На этот раз она не станет снимать людей, увлекающихся серфингом.

Еще в прошлом году она очень любила отправляться к Банзай-Пайплайн в заливе Ваймэа, сидеть на песке и снимать «Никоном» молодых людей на досках для серфинга. Но это было до того, как в прошлом ноябре в отделение неотложной помощи привезли Джейсона Батлера. Мики никогда так яростно не боролась за чью-либо жизнь.

Его смерть была ударом для всех — для Мики, других врачей, занимавшихся этим случаем, медсестер блока интенсивной терапии. С того мгновения, когда Джейсон Батлер удивленно посмотрел на Мики, испытывая боль и смятение, а затем потерял сознание, он больше ни на секунду не пришел в себя. Его отец прилежно сидел у постели сына две недели, и Мики знала, что он верил, будто душа Джейсона все еще теплится в разбитом теле. Но Джейсон не вышел из комы и умер, так и не узнав, какой любовью были окружены последние дни его жизни.

Застегивая дорожную сумку на молнию, она вспомнила Гаррисона Батлера. Последний раз она видела его у постели сына, когда ее вызвали из ресторанчика напротив больницы. Медсестры уже отсоединили все провода и трубки и накрыли тело Джейсона простынями до подбородка. Его лицо было перевязано и почти закрыто. На постели мог лежать чужой человек, чей угодно сын. Не мертвый, а уснувший… Мики и сестры оставила Гаррисона одного в палате, опустив шторы и прикрыв дверь. Он долго пробыл в палате, и, когда вышел, его лицо выглядело бледным и осунувшимся, но слез не было. Гаррисон пожал всем руки и каждого отдельно поблагодарил за попытки спасти его сына. Затем он ушел.

Это случилось четыре месяца назад. За это время Гаррисон лишь один раз дал о себе знать, прислав «Великой Виктории» подарок — компьютерный сканер, новейший, революционный диагностический аппарат, способный обнаружить повреждение мозга. Это был дар от имени Джейсона Батлера.

Мики позвонила в службу своего автоответчика и сообщила, что ее не будет два дня. Затем взяла два письма, чтобы опустить их в почтовый ящик по пути к машине. Одно предназначалось Рут. Мики поздравляла ее с рождением Лии, здоровой девочки, жизнь которой еще в ноябре висела на волоске. Генетический анализ показал, что у девочки нет амавротической идиотии, и она родилась в срок. В другом конверте лежала поздравительная открытка для Сондры и Дерри. Через две недели они будут праздновать четвертую годовщину своей свадьбы.

Закрыв и заперев стеклянную дверь на балкон, Мики задержалась, чтобы полюбоваться открывавшимся видом. Он захватывал дух. Даймонд-Хед величественно поднимался к невероятно голубому небу, оставляя внизу белые здания, пальмы и сады в весеннем цвету. Там, внизу, на одной из улиц, Мики ждала собственная частная клиника. Она уже обставила ее, взяв ссуду в банке, и наняла секретаршу в приемной и медсестру. Через три месяца она начнет работу. Каждое утро Мики будет направляться не в больницу, как шесть лет до этого, а в противоположную от нее сторону. Она немного пройдется под ярким гавайским солнцем, повесит сумочку и свитер в своем собственном кабинете и начнет принимать посетителей, своих собственных пациентов.

Всего лишь через три коротких месяца.

«Разве мне не страшно? — спросила она себя. И призналась: — Да, немного. Но ради этого я работала всю свою жизнь, ради этой клиники там, внизу. А теперь, когда она у меня есть, стало немного страшновато».

Скоро наступит день, которого они с Джонатаном не смогли дождаться, день, до которого тогда было так далеко. Шесть лет назад он говорил ей: «Мики, я не могу жить шесть лет без тебя». Она ответила: «Тогда едем со мной». Но это было невозможно, будущее казалось недостижимым. Шесть лет — так много. Но вот они истекли, и с ними закончилось время жертвоприношений, которое казалось бесконечным.

Через три месяца Мики наконец будет свободна жить, где хочет, работать, где хочет, и любить, кого хочет. Но… ее никто не ждет.

Когда она повернулась спиной к балкону, зазвонил телефон. Мики недовольно посмотрела на него. В больнице знали, что она свободна. Мики взяла трубку:

— Алло?

— Мики? — раздался знакомый голос. — Это Гаррисон Батлер. Я хотел поинтересоваться, можно ли мне сегодня увидеться с вами.

— Гаррисон… — только и смогла произнести она.

— Мики, мне надо поговорить с вами.


