- Не знаю с чего начать, Анна...

Аня нажала на стоп, и закрыв глаза, откинулась на спинку кровати, ловя воздух ртом, пытаясь унять грохочущее сердце.

"Трус, гребанный трус! Не знаешь с чего начать? Может с того, что пока я лежала в психушке, ты... забывался? Настолько забылся, что обрюхатил эту с*ку? Как ты... Стыдно, ублюдок, настолько, что не смог даже в лицо это сказать? Чтоб ты..."

Истерика накатывала, душила, грудь тряслась от сдерживаемых рыданий, а в голове стучал его голос, его шепот. За закрытыми глазами он... трахает блондинистую с*ку... Поджарое, сильное тело, умелые руки скользят по белой коже, медленно, наслаждаясь, ласкающе, томно, длинные пальцы зарываются в платиновые локоны и тянут на себя, заставляя прогибаться под собой. Слух режут тихие, эротичные стоны и хлюпающие звуки. Наверняка дрянь текла под ним, как последняя шл*ха... "Нет, не думай об этом, что ты делаешь?" Жмурится, но картинка не исчезает, а продолжает с яростной силой вибрировать в голове.

Он целует грудь, всасывает в рот розовый сосок, играет с ним, пока шл*ха не начинает задыхаться, спускается ниже, нежно проводит влажным языком по животу, еще ниже... "Нет, пожалуйста! Все ведь не так, он не мог с ней так! Не мог..."

Аня отчаянно вертит головой в разные стороны, ударяясь затылком о дерево кровати, слезы текут по щекам, дыхание сиплое, прерывистое. Концентрат боли и унижения мчится по сосудам, сворачивая кровь, кроша кости и выворачивая наизнанку.

"Ты ее также, да? До отчаянной мольбы, до униженных просьб, до готовности на все, что не попросишь?"

Еще удар головой, но боли нет, совсем ничего, только искры в глазах, да туман от слез, а сердце рвет, еще чуток, еще немного и изолиния на кардиограмме.

А он продолжает... Резко переворачивает хрупкое тело на живот, размах, и нежная кожа ягодиц воспаляется, след его ладони наливается кровью, буреет все сильнее... Грубо наматывает на кулак белые патлы с*ки, та сопротивляется, и в ответ получает еще более сильный удар, визжит, а он смеется своим тягучим, с хрипотцой смехом, от которого между ног влажно. Тянет ее к себе, пока у той вены на шее не выступят, в колено-локтевую ее и по самые гланды вгоняет. От чего та кричит, словно бешенная, а он долбит, пока у той голос не сорвется до скулежа. "С*чки и должны скулить, когда их тр*хают. Да, вот так, как шл*ху ее, как последнюю шалаву еб*!

И ...Легче стало?"

Аня задыхается, трясется, падает, зарывается в постель, чтобы заглушить вой подушкой. Ни хера не легче!

Тошнит, во рту привкус грязи, мертвечины. А в душе смерть. Жжет огнем грудь, надышаться не может, втягивает в себя спертый воздух, да только он душит, в глазах начинает темнеть. И горит все огнем бесчеловечным, жестоким... дотла. А на губах его имя.

"Маркус, милый, родной, за что же ты так со мной? Что же ты со мной сделал? Я ведь тебя до конца буду любить, пока мое безумное сердце, любящее такого подлеца, как ты, не перестанет биться. Видишь, что со мной стало..? Измученная, добитая, разорванная, обманутая ползу к тебе даже после всего. Я же тебе разум, тело и душу... все отдала.. Когда же ты поймешь, что единственный в этом мире для меня? Боже, что же это... Неужели конец? Неужели это случилось?"

Аня не знала, сколько она пролежала, закусив подушку. Сердце замедлило ход, внутри поселилась какая-то пустота. Невидящим взглядом посмотрела на телефон, сдержала всхлип и коснулась дисплея, чтобы продолжить прослушивание сообщения. По натянутым нервам ударил его кашель, а потом тишина, оглушающая, звенящая, с тихим шипением тяжелого дыхания. Аня вслушивалась, впитывала даже его, чувствуя, как разум покидает ее.

- Глупо так все... - усмешка, ударившая в самое сердце. Аня вздрогнула, глаза вновь наполнились слезами, согласно качнула головой и продолжила впитывать его голос.

- Думаю, что объяснения излишни, ты и сама все понимаешь... - голос затих, затихла и душа, слезы покатились по щекам.

"Нет, не понимаю... Объясни мне, пожалуйста!"

- Так больше нельзя! – уверено сообщает он. И со звоном рассыпаются десять лет боли, сумасшедшей тяги, одержимости, страсти и любви, которая выжгла все нутро... Хочется ногами топать, вопить, протестовать, но она лишь закрывает глаза, подавляя крик.

- Прости, что все вот так по-уродски... И, возможно, ты сочтешь это неуважением или еще чем-то... Но ты ведь знаешь, что просто...

