У большинства мужчин, которые сейчас лежали у нее перед глазами, усы были, и преимущественно темные. У Мартина Идена была в усах рыжина. Почему раньше она ее не замечала?

Конечно, когда Шип был в костюме старухи, у него не было бороды. Не было ее и когда он предстал в облике священника. С тех пор у него, наверное, не было времени ее отрастить, к тому же борода растет постепенно, и это было бы заметно. Может, даже сейчас он ходит с приклеенными усами, дожидаясь, пока его настоящие усы отрастут до своего полного блеска? А может быть, у него никогда и не было своих усов, что обеспечивает большую гибкость в принятии новых образов? Наверное, ей следует искать человека, который постоянно гладко выбрит, или человека c приклеенными усами.

Летти была такой сонной, что в размышлениях ее было мало смысла. Конечно же, ходить все время с приклеенными усами слишком опасно, разве их фальшивость не так уж и очевидна при свете дня? Или же это то, что все как раз и думают? А Шип возьмет и поступит наоборот? Он смел, умен и готов рисковать. Он мог бы так поступить. Боже правый, а он действительно смел. Нет, ей не нужно думать об этом, не нужно. Спать Летти больше не хотелось. Она встала так тихо, как только могла, и пошла подальше от разложенных одеял. Ее привлек блеск речной воды, и она направилась к реке. Голова ее была наклонена, руки сжаты за спиной. Она шла широкими шагами, подбрасывая юбки. На жаре они высохли быстро, но теперь были какими-то негнущимися у щиколоток, словно накрахмаленными. Подняв голову уже рядом с водой, она увидела лодку. Одним концом она была вытянута на песок, вокруг другого плескалась вода. Летти повернула и пошла к лодке.

Лодка, построенная из не гниющей древесины кипариса, была тяжела и неподъемна на суше, но довольно легко управляема на воде. На дне лежали шест и короткое весло. Летти не знала течений фарватера реки, чтобы самой попробовать прокатиться, поэтому не сделала попытки забраться в лодку. Она только поставила ногу в туфле с засохшей грязью на низкий планшир и покачала суденышко с борта на борт.

— Забирайтесь внутрь, — произнес Мартин Иден у нее за спиной. — Я буду вашим гребцом.

Она повернулась и улыбнулась ему:

— Правда?

Он слегка поклонился:

— Сочту за честь.

Изысканный джентльмен с Юга, всегда готовый оказать услугу даме. Она была очарована, как ей и полагалось. Галантность и ответная кокетливость, обнаружила Летти, походили на игру, на какой-то полушутливый ритуал в отношениях между мужчиной и женщиной. Чем большую признательность выражала дама, тем галантнее становился кавалер, и они разыгрывали эту старинную игру, которая, как Летти также понимала, лишь отчасти была пародией.

Летти шагнула в лодку и уселась на скамейке на носу. Мартин оттолкнулся и, когда суденышко заскользило по воде, запрыгнул в него. Раскачивание лодки неизбежно напоминало о другом судне, другом дне на реке и о другом человеке. Или, может быть, человек тот же самый? Мартин как будто не заметил, как вдруг она напряглась лицом и телом, широко улыбнулся ей, взял весло и начал грести вверх по реке, против течения.

— Вы знаете, вы изменились с тех пор, как впервые приехали сюда.

— Правда? — Она заставила себя расслабиться и опустила пальцы в воду, чтобы был предлог не смотреть на него.

— Не совсем такая чужая, как прежде, и не совсем такая во всем правильная.

— Господи, — сказала она, голос ее был насмешлив, — разве это хорошо?

— Ну, разве вы не понимаете, что я имею в виду? Еще не так давно вы бы замерли, словно аршин проглотили, и промолвили бы что-нибудь леденящее, например, «в самом деле?».

— Я думаю, вы правы. Наверное, мне и теперь следовало ответить так же.

— Нет, нет, это слишком угнетает. Мужчину надо ободрять.

— А надо ли? Да почему же?

На воде солнце жгло очень сильно и сверкало так, что Летти едва могла смотреть. Она уже обгорела и опасалась, что завтра весь нос ее будет покрыт веснушками. Это Летти не очень беспокоило, но вот без солнечного удара она могла бы обойтись. Голова казалась обожженной, когда она прикладывала к ней руку.

Оставив флирт, Мартин посетовал:

— Вам надо было взять шляпу или зонтик.

— Еще бы!

— Там под деревом — тень, давайте поплывем туда.

Это было дерево с подмытыми корнями, оно нависало над водой. Мартин налег на весло, и вскоре они вплывали в тень. Летти засмеялась.