Вечер выдался жарким и влажным, в воздухе витала пыль. Когда Мики вместе с Гаррисоном вышла из своей квартиры, оба услышали предупреждение по радио: около полуночи на южное побережье Оаху может обрушиться шторм.

Они собирались побывать на губернаторском балу в честь Кери и Барбары Грантов, который устраивался в Уошингтон-Плейс, бывшем доме королевы Лилиуокалани, а ныне резиденции губернатора штата Гавайи. Мики молча сидела рядом с Гаррисоном, пока их лимузин медленно в процессии других машин продвигался к входу в особняк. Она взглянула на великолепный дом, стоявший посреди зеленых лужаек и аккуратных рядов ореховых деревьев. Этот особняк строился в прошлом веке и остался символом изящного, экзотического и канувшего в Лету прошлого. Мики едва сдерживала радость. Она была влюблена в мужчину, сидевшего рядом с ней.

Она встречалась с Гаррисоном шесть месяцев, с тех самых пор, как он в марте неожиданно позвонил и сказал, что ему надо поговорить с ней. Мики тут же отказалась от планов исследовать остров и провела тот день, гуляя по одинокому пляжу с Гаррисоном и слушая, как он говорит о Джейсоне, о четырех месяцах траура, одиночестве, горе, замкнутой жизни в доме на острове Ланай, где он не принимал телефонных звонков, не встречался ни с кем, стараясь примириться со смертью сына. Затем он вышел из дома, оглянулся кругом и почувствовал огромное желание разыскать Мики Лонг и поговорить с ней. Он знал, что Мики поймет, ведь они почти одна семья.

И Мики действительно все поняла. Она слушала его, затем сама заговорила. В тот день оба прошли большое расстояние. Они остались вдвоем на том одиноком пляже, их соседями были лишь чайки и буруны. Обоим удалось дать выход накопившимся эмоциям, связанным со смертью Джейсона, потерей отцом сына и потерей врачом пациента. И когда к закату все было высказано, когда больше не осталось слов, Мики и Гаррисон поняли, что между ними возникла особая связь.

Это была приятная связь, без обязательств, без условий. Оба вместе проводили вечера, иногда ходили на концерты, по воскресеньям ездили обедать в залив Ваймэа. Между ними не вспыхнула мгновенная любовная страсть, все развивалось медленно и постепенно. Они делились философскими взглядами, интересами, и растущее взаимное уважение начинало давать плоды. Маленькая уступка то здесь, то там, откровенные беседы, обмен секретами — так постепенно прокладывался путь к чему-то неизбежному.

Гаррисон Батлер оказался добрым и щедрым человеком, столь же предупредительным, сколь и привлекательным, всегда улыбчивым, всегда задумчивым. А разница в возрасте — Гаррисону было шестьдесят, ей тридцать — не тревожила Мики в такой степени, как она опасалась. Энергичность и моложавый вид Батлера стерли разницу в летах.

Но их отношения оставались неопределенными. Через шесть месяцев они стали друзьями, но не любовниками. Они осторожно касались этой темы, но, когда вот-вот должен был наступить решающий момент, тут же уходили в сторону. Гаррисон порой не звонил целыми днями, а когда давал о себе знать, оба замечательно проводили время вместе и становились близкими на день или вечер, что немного было похоже на встречи давних друзей. Только в редких случаях они напоминали влюбленных, и тогда Гаррисон брал ее за руку и спокойно смотрел на нее. А когда возникала угроза интимности и казалось, что обоим не миновать более глубоких отношений, Батлер резко отстранялся, словно чего-то испугавшись, и обоих снова разделяла пропасть. Слово «любовь» никогда не произносилось, и до сего дня они даже не целовались.

Когда Гаррисон однажды отвез ее на остров Ланай показать свое жилище, великолепный особняк в колониальном стиле на высокой скале, Мики надеялась, что это означает нечто серьезное. Но все оказалось совсем не так, хотя и по совершенно неожиданным причинам.

В тот июльский день, когда она вместе с Гаррисоном полетела на Ланай на его частном самолете, в ее жизни снова появился Джонатан Арчер. Мики была потрясена, ибо не ожидала этого. Она была вдвойне потрясена, ведь виной тому оказался Гаррисон Батлер.