Сердце замирает вместе с его голосом, и словно жизнь останавливается, но он лишь добавляет:

- Мне не хватит на это сил... Давай не будем усложнять. Все ведь к этому и шло!

Горло дерет, словно она заглотила крюк, и теперь его с силой потянули обратно, вспарывая все там. Боже, как же больно!

"Все ведь к этому и шло!...

Много ты понимаешь, Беркет!

Ни хрена ты не понимаешь! Ни хрена..."

Снова слезы ручьями по сердцу, снова адское пекло в груди.

"Почему ты вновь все решил? Почему?.."

"Ну, ты ведь сама хотела!"

Калейдоскоп противоречий, пока голова не начнет раскалываться, пока не взвоешь от ужаса, пока не свихнешься. А он добивает из динамиков.

- Я не буду подавать на развод. Если тебе он нужен,  подпишу бумаги. Насчет Дианы... Думаю, что с матерью ребенку лучше. Но с тем условием, что ты завязываешь пить и глотать таблетки. Если мне сообщат, что  не справляешься, то у нас будет другой разговор. Надеюсь, ты будешь благоразумна. И последнее.. Некоторое время вы с  Дианой  поживете на Майорке... Я не хочу вдаваться в подробности, но у нас возникли проблемы и серьезные, Анна, они связанны с Джо...

Аня встрепенулась и прислушалась. Последние несколько минут, она сверлила пустым, умирающим взглядом стену, не в силах как-то реагировать на слова мужа. Каждое из них загоняло в сердце яд. Но она еще трепыхалась. Русские женщины они такие – живучие. И сейчас это упоминание о Джо морозом прошлось по телу, сковало душу леденящим ужасом, взорвавшись массой вопросов в голове. Что это значит, что происходит, почему? Руки затряслись, стоило только вспомнить злорадную улыбку, лихорадочный блеск глаз, приближающегося к ней мужчины, а потом срыв... Легкий нажим на курок, и по ненавистному, искаженному ужасом и непониманием лицу стекает кровь, а во лбу аккуратная дырочка...

"Нет, прекрати!"

Аня всхлипнула, затрясла головой, сдавливая виски и вновь обратилась в слух .

- Ты пробудешь на Майорке, пока я их не решу! Не смей никуда лезть и пытаться что-то узнать... Я сам со всем разберусь, твоя задача - просто сидеть и ждать моего звонка. Анна, я не шучу. Не усложняй мне решение этого вопроса!

Аня растерянно хлопала ресницами. Боже, что происходит? Где он? И что за люди его окружают?

Страх скручивал и не отпускал, паника нарастала. А еще это чувство полнейшего бессилия и неведения. Ждать? Чего ей ждать? Как он может так спокойно просить об этом?

Но он не только спокойно просил, но и  продолжал спокойно диктовать ей указания, словно она какая-то незнакомка с улицы.

- Как только это дело будет улажено, я позвоню, и мы обговорим денежные вопросы. Ты сможешь выбрать город, где бы хотела жить, если захочешь остаться в нашем... в доме на Белгрейв-сквер, я съеду. А вообще я собирался продать его, он мне ни к чему, если конечно , ты не против.

Аня закусила губу. Рот открывался и закрывался, хотелось что-то сказать, но не могла. Да и кому сказать? Все за нее решили, как и всегда. Да что это за жизнь-то такая проклятая?! Шок не отпускал, она не ожидала этого. Вот так просто, вот так холодно и спокойно... "Беркет, это ты? Где ты, Маркус? Что с тобой ? Ты ведь никогда бы так не сделал, никогда бы не отпустил!"

- Мы обговорим все позже, если ты этого захочешь, Анна... Хотя к чему травить душу? – его горький смешок пролился в ее слезах.

- Прости меня, Анна... Я бы хотел... я много чего хотел... - голос теплеет и срывается, как и у нее срывается что-то с петель, и невозможно остановить.

"Пожалуйста, молчи! Ради Бога, молчи! Иначе я сойду с ума от боли! Оставь все так..."

- Я хотел сделать тебя счастливой, правда... - снова усмешка, а у нее бесконечные слезы.

- Я не смог... Прости меня... Все мои грехи прости, особенно этот... Хочу, чтобы ты знала, я был счастлив с тобой, безумно счастлив... - он тяжело сглотнул, а она зашлась в рыданиях, не могла дышать, разлетаясь на части.

- Спасибо тебе за все... За твою доброту, за твое безграничное терпение, за силу, с которой ты преодолевала все трудности. За нежность...

Его голос такой безнадежный, надрывный, хоть он и пытается это скрыть, а она готова была выть от безысходности.

"Марусь, что ты делаешь, родной? Зачем ты это делаешь? Что я с тобой сделала?!"