— Берегитесь змей.

— И пауков, — согласился Мартин, тормозя веслом, чтобы удержать лодку под нависшим деревом, замедляя ее движение вперед и, наконец, совсем останавливая. Покачиваясь на течении, лодка стукалась о корни.

— Я думаю, вы понимаете, — сказала Летти, — что сдаете позиции и оставляете Салли Энн полковнику.

— Уорд допустил перебор на аукционе. Ему следовало бы сначала подумать.

— Так вы не беспокоитесь? Но он, кажется, собирается отыграться.

— Ради Бога. Пусть попробует.

— Вы не будете возражать?

Но он не собирался ничего рассказывать.

— С моей стороны было бы в высшей степени нетактично что-то говорить сейчас. Джентльмен не говорит о даме в беседе с другой дамой.

— Кто вам это сказал, ваша мать?

— Подруга, — признался он, шутливо засмеявшись, кончики его усов приподнялись.

— Да, и в любом случае вы знаете Салли Энн всю жизнь, а я человек со стороны. Хороший урок для меня. Поделом.

— Я что-то сомневаюсь в этом, — сказал Мартин. — В вас раскрываются такие глубины, которых я и не ожидал. Расскажите о своей полночной прогулке с Шипом.

— Да нечего тут рассказывать, — запротестовала Летти. — Это досадное недоразумение.

— Недоразумение? Почему же вы тогда покраснели? Изобразить негодование было совсем нетрудно.

— Я не собираюсь обращать внимание— на намеки мистера О'Коннора. Это просто неприлично!

— Вы забываете, я видел, как вы целовали Рэнни. Я что-то не помню, чтобы моя учительница когда-нибудь меня целовала, когда я был мальчишкой. А Рэнни, несмотря на все обстоятельства, совсем не мальчишка.

— Это… это был просто порыв. Он бывает очень мил.

— И я бываю мил, — сказал он, — если меня соответственно или несоответственно поощряют к этому.

Он положил весло, поднялся со скамейки, придвинулся к ней, опустился на середине лодки на колено. Потом Мартин взял Летти за руку и притянул к себе. Лодка, которую уже ничего не удерживало, поплыла вниз по течению.

Летти могла бы запротестовать, сказать что-нибудь раздраженно или шутливо, или даже холодно. Это бы остановило его. Однако взгляд ее устремился на рыжинку в его усах. Мартин был все ближе и ближе. В его глазах читалось явное удовлетворение, они были черными, не карими.

Усы были настоящими, каждый их волосок рос из кожи. Они были тщательно напомажены, расчесаны и слегка завиты на кончиках. Губы под усами приготовились к поцелую. Они коснулись ее губ.

Летти уперлась руками в его грудь и с силой оттолкнула. Мартин потерял равновесие, закачался и перевалился за борт, подняв фонтан брызг. Лодка заплясала. Он ушел под воду, потом выплыл, колотя по воде.

— Зачем вы это сделали? — прокричал он ей вслед, так как ее уносило течение.

— Спросите у вашей подруги!

— Вряд ли она среди ваших знакомых! Намек был очевиден.

— Да, а вы не такой уж и джентльмен!

Теперь он плыл, медленно взмахивая руками. Ну и пусть поплавает. Она и не подумает предложить ему место в лодке, а доберется до берега и без него. Летти взялась за весло и, снова усевшись, опустила его в воду. Налегая, используя всю силу своего гнева, она направила* лодку к растущим у берега деревьям. Когда она огляделась, то увидела, что лодку отнесло течением почти туда, откуда они отплыли. Рэнни стоял на берегу. Ждал.

В нескольких футах от песчаной отмели, на которой он стоял, Летти в последний раз с силой налегла на весло. Нос лодки уткнулся в песок. Рэнни потянулся и вытащил тяжелую посудину дальше на берег. Не говоря ни слова, он подержал лодку, чтобы Летти смогла встать, потом взял ее за талию и вытащил из лодки.

Голос ее был удивительно тих, когда она произнесла:

— Спасибо.

Рэнни посмотрел на нее, в глазах был холодный отблеск. Руки лежали на поясе.

— Скажите мне, — спросил он, — вы целуете всех мужчин?

Летти чувствовала себя так, словно он дал ей пощечину.

— Господи милостивый, нет! — крикнула она, заимствуя одно из восклицаний тетушки Эм, но придав ему, однако, ироничную язвительность. — Только симпатичных!

Она подобрала юбки и зашагала прочь, высоко подняв голову. Рэнсом смотрел ей вслед и понимал с печальной определенностью, что заслужил то, что получил. Слишком уж соблазнительно было использовать то, что Рэнни позволено все, и сказать открыто, что думал. Больше он этого не сделает.

Повернувшись, он столкнул лодку, запрыгнул в нее и поплыл по реке к тому месту, где, разбрызгивая воду, ругался Мартин.

ГЛАВА 14

Петух был молодой, гордый и какой-то сбитый с толку. Он начинал кукарекать вечером после десяти часов, и продолжалось это четыре часа без перерыва, пока он не начинал хрипеть и издавать звуки, напоминающие скрип несмазанной калитки. В пять утра он снова брался за свое. Все это было бы не так уж и плохо, но местом для своего насеста петух выбрал магнолию рядом с окном спальни Летти. Она терпела его одну ночь, потом вторую. На третью ночь она лежала, слушала и вздрагивала, |удивляясь, как же тетушка Эм может спать в таком гвалте. После двух часов «пения» это уже невозможно было вынести.

Летти встала, надела халат, раздраженно вытянула из-под воротника прядь волос на плечи, затянула пояс на талии и завязала его. Сунув ноги в тапочки, она вышла из комнаты, даже не пытаясь идти потише. Если все в доме еще не проснулись, то она уже никого не разбудит.

Когда она дошла до середины холла, в ней заговорила совесть, и дальше она двинулась на цыпочках. Лайонела не было видно у двери Рэнни. Это совсем не означало, что у Рэнни нет сегодня головной боли и он спит без опийной настойки. Скорее, это объяснялось тем, что на ужин к Маме Тэсс должен был приехать Брэдли, его отец. Что-то говорили о том, что он останется ночевать, как он поступал уже не раз за прошедшие несколько недель, когда навещал мать и сына.

Летти выбралась из дома и спустилась по задней лестнице. Она с тоской подумала о хорошей горсти камней, которыми можно было бы прогнать петуха, но ничего такого не было. Однако у двери кухни стояло ведро огурцов. Они были большими и желтыми. Как раз сегодня после обеда Мама Тэсс выбросила их как негодные, порезав остальные для маринования. Лайонелу велели отнести их свиньям, но от выполнения этого поручения его отвлек Питер, которого забросили к ним поиграть, когда Салли Энн и полковник Уорд отправились прокатиться в вечерней прохладе.

Ярко светила луна. Летти все было отлично видно. Она обошла с ведром огурцов дом и устроилась у боковой калитки огораживавшего передний двор забора, лицом к магнолии. Петух заметил ее приближение, перестал кукарекать и несколько обеспокоенно закудахтал. Летти поставила ведро и выбрала огурец. В тени густой листвы магнолии было темнее. Прикинув по издаваемым звукам, где находится петух, Летти запустила туда огурцом.

Снаряд пролетел с громким стуком сквозь ветки и гулко шлепнулся на землю. Петух пронзительно закричал и перелетел на другую ветку, но совсем убраться не пожелал. Летти взяла еще один огурец. Петух совершенно затих. Летти показалось, что она видит его силуэт в пробивавшемся через листву лунном свете. Она приготовилась для очередного броска.

Почему-то ночная тишина, молчание петуха, а может, еле различимый в неподвижном ночном воздухе стук подков заставили ее замереть. Все еще сжимая в руке огурец, она повернулась к проходившей перед домом дороге.

Сначала Летти заметила свет от факела, он был как огненный глаз. Свет приближался, становился ярче, а зловещий стук подков превратился в приглушенные раскаты грома. Льющийся рекой лунный свет упал на белые простыни, которые надувались и хлопали от ветра, дувшего навстречу ночным всадникам, Рыцарям Белой Камелии. Лунный свет падал и на их капюшоны с прорезями для глаз и придавал им загробный вид посланцев ада. Понимание того, что именно на этот эффект все было рассчитано, не уменьшило ужаса от увиденного.

Куда же они едут? Зачем?

Ответа не пришлось ждать долго. Всадники повернули на дорожку, ведущую к Сплендоре. Приближаясь, они сомкнулись и перешли на рысь, а когда проехали через ворота, растянулись цепочкой. Факел отбрасывал снопы искр за их головами. Он освещал весь отряд, и теперь их можно было пересчитать. Получилось шесть. Люди в балахонах не остановились, они двинулись по дорожке вокруг дома к хижинам бывших рабов.

Летти наблюдала за ними, пока они не скрылись из вида, потом бросила огурец, подобрала полы халата и пустилась к дому. Задыхаясь от страха и странной захватившей ее злости на то, что эти люди осмелились вторгнуться в Сплендору, она добежала до угла дома, проскочила через калитку и бросилась мимо кухни по тропинке, которая тоже вела к хижинам.