Последние несколько часов я думала об этом и пришла к выводу, что другого выхода нет.

Я не могу рассказать Дэмиену об угрозе Софии. Если я расскажу, он сделает неосторожный шаг в попытке защитить меня, и София опубликует фотографии. Я видела, что было с ним в Германии, когда снимки увидели судьи. Если же они появятся на страницах журналов, это убьет его. И я буду причиной этого, пусть и невольной.

Даже если Дэмиен сможет выбраться из неминуемой пропасти, эта трещина навсегда останется между нами. И лучше я уйду сейчас, чем буду наблюдать, как наши отношения разваливаются под грузом этих проклятых фотографий.

Я могла бы пойти в полицию, но разве это поможет? Тогда еще больше людей узнают о фото, и риск, что они станут достоянием общественности, возрастет.

А если я расскажу Дэмиену? Сможет ли он убедить Софию не публиковать снимки? Возможно. Но тогда этот страх будет преследовать его до конца дней, а я не хочу этого – ни для него, ни для нас.

Да и как он сможет повлиять на Софию? Попытается переубедить ее? Возьмет под контроль? Если то, что сказала София, – правда, значит, он убил Рихтера, чтобы защитить ее.

Устранит ли он саму Софию, чтобы защитить себя? Меня? Наши отношения? Честно говоря, я не знаю. И это меня тоже пугает. Поэтому я сделаю то, что должна: положу этому конец. А потом как-нибудь постараюсь выжить.

Лифт останавливается, и я быстро смахиваю слезы, на случай, если в квартире есть кто-нибудь из персонала. Двери открываются, и я вхожу. Бросаю сумочку, иду в гостиную. И – замираю на пороге, потому что на полу сидит Дэмиен и аккуратно разворачивает подарочную коробку.

– Привет, – говорит он с широкой улыбкой. – Кажется, у меня сегодня два подарка.

Я задерживаю дыхание, узнав фотографию по высовывающемуся из коробки уголку. Это черно-белый снимок заката, и я завороженно смотрю, как Дэмиен достает его, одобрительно оглядывает и читает посвящение, красиво отпечатанное на обороте над подписью художника:

«Дэмиену. Солнце нашей любви никогда не зайдет за горизонт. Всегда твоя. Ники».

– Как красиво, – тепло улыбается он. Затем прислоняет фотографию к спинке дивана и подходит ко мне. На лбу у него пролегла складка.

– Что-то не так?

– Как Чикаго? – спрашиваю я, стараясь оттянуть неизбежный момент.

– Продуктивно. – Дэмиен берет меня за руку и обводит вокруг дивана. – Мне удалось убедить Дэвида, что Софию нельзя оставлять одну. У нее слишком много проблем, а без лекарств… – Он умолкает.

Я не собираюсь говорить ему, что и так это знаю и что согласна на сто процентов.

– Дэвид разрешил ей пожить у себя в квартире в Лос-Анджелесе. Я ее там не обнаружил. Но я знаю, какое у нее теперь имя, поэтому это только вопрос времени.

– И какое же? – спрашиваю я.

– Моника Картс. Фамилия – анаграмма, – поясняет он.

– Я знаю. Не сразу, но догадалась.

– Не сразу? Я же только что тебе об этом сказал.

– Нет, – отвечаю я. – Это она мне сказала. Мы давно с ней знакомы. Случайно. Иногда встречались в «Старбакс» рядом с моим офисом.

Дэмиен вскакивает, но я беру его за руку и усаживаю обратно на диван.

– Подожди. Мне нужно сказать тебе кое-что, и быстро. Я за этим пришла. Поэтому, пожалуйста, дай мне закончить, хорошо?

Я вижу его озадаченный взгляд, и у меня разрывается сердце. Но я говорю себе, что другого выбора нет. Я перебрала все возможные варианты и просто не вижу выхода, при котором Дэмиен бы не пострадал.

Все это время он защищал меня. Теперь настал мой черед сделать все, что в моих силах, чтобы его спасти.

Я глубоко вдыхаю – чтобы набраться смелости и подавить дрожь. Желудок резко сжимается, как будто меня сейчас стошнит. Но я прогоняю это ощущение. Я должна это сделать. Должна. Я представляю крепко зажатый в руке скальпель и страстно желаю ощутить его лезвие, испытать эту боль.

– Я больше не могу, – наконец говорю я. – Не могу жить в постоянных тайнах, полуправдах и недомолвках.

В глазах Дэмиена – шок, недоумение, отчаяние, и мое сердце сжимается. Очень медленно, осторожно он спрашивает:

– О чем ты говоришь?

– София. Она была на тех фотографиях, а ты мне не сказал. Рихтер использовал вас обоих, но ты и этого не сказал. И еще ты убил Рихтера, Дэмиен. Ты убил его, чтобы защитить Софию.