- Спасибо за детей, Эни, за нашу первую встречу, которую я каждый раз вспоминаю с улыбкой. За то, что была той женщиной, с которой я хотел прожить всю свою жизнь! Прости, что я не стал тем, с кем бы хотела прожить свою ты... Спасибо за любовь... за любовь, которой больше нет...

И все... Тишина... Крик, рвущий нутро, но не срывающийся с губ, отчаянье накрывающее с головой.

"За любовь, которой больше нет?!... Боже, что же я наделала?! Что же натворила?!"Что я сделала с этим мужчиной?

Ужас.. Бесконечный, липкий , жалящий.. Что-то неотвратимое, которое невозможно вернуть, невозможно исправить и заглушить...

"Ты хотела душу? Хотела, чтобы ему было плохо?

Ты рада?

Ты понимаешь, что так не говорят мужчины, которым насрать. А такие мужчины, как Маркус, вообще ничего не говорят."

Так говорят те, кто сломался, кто опустил руки, кто потерял надежду и не хочет больше ничего, и это поистине страшно. Уж она-то знает, как это... Когда стояла на подоконнике, чтобы прыгнуть вниз, чувствовала то же самое. Вот оно - эмоциональное дно, смерть всего того, чем ты жил ранее. Мир рушится вокруг тебя, а ты стоишь, не зная, что делать, как выжить. Кричишь о помощи, но никто не слышит. Что-то можно исправить и вернуть назад, пока ты стоишь на подоконнике, но вот когда ты уже за ним – это конец. Там в гостиной, когда она выливала на него все, что нарвало в душе, он стоял на подоконнике, как и она когда-то, а потом упал вниз, стоило ей уехать. И уже ничего не вернешь! Ничего, никогда!

Ее похоронные слова.

Он устал, он отпустил... И не за что бороться, не за что зацепится, потому что он все для себя решил. Он ушел и не просто ушел, он ... отрезал все пути назад, у него скоро будет ребенок, другая женщина, другой дом, другая жизнь... "Но ведь это не любовь, это просто ...? - возражает что-то тихо.

"Думаешь, ему нужна любовь?" – ироничный смешок.

"Не нужна. И ты ему не нужна больше, он покоя хочет. Достала, Ань, за*бала жизнь такая! А ты все как маленькая думала - примчишься , прощение попросишь, и все вернется на круги своя? Дура-дурой! Мало прощения, мало слов, нет их таких ...Не робота ты на прочность проверяла, а человека живого, потерявшего не меньше, чем ты... И если он всегда был жесток, то ты чудовищна! Под жертвой скрывалось самое натуральное чудовище, взращивающее в себе ненависть и обиду. Чудовище, которому было мало боли, которое питалось страданиями, которое ликовало, ломая любимого человека. Вот кто ты, Ань! Без прикрас, отговорок и пустых "если бы не он". Ты с ним одного поля ягода, только он честнее, а ты тихушница, бьющая из-за спины, в самое уязвимое место, выжидающая самого подходящего момента. И оправдывай себя хоть тысячами разных способов, и пусть тебе кивают и поддакивают, но хоть в душе признай, что виновата ты во всем не меньше его. Нет в браке виновного и правого, оба подсудимые и потерпевшие. Только у каждого наказание разное... Твое – жить дальше, любоваться его чертами в вашей малышке, видеть его по выходным, встречать с дежурной улыбкой, обсуждать Диану, вежливо интересоваться его делами, изо всех силенок сдерживаясь, чтобы не сорваться и не преступить черту, за которой  больше не твоя территория... Свирепая боль и адское одиночество - вот твой удел!"

Жизнь не закончилась, нет... Просто ампутировали что-то, но ты жив, правда уже не так, как раньше. Ты вынужден существовать, искать замену, но она никогда не станет равнозначной, да и заменой никогда не станет! А потому вечная горечь, и не уйдет она, всегда будешь скучать по тому времени, когда ты был цельным, даже если ампутированная часть тебя приносила боль, но ты был цельным...

Проходили дни, они были так похожи между собой, что Аня даже не замечала их смену. Она же, словно оглушенная, ходила, дышала через раз, обжигая легкие, в горле ком, глаза сухие, воспаленные бессонными ночами, словно песка насыпали в них. Напряжение не отпускало, оно было молчаливое - без мыслей, без вопросов и надежд. Словно натянутая струна, Аня ждала звонка от Маркуса. Она не замечала окружающей красоты, смотрела на золотые пески, на величественные горы и сверкающее бриллиантовой гладью море и не видела ничего, раздражалась от этого буйства красок, кричащем о счастье, каком-то земном раю. Ёжилась от порывов прибрежного ветра, куталась в платья, избегая солнца и его тепла. Ей хотелось дождя, грозовых туч и шторма. Вот это была бы гармония. Она бродила по пляжу ночью, так хотелось камень на шею и утопиться, но она лишь с тоской смотрела на безмятежное море, спрашивая себя: