Испытав все радости самообслуживания, заставив подносы едой (Людовику очень хотелось посмотреть, что лежит на тарелках), они наконец устроились за столиком. Жером, глядя на сидящего напротив него малыша, по-прежнему хранил безнадежное молчание. Кажется, он был почти умилен, когда ребенок, старательно обмакнув в кетчуп жареную картошку, немедленно посадил на футболку красное пятно. «Не ствашно», – утешил Людовик мать, прежде чем та успела сказать хоть что-нибудь. Другие родители рассердились бы, отругали бы его за неаккуратность, но Жюли ничего не сказала. Она просто вытерла пятно салфеткой и согласилась, что да, это и правда не страшно.

Когда Жером был маленьким, Марлен, вторая жена отца, только и делала, что упрекала его за то, что он испачкался за столом, в траве или в грязи. Его детство было тоскливым, печальным, бедным на радостные сюрпризы. Он и шелохнуться не смел, чтобы не испачкать красивый наряд мачехи, и это в конечном счете начисто лишило его фантазии. Неожиданно, глядя на Жюли, он осознал, что отец никогда не рассказывал ему о его родной матери, о трех первых годах, когда она была с ним, с Жеромом. Наверное, она, ласковая и снисходительная, прислушивалась к его желаниям, была ему веселой подружкой. Как эта молодая женщина со своим малышом. Потому что, хотя Жюли и выглядит отсталым подростком, ей не откажешь в способности с естественной нежностью заботиться о сыне. Может, это объясняется тем, что и сама она совсем недавно распрощалась с детством. А может, просто она такая, и все тут. И ей плевать на пятно на футболке. В конце концов, Земля же не перестанет вращаться.

Только этого не хватало!

– Он не произносит «р»? – спросил Поль.

– Изредка. Но не всегда. Он говорит «крава» вместо «трава», но всегда «мовоз» вместо «мороз».

– Как ты говоришь «ми»? – обращается Поль к малышу.

– Ми! – с гордостью отвечает Людовик.

– Как ты говоришь «мо»?

– Мо!

– Как ты говоришь «мороз»?

– Мо… стужа.

Жерому хотелось улыбнуться, оценить ясность ума и даже чувство юмора трехлетнего малыша, но это означало бы прервать нарочитое молчание. Что в его планы пока не входило. Слишком преждевременно. Ему следует соблюдать видимость, показывать, что он сам по себе, что у него есть свое, категорическое мнение: присутствие этой парочки неуместно. Поэтому он не подпустил к губам улыбку и силился не заразиться смехом двоих других взрослых. Чувствуя, что вот-вот сдастся, Жером закусил губу и, схватив свой поднос, направился в сторону кухни, чтобы поставить его на тележку.

– Вы уверены, что мне не следует отправиться куда-нибудь в другое место, чтобы не отравить вам отпуск? – снова становясь серьезной, спросила Жюли.

– Я уверен в одном: мне бы хотелось, чтобы ты говорила мне «ты». А Жерому надо дать время, в последние недели он много страдал.

– То-то и оно! Ему бы неплохо было посмеяться, – предположила Жюли.

– Лучше бы он смог хотя бы поплакать. Если бы он только позволил это себе.

– А из-за чего он страдает?

– Потом расскажу. А сейчас нам пора ехать. Сегодня вы должны захватить хотя бы закат.

– Солнце вроде каждый день садится?

– Да, но в первый вечер закат самый красивый. Особенно для тех, кто никогда не видел моря.

Через несколько минут внедорожник вновь выехал на трассу. Все по местам: Людовик в своем новехоньком кресле потихоньку погрузился в сон, Жюли рядом с ним – в свою новехонькую книгу. Жером уставился в окно. У него ничего нового, кроме гнетущей тоски и чувства невыносимого одиночества. И Поль со своими развеселыми мыслями. Ему нравилась идея этой поездки в Бретань. Нравилось, что он пустился в приключение и может не завидовать даже самым знаменитым искателям приключений на свете. Это путешествие не связано с географией. Скорее, оно ведет в глубины человеческой души с ее непроходимыми дебрями…


Примерно в половине пятого Поль снова включил сигнал поворота. Зона отдыха на подъезде к Анжеру. Ему нравится это место. До того момента, когда взгляд успокоится на необозримом, навевающем покой пространстве морской глади, осталось всего три часа. Три часа до того, как он увидит свой домик, приобретенный тридцать лет назад, когда ему надо было вложить крупную сумму. Скромный дом, который противостоит времени, ветрам и приливам, стоящий обособленно от остальных деревенских построек, чуть выше. И сквозь застекленную дверь спальни можно при первых рассветных лучах любоваться волнами.