Мики прибыла в Пукула-Хау, особняк на Ланае, и узнала, что на этот вечер ожидают гостей. Вскоре сотня приглашенных в черных галстуках и вечерних нарядах holoku потягивали шампанское и лениво поедали гавайские закуски, пока секстет под звездным небом играл островные мелодии. В полночь подали luau — блюдо из осьминога, и kalua — поросенка. А затем при свете костра танцевали хулу. После того как гости одолели lomi — семгу, и завернутое в таро мясо, когда исчез haupia — пудинг, и imu (камни) остыли в яме для жарки, Гаррисон объявил гвоздь программы: предварительный просмотр еще не вышедшего на экран фильма «Захватчики»

Утомленные гости нетвердой поступью один за другим вошли в маленький кинозал в восточном крыле особняка. Они устало опустились на обитые толстым бархатом сиденья. Благодаря финансовым связям с киностудиями Гаррисон славился тем, что получал отборные копии любых кинофильмов до их официального показа широкой публике, так что гости уже знати — их ждет удовольствие. Однако ужин отнял силы, и многие опасались, что начнут дремать, как только погаснет свет.

Но как только фильм начался, все поняли, что спать не придется.

Не успел погаснуть свет, как на экране вспыхнуло пламя. Перед изумленными глазами зрителей калейдоскопом мелькал фейерверк, и, прежде чем они осознали, что перед ними шедевр, их поглотил бушующий ад, призванный явить публике «большой взрыв». В темном зале кто-то пробормотал: «Опять научная фантастика», но эти слова оказались единственным комментарием в течение трех часов просмотра. Когда наступила кульминация, в обратной последовательности начали взрываться звезды и планеты… Когда загорелся свет, в зале никто не шевельнулся.

Постепенно зрители начали приходить в себя. Мики слышала обрывки комментариев: «Научная фантастика! А я-то думал, что она давно умерла». «Кто режиссер? Не этот, Арчер?» «Разве он раньше снимал не документальные фильмы?»

Вокруг Мики говорили: «Он женат на Вивьен, французской актрисе». «Сейчас Арчер рыщет по Кахулоу и изучает военные полигоны для следующего фильма. Говорят, что он станет продолжением этого»…

Сейчас, теплым сентябрьским вечером лимузин Гаррисона подъехал к ступеням губернаторского особняка, и Мики вспомнила ночь, когда Джонатан повез ее к заброшенной киностудии.

Она снова видела призрачные фасады, слышала шуршание гравия под их ногами. «Мики, я не собираюсь делать любительские фильмы всю жизнь. Я хочу делать нечто значительное. Я хочу, чтобы зрителям было на что посмотреть. И я хочу, чтобы ты мне в этом помогала». Так, кажется, он говорил. Затем их прервал сигнал зуммера.

Неужели он снял этот изумительный фильм там? Эту феноменальную космическую оперу, которая со дня показа на вечеринке у Гаррисона побила все кассовые рекорды? В той поржавевшей, пришедшей в упадок и забытой старой киностудии?

«Сейчас Арчер рыщет по Кахулоу».

В тот момент Мики пришло в голову даже встретиться с ним. Она убеждала себя, что сделает это ради дружбы, ради старых времен. Но порыв тут же угас, действительность образумила ее.

Мики снова вспомнила, какой сейчас год, где она находится и при каких обстоятельствах. Арчер женат на Вивьен. Мы уже не пара, как это было раньше.

Совсем недавно она увидела его лицо на обложке журнала «Тайм». Оно чуть возмужало, теперь он носил модную короткую прическу, в синих глазах светилась новая, завораживающая уверенность. Это был один из восходящих голливудских режиссеров. «Такое лицо должно находиться перед кинокамерами, а не позади них», — сострила одна из репортеров и добавила, что Джонатан Арчер значился бы среди голливудских мегазвезд, если был бы не режиссером, а актером.

Мики радовалась его успехам. И своим тоже. Они оба достигли намеченных целей. Мики занималась частной практикой всего три месяца и знала, что бояться нечего. В конечном счете ее жертвы не были напрасны. Жертвы того стоили. Она поступила правильно, когда не пошла к колокольне, ибо сейчас стала квалифицированным пластическим хирургом и работала в собственной клинике. Клиентура росла, другие врачи направляли к ней своих пациентов, Мики становилась известной. А сейчас она сидела рядом с мужчиной, в которого была страстно влюблена.

Для полного счастья требовалось лишь, чтобы Гаррисон сказал, что к ней он испытывает те же чувства.

Люди пристально смотрели на них, когда они вошли — Гаррисон Батлер, высокий и стройный, одетый в костюм от «Андрады и Рейна», и Мики, тоже высокая, тонкая и гибкая, как тростинка, сдержанная, бледная и вся небесно-голубая. Оба будто вышли из феерического сна.