Я не смотрю на него. Он не должен увидеть, что я его не осуждаю.

– Все, что я рассказал тебе о той ночи, – правда, – медленно отвечает Дэмиен, и я слышу, как отчаянно он пытается взять ситуацию под контроль. Еще немного сжать хватку – и он сломается. – Единственное, о чем я умолчал, – это причина нашей ссоры.

– София.

– Он хотел ее изнасиловать. Этот ублюдок хотел изнасиловать собственную дочь.

– Ясно, – отвечаю я спокойно, хотя внутри меня все заледенело. – Но это… ничего не меняет.

Как бы мне хотелось, чтобы какое-нибудь решение само упало с неба. Какой-нибудь волшебный ковер-самолет, который вынесет нас из этого кошмара. Но ни ковра, ни самолета нет – есть лишь холодная, жесткая реальность.

– Я сказала то, что хотела сказать. Я не могу… Не могу так больше.

Я чувствую, как эта ложь сдавливает меня. Хватаюсь, закутываюсь в нее, как в плащ. Потому что она нужна мне. Эта ложь может уберечь Дэмиена, пусть даже мое сердце разорвется на части.

– Я не могу жить с мыслью, что между нами осталось так много нераскрытых тайн, – произношу я отрепетированные слова. – Не могу притворяться, что мне плевать на этих призраков.

– Ники. – Его голос напряженный и ровный, но я, кажется, улавливаю в нем нотки паники, и сердце мое сжимается. Мне хочется обнять его и почувствовать прикосновение его рук. Я встаю, боясь, что если не сделаю этого сразу, то так и не решусь. Я не могу рисковать Дэмиеном. Особенно – когда его спасение лишь в моих руках.

– Мне пора. Прости…

Я поворачиваюсь и быстро иду к лифту, но он меня не отпускает, крепко сжав локоть, и я резко вырываю его.

– Черт, Дэмиен, пусти меня!

– Нет, мы поговорим об этом!

Шок, в котором он пребывал несколько секунд назад, сменяется какой-то взрывоопасной яростью. Я вижу, как она растет в его глазах, готовая вырваться наружу, сметая на своем пути боль и замешательство.

– Не о чем говорить. С тобой все превращается в одну большую тайну. Вся жизнь для тебя – это вызов, игра. Вся эта история с Софией, и то, что ты выкинул с Лизой.

Эти слова даются мне одновременно легко и тяжело. Легко – потому что это правда. Тяжело – потому что, хоть его тайны и призраки его прошлого выводят меня из себя, я давно смирилась с ними – ведь они часть человека, которого я люблю. А теперь я поворачиваю все против Дэмиена, чтобы создать для себя лазейку.

Но я должна, должна это сделать.

– Проклятье, Ники, ты и впрямь думаешь, что можешь вот так прийти сюда, вывалить все на меня, я пожму плечами, и на этом все закончится? Я люблю тебя! И я не позволю тебе уйти из этой комнаты.

Его глаза – глаза раненого зверя – изучают мое лицо, и я понимаю, что нужно бежать. Бежать, прежде чем он увидит правду под этими тоннами лжи.

– Я тоже тебя люблю, – говорю я, и это единственная правда из всего, что я сказала за последние полчаса. – Но иногда одной любви недостаточно.

Я вижу потрясение на его лице, поворачиваюсь и бегу к лифту. На этот раз Дэмиен не бежит за мной, и я не знаю, испытывать мне облегчение или досаду. Я делаю шаг вперед с высоко поднятым подбородком и широко открытыми глазами. Но, когда двери лифта закрываются, я вижу, как Дэмиен падает на колени, и лицо его искажается от боли и ужаса. Я прислоняюсь к полированной стенке лифта и даю волю рыданиям.

Глава 22

Скальпели Софии всегда у меня под рукой, и всякий раз, как звонит Дэмиен, я сжимаю рукоять самого большого из них, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не снять трубку. Как бы мне ни хотелось услышать его голос. Как бы мне ни хотелось почувствовать его прикосновение.

Когда звонок стихает, я смотрю на сверкающее лезвие и спрашиваю себя: почему я этого не делаю? Почему бы просто не взять скальпель и не выпустить наружу все то дерьмо и боль, что наполняют меня? Но я перебарываю это желание, заставляю себя сдержаться. И отчаянно боюсь, что силы вот-вот покинут меня, и однажды я прижму это лезвие к своей коже, почувствую, как поддается плоть, отдамся этому ощущению. Боюсь, мне придется это сделать, потому что иначе я просто не смогу выжить без Дэмиена.

