Колыхнув юбками, Летти резко остановилась у угла кухни, когда увидела, что мужчина по имени Рэнни гол по пояс. Поколебавшись, то ли вернуться, то ли сделать вид, что не замечает, будто он не совсем одет, она не сделала ни того, ни другого. Летти стояла и наблюдала, как лучи солнца отсвечивают на его мягких волосах, ниспадающих на лоб, как блестит пот на коже, подчеркивая скульптурные узлы мышц его корпуса, сверкая в узком треугольнике золотистых волос на груди и вдоль крепких мускулистых рук.

Было что-то зачаровывающее в той легкости, с которой он работал, — в точности, сосредоточенности и грациозности движений тела. Это странным образом действовало на Летти, вызывало тянущее, стягивающее ощущение в нижней части живота. Наблюдая за ним, трудно было поверить, что его рассудок помутнен, что смертоносное орудие в его руках может быть опасным.

Рэнсом заметил Летицию Мейсон с момента, когда она обогнула угол кухни. Что ей нужно, он не мог и представить. Она выглядела такой взволнованной, такой добропорядочной в своем сером утреннем платье с наглухо застегнутым высоким воротничком и дополнительной застежкой, в виде брошки с камеей, что он решил выждать момент и все прояснить. Ждать было нетрудно. На нее было приятно посмотреть — розовый румянец на щеках от жары, волосы, уложенные венцом тяжелых кос вокруг головы, грудь, вздымающаяся от дыхания и натягивающая материю корсажа. Ее появление в Сплендоре было для него серьезной помехой, но это могло быть отчасти компенсировано.

Летти все ждала, что владелец Сплендоры поднимет глаза и. признает ее. Она готова была поклясться: он знает, что она здесь стоит. Но проходило время, а он ничем не проявлял этого. Ей стало неловко от мысли, что она стоит и глазеет на Рэнни. Уйти, не сказав ни слова, показалось ей слишком заносчивым, если не проявлением нелюбезности. Она откашлялась. Как обратиться к нему? Если ей и суждено ошибиться, то пусть это будет, по крайней мере, в рамках приличий.

— Мистер Тайлер?

Он выпрямился и слегка улыбнулся, склонив голову в кивке, который напоминал короткий галантный поклон.

— Доброе утро, мэм.

— Меня послали сказать вам, что завтрак уже готов.

— Я уже закончил, — он отложил в сторону топор, неспешно стряхнул щепки с плеч и потянулся за рубашкой, наброшенной на бревно. Он подавил усмешку, когда она отвернулась, пока он влезал в рубашку. Возможно, дразнить ее было и несправедливо, но соблазн слишком велик — она так чопорна. С усилием он согнал веселье с лица и нагнулся за охапкой поленьев. Разогнувшись одним быстрым движением, уже с дровами в руках, он кратким жестом показал ей идти впереди.

Летти шла перед ним и всем своим существом ощущала его, идущего сзади. Она искала, что сказать.

— Прекрасное утро, но уже жарко.

— Да, мэм.

Слова звучали вполне серьезно, но в самой этой серьезности слышалась насмешка. Летти быстро повернула голову и посмотрела на Рэнни. Он не отвел глаз. Они были ясны и простодушны. Может быть, он только имел в виду, что ему намного жарче, чем ей, так как он нарубил целую кучу дров?

Рэнсом беззвучно вздохнул с облегчением, когда Легация Мейсон снова пошла вперед. Да, она — проницательная леди. Ему придется обращаться с ней более осторожно, чем он предполагал.

Завтрак стоял на столе. Булочки были легки и воздушны, как облака, подливка ароматна, бекон свернулся в коричневые хрустящие колечки. Мама Тэсс пожарила яичницу из трех яиц для Рэнни и предложила Летти тоже приготовить для нее что-нибудь из свежайших яиц от своих кур — сколько она пожелает и в каком угодно виде. Одно жареное яйцо — это все, что Летти была в состоянии съесть, хотя приготовлено оно было прекрасно и имело восхитительный мягкий вкус. Почти настоящий маленький омлет.

Повариха стояла у рабочего стола, мыла посуду и рассказывала Рэнни о всяких разностях, которые надо сделать для кухни. Его ответы, уложенные в короткие, простые предложения, были вполне понятны. Некоторые из просьб показались Летти не совсем уместными для обращения к хозяину. Например, вынести недоеденное свиньям. Однако хозяин не возражал, и Летти решила, что просьба не является необычной.

