— Говорю тебе, я даю моим девочкам скополамин, — сказал он, и оба направились к койке Леноры. — Девочки могут рвать и метать, вести себя, словно маньяки, во время родовых схваток и родов, но когда все кончается, они ничего не помнят. И они благодарны мне за это. Все без боли, и девочки не помнят, как родили… Хорошо, вот стационарная пациентка. Юная первородящая, пять сантиметров. Привезли по скорой. Случаи, подобные этому, надо обязательно проверять на венерические болезни.

Рут отошла в сторону, и врачи расположились по обе стороны кровати. Акушер молча прочитал карту, затем передал ее ассистенту. Взглянув на полоску миллиметровой бумаги — запись сердцебиений плода, — он достал из коробки перчатки и надел их.

Когда акушер снял простыню, Ленора инстинктивно сдвинула ноги.

— Не поздновато ли сдвигать ножки? — спросил акушер. — Как тебе кажется? Давай же, голубушка, у нас не вагон времени.

Осматривая ее, оба врача разговаривали, даже не удостаивая Ленору взглядом. Один из них сказал:

— Восемь сантиметров, голова расположена довольно высоко в тазу. Ладно, пойдем выпьем кофе.

Когда оба встали и сняли перчатки, Ленора вдруг набралась смелости и заговорила высоким голоском:

— Мой ребенок уже очень низко, я это чувствую.

— Нет, это не так, голубушка. Тебе придется еще немного подождать.

— Пожалуйста, вы можете дать мне что-нибудь, чтобы унять боль?

Первый врач погладил ее:

— Мы не имеем права на это, дорогая: лекарство замедлит или даже остановит схватки. А теперь перестань вести себя как маленький ребенок, с тобой происходит то же, что и со всеми другими.

Врачи уже собирались уходить, когда в палату вбежала мадам Капуто:

— Доктор Тернер, только что звонили из отделения неотложной помощи. На прибрежной автостраде произошла катастрофа. В ней пострадала беременная женщина, у нее начались схватки. Женщину везут сюда.

— Боже! Пошли, Джек, ты мне поможешь. Капуто, позвоните и скажите, чтобы отменили мой заказ в «Скандии».

Рут вернулась к койке и заметила, что по щекам Леноры скатились две крупные слезы. Ни одна из девушек не успела и слова вымолвить, как лицо Леноры исказила гримаса. Она застонала и выгнула шею. Затем издала пронзительный крик и, задыхаясь, опустилась на кровать.

— Очень больно, — закричала она. — Боль убивает меня. Я умру!

— Ты не умрешь, — сказала Рут, беря одну руку Леноры. — Доктор прав, это обычное состояние.

— Да, но он ошибся и неправильно определил высоту головки моего ребенка. Она не высоко, она внизу, вот здесь. Я чувствовала, что она опустилась.

Рут некоторое время пристально смотрела на нее.

— Ты не ошиблась? — спросила она и тут же пожалела об этом. Рут забыла об универсальном правиле: врач все и всегда знает лучше пациента.

Леноре было некогда отвечать. Ее лицо снова перекосилось, вены на шее и у висков вздулись, она пронзительно вскрикнула и опустилась, тяжело дыша.

Рут с тревогой смотрела на нее. Схватки следовали одна за другой.

— О боже, — скулила Ленора. — У меня кровотечение.

— Этого не может быть, — Рут старалась говорить по возможности спокойнее. Она оглянулась через плечо — где же все? — затем осторожно потянула одеяло вниз. Между ног девушки выступила свежая, прозрачная жидкость. — Все в порядке, — сказала Рут так спокойно, что сама себе не поверила. — Это не кровь. Просто отошли воды.

— Вот снова… — Ленора напряглась от новой схватки и так крепко сжала руку Рут, что та чуть не вскрикнула вместе с ней.

— Помогите мне, доктор. Выходит! О Боже, мне страшно!

Рут высвободила руку из цепких пальцев Леноры.

— Я схожу за кем-нибудь. Не волнуйся, все будет хорошо.

Но хорошо не получалось. В коридоре царила полная неразбериха. Жертву автомобильной катастрофы привезли в палату рожениц, над ней хлопотали шесть человек — одни срезали пропитанную кровью одежду, другие пытались удержать кислородную маску на ее лице, третьи везли тележку на случай, если остановится сердце, четвертые смазывали гелем пластины дефибриллятора. Все, кто в соседней палате не был занят кесаревым сечением, боролись за жизнь этой женщины и ее ребенка. Пришли даже двое врачей из другого отделения. Здесь царил ад кромешный, и Рут ошеломленно смотрела на все это.