Будь Поль один, он доехал бы без остановок, но малыш, который все это время сидел спокойно, теперь испытывал потребность побегать. А Жюли снова хотела «пи́сать». Она увела с собой сына, чтобы поменять ему подгузник: она надела его Людовику, перед тем как сесть в автомобиль, опасаясь, как бы он не запачкал новое кресло, которое она сама никогда не могла бы приобрести.

Молодая женщина вернулась к машине с пачкой печенья, которую купила в магазинчике на заправке на сдачу, оставшуюся от купюры, данной ей Полем на книги. Жером уже устроился на переднем сиденье. Поль, улыбаясь, поджидал их. Навигатор показывал последний участок пути. Теперь только по прямой. До сих пор ребенок вел себя спокойно, что позволяло надеяться на безмятежное завершение поездки.

– Хотите печенья? – спрашивает Жюли, протягивая пачку Полю.

– Если скажешь мне «ты», возьму одно.

– Хочешь печенья?

– Вот видишь, совсем не сложно.

– Это вы говорите… Так как насчет печенья?

Поль с кислой миной вытащил печенье из пачки. Опять не получилось. Тогда он уселся за руль и стал ждать, пока Жюли не пристегнет малыша, чтобы двинуться в путь.

Жюли заняла свое место на заднем сиденье и протянула пачку Жерому:

– Хотите печенья?

– Нет, спасибо, – не глядя на нее, ответил он. – Я стараюсь следить за тем, что ем.

– А я нет, – с набитым ртом ответила девушка. – Жизнь всего одна. Надо же хоть изредка доставлять себе удовольствие.

– А она права, – вмешался Поль. – Нантское печенье не сократит твою жизнь.

– Оставь меня в покое. Не хочу, и все.

– Я могу взять вместо него? – поинтересовался Поль у хозяйки пачки.

– Я хочу! – решительно потребовал Людовик.

– Попроси вежливо, – остановила его мать.

– Я хочу вежливо!

– Надо сказать «пожалуйста», – настаивала она.

– Мотай на ус, – бросил Поль сыну.

– Ладно, хватит! – резко ответил молодой человек.

– Расслабься, Жером. Я шучу. Честное слово, этот отпуск пойдет тебе на пользу.

– Что-то я уже начинаю сомневаться.


Тут у него зазвонил телефон.

– Алло? – агрессивно произнес Жером.

– Да, здравствуйте, то есть здравствуйте еще раз, – ответила Каролина.

– Уже?! – продолжил он, немного смягчив тон.

– Простите, простите, мне очень неловко…

– Я шучу. Что случилось?

– Я разбила термометр. Не беспокойтесь, завтра я куплю другой. Но не успею до начала приема.

– В кладовке есть еще один. Вы в кабинете?

– Да.

– Итак, дистанционное управление! Вхóдите в кладовку, в глубине видите высокий шкаф с тремя секциями ящиков. Термометр должен быть в самом нижнем ящике левой секции.

– Сейчас посмотрю, – сказала она, выдвигая ящик. – Здесь только хирургические маски.

– Посмотрите в другом, тоже слева… Успокойте меня относительно ваших пациентов… Вы хорошенько прощупываете печень справа и прослушиваете сердце слева?

– Да, а почему вы спрашиваете?

– Просто так. Есть?

– Да. Он был в другом ящике.

– В остальном первый день прошел нормально?

– Да! Вы были правы! Насморки, бородавки, отиты и воспаленное горло. Ничего более серьезного.

– Ну вот видите! Могли бы и поспать прошлой ночью. Острая легочная эмболия никогда не случается в первый день.

– Это вы чтобы меня успокоить?

– Нет, чтобы вас рассмешить.

– У вас не получилось.

– Простите. Это было глупо с моей стороны. Может, вас успокоит, если я скажу, что сам никогда с ней не сталкивался? И мой предшественник тоже – за все тридцать пять лет своей практики.

– Да, чуть-чуть…

– Каждый раз повторяйте себе, что делаете все от вас зависящее, но что изменить судьбу не в ваших силах. Я знаю, о чем говорю.

– Попробую. Не буду больше вам мешать. Приятного отпуска! – сказала молодая женщина.

– До завтра, – ответил Жером.

– Нет-нет, обещаю, я не буду беспокоить вас каждый день!

– Острая легочная эмболия обычно случается на второй день.

– Опять не смешно.

– Хорошего вечера, Каролина.