Мама Тэсс прошла к двери выплеснуть воду, в которой мыла посуду, и вышла на минуту на улицу. Ненадолго наступила тишина. Пауза затянулась, а повариха не возвращалась. И Летти спросила:

— А почему сегодня не видно вашей тетушки?

Рэнни взглянул на нее, затем снова опустил глаза к тарелке.

— Она отправилась в гости.

— Правда? — Вопросительная интонация была не случайна. Не то чтобы Летти было интересно, куда отправилась хозяйка, ей просто хотелось, чтобы Рэнсом Таил ер продолжал говорить.

— Она отправилась в Элм Гроув. Пешком. Они там все разболелись, и тетушка понесла им немного куриного бульона.

— Понятно. Она очень заботлива.

Сидевший через стол от Летти высокий мужчина спокойно посмотрел на нее, и по этому взгляду она почувствовала, что слова ее были для него такими же пустыми, какими они прозвучали в ее собственных ушах. Она поспешно продолжила:

— Элм Гроув — это какое-то местечко, городок?

— Это дом. Дом моего дяди Сэмюэла. Это сразу же вниз по дороге.

— Ясно. А мальчик, Лайонел? Где он?

Рэнни улыбнулся, и на щеке его появилась резкая черта, не совсем похожая на ямочку.

— Лайонел спит. Если он рано встает, Мама Тэсс находит для него работу.

— Я думала, от него и требуется… я хотела сказать, что думала, его работа — сопровождать вас.

Конечно, если этот мужчина так не в себе, как говорила тетушка Эм, он мог и не понять, о чем она начала говорить, но на щеках Летти невольно проступил румянец.

Рэнсом, наблюдая, как розовеет ее светлая кожа, и недоумевая, то ли причиной этого была ее чувствительность, то ли раздражение от его предполагаемой медлительности, коротко ответил:

— Иногда.

Летти отодвинула тарелку. Через секунду она спросила:

— Не могли бы вы мне сказать, как лучше всего добраться до города?

— У нас есть лошадь и коляска.

— А как вы думаете, не будет ли ваша тетушка возражать, если я воспользуюсь коляской? Я охотно заплачу.

— Она не будет возражать, — ответил он, улыбаясь. — Я мог бы отвезти вас.

— Я умею править лошадью и сама, но мне хотелось бы заплатить за коляску.

— В этом нет необходимости. И мне будет приятно отвезти вас. Я был бы рад.

В его словах была утонченная обходительность, внезапный отзвук того, кем он, должно быть, был когда-то. Летти, все понимая, покусывала нижнюю губу. Она не знала, может ли он сделать то, что предлагает, а спросить не у кого. Конечно, чтобы управлять лошадью и коляской, нужна скорее сила, чем умение. Но на дороге действуют определенные правила, и для соблюдения их нужна какая-то ответственность.

— Я не переверну вас. Обещаю. — Рэнни ждал. Казалось, он думает о поездке, как об удовольствии.

А Летти надо было в город по нескольким причинам. Она хотела сделать несколько мелких, но необходимых покупок. Однако главной целью поездки было найти штаб оккупационных войск северян и начать расследование обстоятельств смерти брата. Тем не менее это могло немного подождать, по крайней мере, до возвращения хозяйки. Она изобразила улыбку.

— Может быть, позже.

Мама Тэсс вернулась и принесла с огорода пучок зеленого лука. Она стала его чистить, и острый запах заполнил кухню. Наблюдая за быстрыми, уверенными движениями негритянки, снимавшей верхние листья и обрезавшей корешки, Летти подумала, что, может быть, это какое-нибудь неизвестное южное утреннее блюдо или повариха уже готовит обед.

Негритянка не была так поглощена работой, как это казалось. Как только Рэнсом Таил ер поставил чашку с кофе на стол, она оглянулась через плечо:

— Если вы закончили, мистер Рэнни, может, вы все покажете здесь молодой леди? Ей же нужно знать, где все находится, и, я готова спорить, она хочет посмотреть на цветы мисс Эмили.

— Что вы, в этом нет никакой необходимости, — запротестовала Летти. — Наверняка мистеру Тайлеру есть чем заняться.

Но владелец Сплендоры был уже на ногах и протягивал руки к стулу, чтобы помочь ей выйти из-за стола.

— Эта работа мне больше по душе. А вы можете называть меня Рэнни, если хотите.

Похоже, выбора не было: нужно осматривать Сплендору. Она сказала сухо:

— Спасибо, Рэнни.

Сплендора была выстроена в стиле, известном как «дом плантатора». В действительности он не был двухэтажным. Скорее, один, главный этаж был построен на так называемом высоком цоколе, кирпичном вспомогательном помещении; приподнятом над землей из-за высокого уровня воды в этой местности. В его высокой, ломаной крыше были проделаны три окна, через которые освещалась огромная мансарда, комната, у которой до войны было самое разное предназначение — от танцевального зала зимой до гостевой спальни. Верхние и нижние веранды с фасадной и задней части защищали дом от солнца и летнего зноя. Колонны нижних веранд были из кирпича, как и стены цоколя. Колонны верхних веранд были, прямоугольной формы, из сердцевины кипариса и гармонировали с кипарисовой обшивкой стен.

К главному входу можно было попасть по широкой и высокой лестнице с перилами. Лестница вела также к огороженной перилами веранде на уровне основного этажа. Через тяжелые двойные парадные входные двери со светильниками по бокам и фрамугой над ними можно было попасть в большой холл. Из него двери вели в шесть больших комнат. Слева от парадного входа была гостиная — комната, обставленная мебелью из розового дерева, обтянутой потертым жаккардом. Чтобы избежать дальнейшей порчи мебели, здесь всегда были закрыты ставни и царил полумрак. За гостиной была столовая с массивной мебелью из красного дерева. За ней спальня Рэнни, из которой через доходящее до пола двустворчатое окно можно было попасть на заднюю веранду. Через холл от нее была комната тетушки Эм. Дальше, в середине правой стороны, была незанятая комната, а за ней — комната, где поселили Летти и которая выходила на переднюю веранду.

В так называемом высоком цоколе, нижнем этаже, тоже был центральный холл. Из него двери вели в разные кладовые и в комнату, которая много лет служила спальней для Мамы Тэсс, верной домашней прислуги. Но сейчас у Нее был собственный домик, и теперь там спал только Лайонел, чтобы всегда быть поблизости от Рэнни, если ночью возникнет в нем потребность.

От дороги к дому вела покрытая выбоинами дорожка, посыпанная песком кирпичного цвета. Перед домом она поворачивала влево, огибала его и вела к конюшне и каретному сараю. Дальше по дорожке была кузница и несколько других надворных построек, за которыми двумя рядами тянулись прежние хижины рабов.

Везде были видны опустошительные следы войны и почти девяти лет запустения. Побелка дома выцвела, мягкий серебристо-серый цвет открытой ветрам и дождям древесины создавал впечатление упадка. Дощатые изгороди, окружавшие поля, исчезли, сожженные в кострах двух армий. Металлические инструменты из кузницы были реквизированы, так же как мулы, большинство лошадей и столько кур, уток, коров и свиней, сколько можно было поймать. Хлопковый амбар все еще чернел обгоревшей кладкой с тех пор, как конфедераты сожгли его, чтобы «белое золото» не попало в руки врагу. Поля, прилегающие к дому, были засеяны. Там виднелась мягкая зелень рядов нового хлопчатника. Другие поля, дальше, лежали нераспаханные и зарастали молодыми побегами эвкалипта и сосны, затягивались сорной травой и плетьми дикого вьюна. Из четырех или пяти хижин, где жили негры-издольщики, поднимались дымки. Но у большинства хижин обвалилось крыльцо, были сорваны двери и разрушены ступеньки, а стены увиты гирляндами жимолости и дикого винограда.

Один из заборов вокруг дома был восстановлен. Этот забор из кольев защищал цветы тетушки Эм от цыплят и другой живности. Поголовье коров и роющих землю свиней начало восстанавливаться. Им позволялось свободно бродить по окрестностям, питаясь подножным кормом из-за нехватки другого. За забором двор был очищен от травы, а песчаная почва разровнена граблями на геометрические фигуры. Но по краям и с каждой стороны парадной лестницы теснились клумбы нежных вербен, маргариток, голубого цикория, а также ряды ирисов и жонкилий, которые уже отцвели. По углам располагались кусты сладких олив, а еще глянцевые камелии, белые цветы калины, таволги, цветущие каждый месяц розы. У ворот росла плетистая роза с буйными побегами, покрытыми глянцевой зеленой листвой. Ее бледно-розовые цветы в изобилии рассыпались по возвышавшемуся над розовым кустом дереву и издавали такой сладостный аромат на утреннем солнце, что кружилась голова.

Рэнни остановился у покрытого розовыми цветами дерева. Летти встала рядом с ним и закрыла глаза, глубоко вдыхая невообразимый запах. Было так тихо, что она могла слышать жужжание пчел среди цветов и мягкий шелест ветерка в блестящих листьях розы.