Тут она заметила мадам Капуто. Подбежав к ней, Рут произнесла:

— У девушки со схватками начал…

Но дежурная акушерка бесцеремонно прошествовала мимо нее, держа в руках хирургический пакет для неотложной помощи.

— Уйдите с дороги! Та девушка — пациентка доктора Тернера, он наблюдает за ней. Если еще раз полезете не в свое дело, я велю вас вышвырнуть отсюда!

Рут побежала к Леноре, не догадываясь, что давно считает эту девушку своей пациенткой. Ленора корчилась от очередной схватки. Монитор, фиксировавший сердцебиение ребенка, неритмично трещал, бутылка с лекарствами для капельницы билась о штатив и звякала, живот Леноры поднимался и подергивался, одеяло упало на пол.

«О боже! — подумала Рут, и во рту у нее пересохло. — Началось…»

С молниеносной быстротой Ленора обхватила пальцами запястье Рут.

— Помогите мне, доктор, — хрипло прошептала она. — Пожалуйста, помогите, доктор!

Рут, пытаясь высвободить руку, с отчаянием посмотрела в сторону двери. Если она будет звать на помощь, то перепугает Ленору. Оставалось делать вид, что она спокойна.

Ленора напряглась от сильной потуги, и Рут с ужасом осознала: ей нельзя оставить эту девушку одну.

«Господи, смилуйся! О боже, о боже! — думала она, пытаясь нащупать что-то сбоку кровати. — Где же кнопка вызова? Почему у них нет кнопки для неотложного вызова? Почему же никто не заглядывает сюда?!»

При очередной потуге сбылись ее худшие опасения — показалась макушка ребенка.

Уняв предательскую дрожь, Рут натянула резиновые перчатки, как это делал доктор Тернер, затем твердо встала между раздвинутых ног Леноры. Когда головка ребенка появилась снова, Рут протянула руки, готовясь аккуратно освободить ее, отодвинув мягкие ткани родовых путей, как это описывалось в учебнике. Но дальнейшее произошло не по учебнику: головка исчезла, и Леноре стало легче.

«Сейчас пора сбегать за кем-нибудь…»

Но матка упорно выталкивала плод, и крохотная макушка показалась снова. На этот раз Рут испытала шок: что-то обвивало головку. У Рут выступил холодный пот, и на мгновение показалось, что она потеряет сознание: ребенок шел в обвитии петлями пуповины.

— Подожди, — сказала она Леноре. — Начнется потуга — сдержи ее, не тужься.

— Не получится! Я не могу сдержаться!

— Не тужься!..

Но потуга уже началась, и головка снова появилась. Страхи Рут усиливались. Пурпурная удавка появилась первой, застыла у входа, затем, прижатая головкой ребенка, начала белеть. Рут судорожно думала. При каждом соприкосновении с пуповиной, ребенок перекрывает себе приток крови и кислорода от матери. Если так будет продолжаться, он убьет себя, не успев появиться на свет.

Рут сама не заметила, как начала рыдать от бессилия и отчаяния. Сквозь пелену слез она видела лишь свои руки, которые машинально пришли в движение и вслепую, инстинктивно раздвинули ткани влагалища, цервикального канала, проникли в матку. Пальцы нашли податливую круглую головку, почувствовали пульсирование пуповины и при очередной потуге оттеснили головку от пуповины. Но когда потуга утихла, Рут почувствовала, что пуповина опустилась на прежнее место, и поняла, что та снова преградит путь головке младенца.

Не раздумывая, она соскочила с кровати, подбежала к ногам девушки и стала отчаянно вращать ручкой. Ленора постепенно начала клониться назад, так как изголовье койки опускалось, а ноги приподнимались. Добившись небольшого наклона, Рут заняла прежнее место и ждала очередной потуги. На этот раз угроза пуповине уменьшилась, но та все же осталась сдавленной. Рут просунула руку и поддерживала головку…

Рут казалось, будто в таких мучениях они обе провели здесь не один час и день. Ленора вскрикивала, не в силах сдержать потугу, а Рут, держа руку внутри матки, бережно поднимала головку вверх и уводила в сторону от пуповины. Рут не знала, как долго она звала на помощь, но когда кто-то вбежал в палату и произнес: «О боже», девушка безудержно разрыдалась. В этот момент акушерка сменила Рут и ввела руку в то самое место, где находилась ее рука. Девушка почувствовала, что сильная рука обнимает ее за плечи и кто-то ведет ее к стулу, стоявшему в углу. Затем раздались торопливые шаги, послышался звук, говоривший о том, что кровать выкатывают из предродовой, и наступила… тишина.

Спустя несколько минут акушерка с делано-ироническим выражением лица принесла Рут чашку кофе и стянула с нее окровавленные перчатки. Рут не знала, сколько прошло времени. Вскоре в палату вошел мужчина в зеленом халате. На лице его блестели капельки пота, но на одежде не было следов крови. Незнакомец тоже с усмешкой взглянул на Рут и представился как доктор Скотт.

— Боюсь, я не знаком с вами, — сказал он, придвигая к ней другой стул и ища глазами у нее на груди бирку с именем. — Вы медсестра?

Рут тяжело сглотнула. Она пришла в себя, но ее еще била дрожь.

— Нет, я студентка.

— Вот как? Теперь понятно. Третий курс? Четвертый?

— Первый.

Брови Скотта поднялись до края колпака:

— Студентка первого курса?! Как вы здесь оказались?

Рут рассказала о программе «Студент в роли врача» и о том, что сегодня у нее первый из трех дней стажировки в родильном отделении.

— Значит, вы решили почувствовать вкус настоящей медицины, — заметил он и неожиданно тепло улыбнулся. — Вам везет. Студентом я попал в больницу только на третьем курсе и, скажу я вам, испытал шок. Я упал в обморок, когда впервые увидел, как берут пробу спинного мозга! Какая замечательная идея — дать студентам почувствовать все это как можно раньше! Те, у кого сердце не лежит к медицине, успеют передумать. А дойдя до третьего курса, бросать учебу уже слишком поздно и не знаешь, что делать.

Доктор Скотт умолк и посмотрел на нее:

— Сегодняшний опыт не разочаровал вас в медицине?

— Нет.

Он широко улыбнулся:

— Должно быть, у вас уже был какой-то опыт? Опыт работы санитаркой? Лаборанткой? — Видя, что Рут отрицательно качает головой, он спросил: — Совсем ничего? Вы хотите сказать, что впервые видите, как рожают?

— Я не видела даже, как рожает кошка.

Скотт откинулся на стул и скрестил руки на груди, на его лице появилось выражение, которое Рут никак не могла понять. Но тон его голоса все прояснил:

— Поразительно… Вы знали, что надо делать. Вы не дрогнули и не сбежали. Вы не бросили ее.

— Я разрыдалась.

Он пожал плечами:

— Со всеми нами такое рано или поздно случается. У вас это уже позади. — Он глубоко задумался, затем спросил: — Вы собираетесь стать акушером?

— Врачом широкого профиля.

— Неплохо бы подумать о специализации. Ваше место здесь, в родильном отделении.

Глаза Рут округлились. Она оглядела палату, посмотрела на неуместные шторки с лимонами и ананасами, на пустое место, где стояла койка Леноры, и с удивлением подумала: «Здесь?» Но, вспомнив самое важное, что ее тревожило, спросила:

— С Ленорой все в порядке?

— Она чувствует себя отлично. Родился здоровый малыш. Почти в отличном состоянии благодаря вам. Хотите взглянуть на него?

— Да.

Доктор Скотт и Рут встали, он взял ее под руку и вывел из предродовой палаты.

9

— Будет больно?

— Только при местном уколе. И только после того, как прекратится действие ксилокаина.

Пока доктор Новак собирал поднос с инструментами, Мики отвернулась, не желая смотреть. Она уставилась в окно: с высоты седьмого этажа открывался вид на Тихий океан. Под февральским дождем на берег накатывались и пенистые волны.

— Мики, вам страшно?

— Да.

— Дать вам успокоительное?

— Нет.

Мики говорила, не глядя на него, не видя, что делают его руки с ужасными инструментами на подносе. Ее ладони покрылись потом, она постоянно вытирала их смятым носовым платком.

За семь дней, прошедшие с того момента, как Мики дала согласие на операцию, она старалась подготовиться к этому моменту, но все заверения врача и ее философские размышления, похоже, рассеялись как дым. Ведь это была в высшей степени рискованная операция без всяких гарантий на успех.

Тогда на новогодней вечеринке в Энсинитас-Холле доктор Новак держал ее руку и говорил: «Думаю, что смогу исправить ваше лицо». После этих слов Мики не могла убежать от него; она снова села на скамью, и он ей все объяснил.