– Я не очень голоден. Я ощущаю собственное бессилие. И снова ничего не могу сделать.

– Почему «снова»?

– Потому что я ничего не мог сделать с Ирэн.

– Веровать не всегда достаточно, – заключила Жюли.

Она могла бы уточнить, задать какие-то вопросы, попытаться понять, но она ненавидит лезть людям в душу, когда они не способны защищаться. Она об этом кое-что знает. Так что не станет позволять себе ничего подобного с другими. Если ему захочется поговорить с ней, он сам это сделает, и не надо допытываться.


Через сорок пять минут телефон Жерома снова зазвонил. Он тут же схватил трубку. Жюли и Поль, который к этому времени успел вернуться, не сводили глаз с его лица.

– Браво, Каролина! Вы гений! Шкала Апгар?

– Три на первой минуте, шесть на пятой, восемь на десятой. Она хорошо себя чувствует. Это девочка. Они назвали ее Виктория. Два семьсот восемьдесят. Небольшая, это мне помогло.

– Что такое Апгар? – спросила Жюли.

– Шкала для определения состояния новорожденного, – отстранившись от трубки, пояснил Жером. – А вы? Как ваш Апгар? – снова сказал он в телефон, обращаясь к своей заместительнице.

– Тоже три, но у меня показатель не повышается, – ответила Каролина, теряя самообладание. – Я боялась, что она умрет.

– Но с ней все в порядке.

– Но она могла умереть, – всхлипнула она.

– Но с ней все в порядке, – спокойно повторил Жером.

– Но она была на грани, в машине я ощущала, как сердцебиение плода замедляется.

– Но с ней все в порядке.

– А если бы она умерла? – настойчиво переспросила молодая женщина.

– Как сейчас чувствует себя ребенок?

– Хорошо, – сдалась заместительница.

– Отлично! А как ваши пальцы?

– Совсем нехорошо. И рука тоже. Даже в спину отдает. Мне никогда в жизни не было так больно.

– Зато ребенок чувствует себя хорошо. Честная сделка, вы согласны?

– Я знаю. Вообще, на что я жалуюсь…

– Сейчас я позвоню своему другу, он кинезитерапевт. Поезжайте прямиком к нему, он примет вас между двумя пациентами.

– Чем он сможет помочь?

– Он как раз закончил ремонт в своем кабинете, так что возьмет ножовку, которая все еще валяется где-то в углу… В вашем случае я не вижу никакого иного выхода, кроме ампутации… Но он чисто работает. К тому же это большой любитель виски, у него прекрасно оборудованный подвал. Выпьете полбутылки и ничего не почувствуете. Остаток виски пригодится для обработки культи.

– Умеете же вы успокоить!

– Он так хорошо разомнет вам руку, что вы пожалеете, что не работали двумя.

– Хорошо, что пациентка вас не слышит. – Каролина, видимо, улыбнулась.

– Только не вздумайте мечтать о нем, он женат.

– Я не в том состоянии, чтобы о чем-то мечтать, вы же знаете.

– Даже обо мне? Час назад, когда мы с вами разговаривали, я, между прочим, был голый… Алло?

– Прекратите, Жером, в конце концов мне станет неловко.

– Это чтобы вы позабыли о боли.

– Позвоните лучше своему другу-массажисту, он окажет профессиональную помощь, в отличие от вас.

– Зато, в отличие от меня, он женат…

– Вы делаете мне авансы?

– Я готов на все. Вы, между прочим, только что спасли младенца от неминуемой смерти. Это впечатляет.

– Похоже, вам лучше, – заметила она.

– Да. Я навожу порядок в своих мозгах. Там хуже, чем в замке с привидениями, где пауки только что отпраздновали Хеллоуин. Однако я прибираю комнату за комнатой. Вытряхиваю чехлы, закрывающие мебель. Пыльно, но уже стало гораздо светлее.

– Рада за вас. Послушайте… ответьте на последний вопрос…

– Да?

– Провисание заменяет легочную эмболию?

– Думаю, да. Иначе вы и правда притягиваете несчастья. До завтра.

– Нет, что вы! У меня больше не будет необходимости вам звонить. Просто было очень срочно.

– Зато у меня есть необходимость. Мне полезно получать новости о моем кабинете, о пациентах. И о вас…

– Вы хотите иметь связь каждый вечер?

– Сластена! – развеселился Жером. – Я не уверен, всегда ли я буду в форме!

– Ладно, я прощаюсь, вы все не так понимаете, у вас извращенный ум. До скорого.

Жером с улыбкой положил мобильник на стол. Давненько он не позволял себе таких провокационных шуток. Каролина для них отличная мишень. Реагирует с полоборота. Даже по телефону слышно, как она краснеет. От этого только больше входишь во вкус.

Подняв глаза, Жером заметил, что Поль и Жюли с интересом разглядывают его.

– Что?

– Ничего, – хором ответили они и с хохотом вышли из кухни.

Этот спасенный ребенок привел всех в отличное настроение.

Еще бы!

* * *

В конечном счете мне в моем супермаркете не так уж плохо. Самое страшное – разбить банку, неправильно пробить чек, рассыпать на ленту муку из порвавшегося пакета или забыть снять с купленного товара магнитную защиту. Главное, на карту не поставлена ничья жизнь.

Я никогда по-настоящему не думала о тех профессиях, где люди работают с чужим сердцем. Жером сохранил спокойствие. Хотя я чувствовала, как он встревожен. Но он не показал этого своей заместительнице, а уж она-то была сильно обеспокоена. Думаю, я бы на их месте вообще расклеилась. Какая же сила воли должна быть, чтобы выдерживать такие ситуации.

Он, пожалуй, хорошо сложен. Физически. В такого я могла бы влюбиться, если бы не его отвратительный характер. Надо сказать, он улучшается. Теперь я понимаю, почему Поль хотел, чтобы Жером поплакал. Это освободило его от ноши, которую он нес, как Христос – свой крест. Вот уж никогда не думала, что моцион может так изменить ход событий…

И все же характер у этого Жерома отвратительный.

Да к тому же он женоненавистник… Немножко…

Плевать!

Лук

Сияли улыбки, развязывались языки, встречались взгляды. Постепенно происходило приручение. Жером по-прежнему отгораживался некоторой недоверчивостью, но понемногу начинал переваривать. Его желудок работал, словно получил отличную лекарственную траву. Но пока он довольствовался их обществом – так человек без аппетита поглощает безвкусные блюда, просто чтобы выжить. Он хотя бы выжил. Возможно, как раз в этом он больше всего нуждался после смерти Ирэн. В человеческом тепле. Не физическом, это не обязательно. Во взгляде, в улыбке, в хорошем настроении, в человеческой радуге всех оттенков, которые приходят к вам, чтобы сообщить, что другие сердца продолжают биться.

В то утро за завтраком Людовик достал кисти и коробку с красками и стал рисовать на листе бумаги широкие закругленные полосы, постоянно обмакивая кончик кисти в синюю формочку.

– Посмотви, мамочка, я нависовал синюю вадугу.

Жюли снисходительно глянула на него.

А он взялся за другой лист и сказал:

– А сейчас я нависую желтую вадугу…

– Хорошо он говорит, – заметил Жером, – жалко только, что «р» не выходит.

– Это как слезы, – откликнулась Жюли. – Иногда так жалко, что они не выходят. А потом однажды все получается…

Вместо ответа Жером улыбнулся ей. Он смотрел на отца, который хлопотал на кухне. Поль нашел рецепт рагу из телятины под белым соусом и следовал ему буквально: даже соль взвешивал, что вызывало улыбку Жюли. Она-то считала, что в кухне все делается по наитию. Жером полагал, что она отвратительна. Кухня, а не Жюли. Теперь не Жюли.

И вот Поль заплакал горючими слезами. От лука. Поль все сильнее моргал и в конце концов бросил свою работу и ощупью выскочил из кухни на улицу, надеясь, что от морского воздуха его глаза перестанут слезиться. Жюли поднялась и молча принялась за чистку лука.

– Вы что, от лука не плачете? – понаблюдав за ней несколько минут, спросил Жером.

– Нет, из меня вообще нелегко выжать слезу.

– И вы еще делаете мне замечание, что у меня не сразу потекли слезы?

– Надо уметь плакать, когда это действительно необходимо. А в случае с луком – не вижу причин для слез, разве что вы испытываете к этому овощу особую нежность и не в силах рассечь его надвое. Ваш отец испытывает к луку особую нежность?

– Чистая химия. Какие еще корявые объяснения вы найдете?

– Да я смеюсь. Я никогда не плакала от лука. Так уж вышло. Есть люди, умеющие раздвигать пальцы ног, другие умеют сворачивать язык в трубочку, а вот я не плачу от лука. Мне бы надо было наняться в ресторан, где пекут эльзасские луковые пироги. Снимать шелуху с лука. Отличная профессия, между прочим.

– Вы снимаете шелуху с людей, уже неплохо!

– Я снимаю шелуху с людей? – удивилась Жюли.