Поездка заканчивалась в молчании. Мужчины впереди почти не разговаривали. Пассажиры на заднем сиденье прилежно уткнулись носом в книги или играли в угадайку – в зависимости от того, какой пейзаж мелькал за окном автомобиля. Погода весь день была отличная, но, когда они добрались до Ванна, уже начинало смеркаться. До дому оставалось меньше часа. Они приедут как раз к заходу солнца. Это будет прекрасное завершение поездки, которое позволит снять напряженность.

Когда они выехали на дорогу, идущую вдоль океана, сзади сидел не один ребенок, а два. Открывшийся им волшебный вид заворожил обоих и отражался в их глазах оранжевыми искрами. Как утром огни туннеля, но ярче. Они вырвались из туннеля. Теперь их взорам предстал океан. Когда Поль припарковался возле дома, Жюли показалось, что все это ей снится. Прямо за спиной она заметила пляж и даже расслышала шум волн. Прежде чем скрыться за домом, она отстегнула Людовика и улыбнулась Полю.

– Идешь с нами на пляж? – спросил он своего сына.

– Нет, дай мне ключи, я перенесу вещи.

– Как хочешь. Ключи в тайнике, как обычно. Эй, подождите меня! – крикнул он Жюли, которая, подхватив малыша, уже шагала по песку.

– Не могу, – со смехом ответила она, – это сильнее меня…

Когда Поль догнал их, Жюли с Люком на руках уже замерла у кромки воды и смотрела вдаль, на горизонт. Последние отблески солнца освещали два блаженно улыбающихся и похожих, как никогда, лица. К ним присоединилось третье, лицо Поля. Он был на седьмом небе от счастья, что может разделить их простую радость, зная, что в этом есть немножечко и его заслуги… Как далеко позади осталась та слезинка в супермаркете… Они некоторое время брели по пляжу, хотя быстро темнело. Шум волн прекрасной песней звучал в голове Жюли, пока она благодарила Поля за столь великолепный подарок. Ей казалось, что это сон, и она едва не попросила Поля ущипнуть ее. Подобные моменты столь редки в ее жизни, что она с трудом верит, когда они случаются. Потом они втроем возвратились в домик на берегу моря, которое даже не мелькало в мечтах Жюли. Даже в самых безумных.

Жером молча удалился в комнатку под крышей. Так спокойнее. Осталась большая комната с двуспальной кроватью и крохотная гостевая с узкой постелью. Жюли принялась раскладывать в ней свои вещи. Привычка к тесноте. Но Поль молча подхватил их пожитки и устроил молодую женщину с ребенком в большой спальне.

– Маленькую займу я, – бросил он вместо объяснения.

– Ну что вы, я прижмусь к Люку, мне привычно.

– Ты что, шутишь? Будьте как дома. А мне это напомнит студенческие годы, когда я скитался по друзьям и мог заснуть где угодно.

– Как хотите.

– Больше всего я хочу, чтобы ты перестала мне выкать. Это постоянно прогоняет воспоминания о моей молодости, возвращая к мыслям о пресловутой разнице в возрасте. Хочешь что-нибудь съесть?

– Нет, спасибо. Люк устал, буду его укладывать.

– Я разожгу камин; если захочешь, можешь прийти погреться. В доме все-таки прохладно.

– Убаюкаю его и приду.


Людовик уцепился за материнскую шею и прошептал маме на ушко, что море – это очень красиво. Пойдут ли они туда завтра? Разумеется, пойдут. Искупаться он не сможет, но они хотя бы поиграют в песке…

Несмотря на многочасовой сон в машине, ребенок без труда заснул. Поездка утомила его. На лице малыша играла та же улыбка, что на пляже. В этот вечер, глядя на сына, спящего под теплым одеялом в огромной кровати, Жюли переживала довольно редкий для нее момент огромного счастья. Вместо колыбельной и ароматизатора воздуха – морской прибой. Кажется, этот момент почти стер из ее памяти другие, когда она сожалела о том, что заставляет трехлетнего ребенка проживать эту говенную жизнь. Так что напрасно няня твердила ей, что материальные блага – это не главное и что Людовик выглядит гораздо более счастливым, чем другие дети, получающие все, что пожелают. Жюли чувствовала себя виноватой, что сыну приходится жить в таких условиях.

Потом Жюли присоединилась к Полю, который устроился на диване со стаканом в руке и смотрел на пляшущее в камине пламя.

– Выпить хочешь?

– А что это?

– Наливка старого холостяка.

– А молодым девушкам такое можно?

– У тебя мальчишеский темперамент, тебе понравится. Домашний рецепт, сделано в прошлом году.

– Тогда очень хочу. А Жером не хочет?