Я не была в офисе уже больше двух недель. Сначала Дэмиен звонил мне по пять раз в день. Затем – по четыре, и так продолжалось несколько дней; наконец, число звонков сократилось до трех. Теперь они и вовсе прекратились, и я еще острее чувствую тягу к лезвию.

Я знаю, что Джеми и Оли переживают за меня.

– Тебе нужно из этого выбираться, – сказала подруга как-то вечером, когда я лежала в постели, тупо уставившись на вырезки из газет и открытки, которые собиралась использовать для фотоальбома в подарок Дэмиену. – Хотя бы выйти из квартиры, сходить куда-нибудь выпить.

Я лишь мотаю головой.

– Черт тебя подери, Ник, я же за тебя беспокоюсь!

Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на Джеми, и вижу собственное отражение в большом настенном зеркале. Лицо серое, под глазами залегли круги, грязные волосы свисают вдоль лица. Я сама себя не узнаю.

– Я тоже за себя беспокоюсь, – говорю я.

– Господи, Ник. – Джеми присаживается на край кровати, рядом со мной. – Ты меня правда пугаешь. Я совершенно не знаю, что делать. Скажи, что тебе нужно.

Но я не могу. Потому что то, что мне нужно, не может быть моим. Мне нужен Дэмиен.

– Ты все сделала правильно, – мягко говорит подруга.

Я рассказала им с Оли правду – о том, что сделала, и о том, почему мы расстались. Я не могла об этом молчать. Эвелин я ничего не говорила, но она все равно узнала о нашем расставании. Я не отвечаю на ее звонки – боюсь того, что она мне скажет.

– Ник, – продолжает Джеми. – Разреши мне тебе помочь.

– Мне просто нужно время, – говорю я еле слышно. – Время ведь лечит, правда?

– Не знаю, – шепчет она. – Я и сама так думала, но теперь уже не уверена.

Не знаю, сколько дней проходит, но однажды в моей комнате возникает Оли с мрачным выражением лица.

– Пойдем-ка, – говорит он, беря меня за руку и ставя на ноги.

– Что…

– Пойдем погуляем.

– Нет, – я выдергиваю руку.

– Еще как да. – Он хватает бейсболку с полки, нахлобучивает мне на голову и тянет к двери.

– Дойдем до угла, поедим мороженое. И если будешь упираться, я тебя на руках понесу.

Я киваю. Не хочу выходить, но и бороться с Оли тоже не хочу. И вдруг это и вправду поможет, хотя я сомневаюсь.

– Ну и лажа, Ники, – говорит он, когда мы выходим на тротуар. Я не смотрю на него, не хочу это слышать. Я знаю, что поступила правильно. Это было единственно возможное решение. И только мысль об этом помогает мне выжить.

– А ведь я его видел.

Я вздрагиваю от этих слов.

– Вчера мы с Мейнардом ездили к нему на квартиру. Он пропустил кучу встреч, к тому же нужно было подписать кое-что. Жизнь и бизнес идут вперед – но Дэмиен нет. Он сломлен. Черт, похоже, ему еще хуже, чем тебе.

Я не поднимаю голову и иду дальше, но каждый шаг причиняет мне боль. Каждую секунду, что я делаю больно Дэмиену, эта боль отражается во мне.

– Я не хочу это слышать, – шепчу я.

– Просто поговори с ним. Съезди к нему. Господи, Ники, борись за него!

При этих словах я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, внутри поднимается волна ярости.

– Черт возьми, Оли, как ты не понимаешь? Я борюсь! Каждый день я перебарываю себя, чтобы не вернуться к нему. Именно потому, что я люблю его.

Я замолкаю на несколько секунд, пытаясь взять себя в руки.

– Именно поэтому я не могу допустить, чтобы его уничтожили. Ты видел, каким он был в Германии, а ведь тогда всего несколько человек увидели фотографии. Если о них узнает весь мир, это убьет его.

– Ники, он и так почти убит.

* * *

На следующее утро я беру телефон. Слова Оли как камень лежат на сердце. Темная туча слишком долго висит надо мной, а лезвие сладко манит меня своим блеском. Я больше не могу сопротивляться.

– «Старк Интернешнл», – раздается в трубке звонкий голос Сильвии.

– Я… Ой, наверное, нажала не ту кнопку. Думала, что набираю мобильный Дэмиена.

– Мисс Фэрчайлд! – Из ее голоса моментально исчезают формальные нотки, он становится мягким и даже чуточку грустным. – Мистер Старк сделал переадресацию с мобильного на рабочий.

– Вот как, а где он? Я тогда позвоню напрямую в квартиру, или в дом, или еще куда-нибудь.

Теперь, найдя в себе храбрость позвонить, я настроена довести начатое до конца. Сама не знаю, что скажу ему – пока не придумала, – но знаю, что мы должны поговорить. Мне нужно услышать голос Дэмиена.