– Вы убираете слой за слоем, обнажая самый нижний. И при этом заставляете людей плакать…

– Правда? Я не нарочно…

Тут, утирая последние слезы тыльной стороной ладони, чтобы не касаться глаз пальцами, на которых еще остался едкий сок, вернулся Поль.

– Тут-то дело точно в луке, – сказала Жюли, указывая на него.

Видя, что Жюли расправилась с этой фазой готовки, Поль с явным облегчением поцеловал ее в лоб и прошептал, что для счастья надо совсем мало.

«Иногда очень мало»…


– Я могу сегодня вывести катер? – спросил Жером отца.

– Да, если хочешь. Техосмотр, должно быть, уже сделан. Но все же спроси у Леона. И возьми с собой Жюли, – предложил он, помолчав немного.

– Нет-нет, – отмахнулась Жюли, – при качке я не удержусь на ногах. Мне больше нравится бегать по песку. А вот болтаться на волнах – нет, это не для меня.

– Море спокойное, – заметил молодой человек.

– Волны есть всегда, – возразила Жюли.

– Вы без слез снимаете шелуху с лука, а я умею раздвигать пальцы ног и сворачивать язык в трубочку, смотрите! – сказал он, чтобы уговорить ее. – А главное, я умею бесстрашно управлять катером в Атлантическом океане.

– Ладно! Я согласна!

– Выходит, обязательно надо задеть вас за живое, чтобы вы изменили мнение?

– А Людовик? – спросила она.

– Я с ним побуду, – предложил Поль. – Я делаю успехи в «Memory», не стоит останавливаться на полпути.

– Днем, когда он будет спать, потренируйтесь один.

– На катере сможешь поразмышлять о том, чтобы говорить мне «ты», – безнадежно буркнул Поль.


Уложив Людовика, Жюли прихватила кое-что из одежды, чтобы переодеться, если промокнет. Ей было страшновато, но она все равно пошла. Кому нравится показывать свои слабости. Со спасательным жилетом она не особенно рискует. К тому же они не собирались пересекать Атлантику. Наверняка пойдут вдоль берега. Час или два – и она докажет ему, что не плачет, когда чистит лук. И что не паникует в море.

А научиться высовывать язык трубочкой она пытается вот уже три года. Похоже, это врожденное умение. И у нее никогда не получится.

Никогда не говори «никогда». Поэтому Жюли надеялась и тренировалась перед зеркалом. Кажется, края постепенно начинали сворачиваться.

Когда она села в машину, Жером с улыбкой посоветовал:

– Расслабься!

– Мы теперь на «ты»?

– Нам предстоят напряженные моменты, так что лучше на «ты».

– Это должно меня успокоить?

– Нет, помочь расслабиться.

– Тоже не действует.

– Чего ты боишься?

– Чего я боюсь, выходя в море?! Нападения акул!

– Мы в Бретани, а не на острове Реюньон.

– Кораблекрушения!

– Здесь нет айсбергов…

– Похищения с требованием выкупа.

– У моего отца есть чем заплатить.

– Умно!

– Во всяком случае, это правда.

– Попасть в брюхо кита?.. – уже не столь уверенно продолжала она.

– Интересно, это ты Библии начиталась или насмотрелась со своим сыном диснеевских мультиков? – рассмеялся Жером.

– Не найти обратной дороги на сушу?

– Мы пойдем на закат, это приведет нас к берегу…


Исчерпав все аргументы, Жюли умолкла. Как же она ненавидит быть неправой! Показывать свои слабости и страхи, свою хрупкость. Как же она ненавидит выходить в море! Потому что для нее это ново. А она ненавидит все новое!

Когда они припарковались возле порта, Жюли принялась внимательно разглядывать все пришвартованные там суда, пытаясь угадать, на каком им предстоит покинуть твердую землю. От всех остальных отличалась «Падающая звезда». Легкое яркое судно – без затей, но в хорошем состоянии. Она надеялась, что угадала правильно. И название ей понравилось.

Вернулся Жером, который ходил поговорить с Леоном. Подойдя к Жюли, он улыбнулся и высунул язык. Разумеется, трубочкой. В ответ она скорчила рожицу. Ничего, когда-нибудь и у нее получится.

– Техосмотр был на прошлой неделе. Катер только нас и ждал, – бросил ей Жером, отвязывая швартовочный трос и предлагая Жюли шагнуть на борт.

– Это он?

– Нет, это способ добраться до падающей звезды.

Жюли улыбнулась. Значит, «Падающая звезда».

– А спасательные жилеты есть? – поинтересовалась она.

– И даже сигнальные ракеты. Но нам они не понадобятся. Море спокойное, не волнуйся.