляете в каком. Сегодня вы спасли мне жизнь. И простите, что я набросился на вас, но вы… Просто… Просто, — он усмехнулся и развёл руками, — вы сегодня чудесно выглядите в этом прелестном платье. Хотя — нет. Вы всегда выглядите чудесно, Элья, но сегодня как-то по-особенному. И я подумал… может быть, вы, и правда, ожидали приезда капитана…

— Ожидала?

…Милость божья! Да знал бы он ради кого она надела это платье!

— Погодите, не горячитесь! Простите меня за эти мысли. Я не хотел вас обидеть. Я иногда бываю резким и, наверное, не слишком галантным, спишите это на мою горскую дикость. Ну же, Элья? Скажите, что вы простите мне это! Я понимаю, чего вам это стоило. Я помню ваши слова про принципы, и жертву ради тех, кого любишь…

Последние слова он произнёс совсем тихо, и под его проницательным взглядом Габриэль неожиданно смутилась и покраснела. И поняла внезапно, как близко она к нему стоит, и как трудно ей дышать, а сердце снова колотится, как сумасшедшее.

— …тем ценнее для меня ваш поступок. Так вы простите меня за мои слова?

Она повернулась к озеру и взялась руками за перила, не в силах больше стоять с ним рядом.

— Я не сержусь на вас за это, — ответила она, глядя на опускающееся за гору солнце. — Мы все сегодня… не в себе.

Форстер облокотился на перила, не сводя с неё глаз.

— А теперь поговорим о моей жене, — произнёс он тихо.

К нему подошёл Бруно, сел рядом, и он, потрепав его по голове, продолжил:

— Я действительно, был женат.

— Были? — недоверчиво спросила Габриэль, поворачиваясь к нему. — Как это понимать? Ваша жена ведь ещё жива!

— Жива. К сожалению, да, — криво усмехнулся Форстер, — но наш брак с Анжеликой был аннулирован после того, как я отрёкся от вашей веры и подал прошение об этом. Вернее сказать не так. Я отрёкся от вашей веры, чтобы аннулировать брак с этой женщиной, но сути это не меняет. Это, конечно, было непросто и заняло не один год, но теперь я свободен.

Об этом она и не подумала. Брак действительно можно аннулировать, если один из супругов меняет веру. И это единственная причина, по которой подобное возможно.

И как же просто это всё объясняло….

— Но… почему? — спросила Габриэль, чувствуя, как его слова падают в её душу благодатным дождём.

— Не слишком ли бестактный вопрос, синьорина Миранди? — спросил Форстер, явно над ней подтрунивая.

— Вы обещали, что расскажете мне всю правду, а теперь прячетесь за тактом и приличиями? — усмехнулась она, чувствуя, как к ней возвращается жизнь. — Не вы ли сказали мне однажды, что быть честным — это как быть голым: не всегда красиво, и не всем нравится. А теперь сами же струсили?

Форстер внезапно рассмеялся и похлопал ладонью по перилам.

— Синьорина Миранди! Вы просто напрашиваетесь…

Он хотел что-то сказать, но лишь скользнул взглядом по её губам, и отвернувшись к озеру, произнёс: