В комнате возник неясный свет. Он исходил из-под двери спальни. Мерцание становилось ярче, затем послышались шаркающие шаги. В дверь тихо постучали:

— Летти? С вами все в порядке?

Летти застучала столом еще сильнее, издавая через кляп негодующие звуки. Дверь открылась, показалась голова тетушки Эм.

— О Боже! — воскликнула она, глаза ее расширились. — О небо!

Миссис Тайлер бросилась в комнату. Полы ее мягкого батистового халата развевались, выцветшие ленточки ночного колпака трепетали, седые косицы, обрамлявшие лицо, тряслись. Тетушка Эм поставила принесенную керосиновую лампу на стол и энергично принялась развязывать шарф, который закрывал Летти рот.

— Что случилось, деточка? Кто это с вами сделал? Я не могу в это поверить. Чтобы такое случилось в моем доме, когда я нахожусь через комнату! Уму непостижимо!

Кляпа не стало. Пока тетушка Эм развязывала узлы, которыми были стянуты руки, Летти пыталась, как могла, все рассказать пожилой женщине.

— Вошел через окно? Не может быть! Должно быть, вы с ума сошли от страха. Дорогая, мне, наверно, потребуется нож — нет, это скользящий узел. Как мило с его стороны.

Руки Летти были свободны. Тетушка Эм обошла ее, плюхнулась на колени и стала развязывать ноги.

— Я бы так не сказала, — заметила Летти несколько резко. — Это был гнусный, совершенно подлый человек. Он собирался ограбить вас. Я уверена.

— Много бы он не украл. Но какими бы ни были его намерения, вы, кажется, заставили его изменить свои планы. И я благодарна за это.

Пожилая женщина развязала последнюю веревку и посмотрела вверх. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не издала ни звука. Она сидела раскрыв рот и смотрела на розовую ночную рубашку, в которой была Летти.

Растирая натертые запястья, Летти посмотрела вниз. На фланели, над мягкой округлостью ее правой груди было что-то прицеплено. Это что-то, светло-золотистое и хрупкое на вид, оказалось пустым панцирем какого-то насекомого. Оно висело на своих засохших коготках, которые уцелели. Панцирь тоже был почти целым, за исключением трещины на спинной части, через которую насекомое вылезло из него. В эту трещину был воткнут так, что выходил из нижней части, крохотный черный конусообразный шип, отполированный до блеска.

— Что это? — спросила она, отцепив панцирь и поворачивая его то одной, то другой стороной в свете лампы.

— Панцирь саранчи и колючка.

Кровь отхлынула от лица Летти. Она уронила панцирь на стол, как будто это был скорпион. Саранча и шип остались на ней в том месте, к которому напоследок перед уходом прикоснулся проникший в комнату человек. Это были знаки человека по кличке «Шип», жестокого убийцы ее брата. Она приехала на Юг именно затем, чтобы разыскать этого человека.

Непроизвольно тихим шепотом ее губы произнесли это имя.

— Должно быть, это его преследовали собаки, — согласилась тетушка Эм.

— Да. — Почему-то Летти не связала появление этого человека и солдат-северян с собаками. Теперь это казалось очевидным. С помощью какой-то уловки он ускользнул от преследователей, вернулся по собственным следам и искал место, чтобы спрятаться. Должно быть, он думал, что нашел это место, пока не обнаружил ее. Она была близко, так близко к нему. Он обнимал ее, целовал ее. Она поднесла руку к лицу и с внезапным отвращением вытерла губы тыльной ее стороной.

— Он мог бы убить меня, — сказала она с напряжением в голосе, — или… или еще хуже.

— О нет, дорогая! Даже и не думайте об этом!

— Но я слышала о таких случаях! Тетушка Эм покачала головой:

— Я не знаю, что вы слышали или где такие вещи случались. Но Шип сделал в этих местах столько же хорошего, сколько и плохого. Я не могу поверить, чтобы он обидел женщину.

— Вы можете и не знать, — запротестовала Летти. — За ним гнались солдаты. Это должно кое-что значить.

— Хм. Может, это означает, что офицерам потребовалось занять их чем-нибудь.

В дверь спальни, которую тетушка Эм оставила приоткрытой, тихо постучали. В дверях появились двое, мужчина и чернокожий мальчик. Летти, нервы ее еще не успокоились, быстро подняла голову, когда мужчина заговорил:

— Что случилось, тетушка Эм? Что-нибудь не так? Пожилая женщина обернулась. Она оперлась о стол и выпрямилась, тяжело дыша. Вместо того чтобы ответить на заданный вопрос, она сказала:

— Рэнни, что ты делаешь здесь, наверху? Будь хорошим мальчиком, иди отсюда сейчас же.

Мужчина вошел в комнату. Он был высок, широк в плечах и так хорош собой, что его можно назвать красивым. Он был похож на вооруженных мечами архангелов с картин старых мастеров. На вид ему около тридцати лет. Широкий лоб. Над голубыми глазами с густыми ресницами золотисто-каштановые прямые и густые брови. Нос крупный и прямой. На одной щеке виднелась небольшая впадина, которая, должно быть, превращалась в ямочку, когда он улыбался. Сильная челюсть и твердый подбородок, четко очерченный крупный рот говорили о сдерживаемых силе и чувственности. Мягкие светлые волосы с выгоревшими на солнце прядями были зачесаны назад пологими волнами и почти закрывали у левого виска единственный недостаток его внешности — неровную отметину старого шрама, выделявшуюся серебристо-серым пятном на бронзовом загаре лица. Одежда его была старой и выцветшей: орехово-серые брюки и легкая рубашка из мягкой синей ткани с закатанными по локоть рукавами.

Летти поднялась и поспешно направилась к халату, который лежал на кровати, в ногах. Нагнувшись за ним, она отчетливо представила, как тяжелая ткань ночной рубашки прилегает к ней, обрисовывая ее талию и бедра. Прижав халат к груди, как щит, она повернулась. 0на высоко держала голову, но щеки ее разгорелись, а в руках появилась странная дрожь, которая, конечно, могла быть лишь реакцией на только что случившееся.

— Я услышал шум, — сказал человек, которого тетушка Эм назвала Рэнни, перед тем как повторить свой первый вопрос. — Что случилось?

— Эта леди испугалась, к ней приходил Шип, если тебе так хочется знать.

Рэнни посмотрел на Летти:

— Шип? Но почему?

— Без причины, — сказала тетушка Эм, — по ошибке.

— Говорят, он плохой человек. Он не обидел вас? — Прямой взгляд Рэнни был все еще направлен на лицо Летти.

— Нет. Не совсем, — ответила она, опуская ресницы и отводя глаза.

— У вас на руках красные следы.

— Они скоро исчезнут. Я в полном порядке.

— Я рад. — Блондин повернулся к своей тетушке: — Кто эта женщина?

Тетушка Эм цокнула языком:

— Это мисс Летти Мейсон, Рэнни. Летти, мой племянник Рэнсом Тайлер.

Мужчина слегка поклонился, еще раз оглядывая Летти. Он спросил свою тетушку:

— Почему она здесь?

— В самом деле, Рэнни, где твое воспитание! Она живет у нас, она — наша первая постоялица. Ты встретишься с ней за завтраком, а сейчас она не желает видеть ни тебя, ни кого-либо другого. Иди спать.

Слова тетушки Эм при всей их строгости звучали ласково.

— Да, мэм. Она красивая леди.

Тетушка Эм посмотрела на стоявшего за ее племянником негритянского мальчика, который пришел вместе с ним.

— Лайонел, я попрошу тебя…

Мальчику было примерно двенадцать лет. Его черные волосы густо завивались, с заостренного книзу лица смотрели огромные карие глаза. Он вышел вперед и приблизился к симпатичному молодому человеку, поймал его крупную, крепкую руку своими маленькими руками и сказал:

— Пойдемте, мастер Рэнни.

Рэнсом не обратил на него внимания. Он разглядывал стоявшую, перед ним молодую женщину, копну ее блестящих волос, матовую гладь кожи, правильный овал лица, темно-карие, почти языческие, глаза с оттенком цвета терпкого вина вокруг зрачков. Она была стройна и пропорционально сложена, ее формы, даже скрытые под ночной рубашкой, были великолепны. Каждое движение говорило о грациозности и уверенности.

У нее был лишь один недостаток. Ей недоставало теплоты. Ее рот, так красиво очерченный, был сжат в уголках, как у убежденной старой девы, а выражение лица говорило о сдержанности и подозрительности. И все же в глубине ее темных глаз был намек на скрытый огонь, почти, но не совсем погасший. Она была действительно очень хороша собой. Здорово, что он поцеловал ее до того, как увидел, иначе мог бы не решиться.

Лайонел тянул его за руку.

— Мастер Рэнни, пойдемте, вы заставляете леди краснеть.

Рэнни взглянул на мальчика. Он улыбнулся.

— Я не должен этого делать, не правда ли? — Он позволил увести себя. У двери остановился.

— Спокойной ночи, — сказал он.

Не дожидаясь ответа, оба, белокурый мужчина и чернокожий мальчик, вышли в темный холл Сплендоры и исчезли из вида. Их шаги постепенно затихли.

— О Боже, — сказала тетушка Эм. — Простите меня, пожалуйста. Мне следовало рассказать вам о Рэнни раньше, но я совсем не ожидала… Я думала, у меня будет полно времени, чтобы все объяснить вам утром. Сегодня у него в очередной раз сильно болела голова. Обычно он ни с кем не разговаривает, почти ничего не делает, только лежит в темной комнате, пока боли не пройдут.

— Когда вы упомянули о племяннике, я почему-то подумала, что это маленький мальчик. — Летти предприняла попытку собрать свое самообладание и прояснить этот вопрос.

Тетушка Эм успокоилась,

— Ах» на самом деле вы не так уж и ошиблись, но Рэнни — владелец Сплендоры, и дома, и земель, всего. Я лишь только приглядываю за ним.

Летти в свою очередь пристально посмотрела на пожилую женщину и сказала с известной деликатностью:

— Я полагаю, это потому… потому, что он сам не может позаботиться о себе.

— Он как ребенок, он все такой же, каким был в одиннадцать или двенадцать лет. Это все еще разбивает мне сердце, после всех прошедших лет, но от этого никуда не деться.

— Я понимаю.

Пожилая женщина распрямила плечи.

— Он хороший, милый мальчик, который и мухи не обидит. Но я не осужу вас, если вы сочтете невозможным больше оставаться в этом доме, особенно после сегодняшнего случая. Если вы захотите уехать, я распоряжусь, чтобы утром вас отвезли в город. Конечно, деньги я верну.

Летти и в самом деле хотелось сбежать, но из простого человеческого упрямства решила остаться, как только ей предложили уехать. Хотя этот мужчина, Рэнни, и беспокоил ее, она его не боялась. И если Шип уже однажды появлялся в доме, он может сделать это еще раз. Она промолвила твердым голосом:

— Я и не думала уезжать.

— Я знала это! — воскликнула тетушка Эм с удовлетворением, ее лицо сияло. — Я поняла, что вы смелая, как только увидела вас.

Летти улыбнулась в ответ. Легкое изменение очертания губ придало лицу классическую, захватывающую дух красоту.

— Спасибо, но, может, мне лучше было чуть больше знать о… о том, что здесь происходит.

— Вы имеете в виду Рэнни? Но тут действительно особенно нечего рассказывать. — Пожилая женщина довольно тяжело опустилась на стул, к которому раньше была привязана Летти.

— Вы заметили шрам у него на голове, сбоку? Как и многие другие, он был ранен на этой войне. Рэнни был офицером артиллерии, в армии южан, разумеется. — Пожилая женщина бросила на Летти быстрый взгляд, и извиняющийся, и дерзкий. — Это случилось во время стычки в последние месяцы войны. Большая пушка взорвалась, и осколок ствола попал ему в голову.

— Чудо, что он не погиб. Тетушка Эм кивнула:

— Солдаты сочли его мертвым. Его нашел дозор северян. Так он попал в полевой госпиталь. Несколько недель он был без сознания и наверняка бы умер, если бы не Брэдли, его слуга с детских лет, который прошел с ним всю войну. Брэдли поехал с ним, когда его перевели в госпиталь около Вашингтона. Когда наступил мир, Брэдли же привез его домой.

— И ваш племянник был… чувствовал себя так же, как сейчас?

— Нет, тогда еще нет. По словам Брэдли, он пришел в себя в Вашингтоне и был почти в порядке, если не считать, что многого не помнил. Но дорога домой была слишком тяжела для него. Весь долгий путь у него были ужасные головные боли. Где-то в Миссисипи он даже потерял сознание. Когда они добрались до Сплендоры, Рэнни был еле жив. Он оставался без сознания, полностью бесчувственным, почти шесть месяцев. И когда наконец очнулся, он стал… он стал таким, каким вы его видели.

— Должно быть, это так мучительно. Он, если вы мне позволите сказать, такой привлекательный мужчина.

— О, вам надо было видеть его до войны, когда он был полон буйного веселья, всегда смеющийся и легкомысленный, затевающий шутки или вытворяющий что-нибудь еще. В те дни в доме было полно людей, мальчики и девочки приезжали и уезжали, каждую субботу была вечеринка. Мальчишки — точнее, молодые люди — дурачились, девушки, все вполне невинно, засматривались на Рэнсома, а он никогда не замечал этих взглядов. Они все время танцевали и пели, разыгрывали шарады, устраивали любительские спектакли. На чердаке все еще лежат три чемодана, полные диковинных костюмов, которые они использовали. Я закармливала их воздушной кукурузой, печеньем и конфетами, мне все это нравилось так же, как и всем остальным.