Наталья Нестерова - За стеклом (сборник)

Когда Булкин выдвигал ящики своего стола или распахивал дверцу сейфа, оттуда сыпались крючки, грузила, бобины с леской и прочие мормышки.

«Сейчас он скажет, что нужно отправиться в больницу к Зое Михайловне», — подумала Лена.

Словно подслушав ее мысли, Булкин горестно вздохнул:

— Из клиники она уже выписалась. Муж сказал, что она на даче и вернется только через неделю, в понедельник. Ладно, я пошел. Уберите тут. Прием можете пока не вести, объявление повесьте, мол, по техническим причинам. Я в командировке. Сейчас самый жор.

Жор, Лена знала, — это когда рыба хорошо клюет. У детей тоже бывает: суп не едят, а на колбасу сырокопченую, к празднику купленную, у них жор.

Лена встретилась с мужем на Тверской у здания Моссовета. Володя взял у нее полиэтиленовый пакет с ручками, на котором красовалась белокурая девица, рекламирующая джинсы. Ее засняли в тот момент, когда она надевала штаны, талия и бедра голые и блестящие, словно маслом политые.

Володя посмотрел на пакет, недовольно поморщился и перевел взгляд на Лену.

— Ты покрасилась? — спросил он.

На неярком осеннем солнце цвет «спелой сливы» Лениных волос играл зелено-синим перламутром.

— Неужели только сейчас заметил? — упрекнула она. — Я вообще переменилась. Внешне, — уточнила она, — с помощью визажиста. Нравится?

— Нет! — решительно ответил Володя.

К ним однажды приезжала его двоюродная сестра. Восемнадцать лет, симпатичная мордаха. Но каждое утро девушка по три часа проводила у зеркала, красилась-мазалась. В итоге выглядела на пять лет старше. Юная барышня гримировала себя под записную кокетку.

Зачем? Глупо! Он так и сказал ей. В ответ услышал дурацкую присказку: «Уйди, противный! Не для тебя цвету!»

И Лена явно не для него «цвела». В отличие от двоюродной сестры жена помолодела. Но в ее облике появилось что-то нахальное и вызывающее. Только глаза, как прежде наивно кругленькие, под залихватски пляшущими бровями светились детской обидой.

— Мне тоже не нравится! — укоризненно поджала губы Лена. — А сколько денег на ветер! Зачем? Чтобы всякие идиоты на улице приставали?

— Тебе лучше знать.

— Ничего подобного! Все из-за тебя! Мне только ленивый в уши не дул, что тебя имидж мой не устраивал! Вот поменяла! Любуйся! — Она развела руки в стороны. — Стиль деревенский с переходом в городской.

— Чего? — растерялся Володя. — Какой переход?

— От маразма к склерозу! Сколько это будет продолжаться?

Володя не был готов выяснять отношения, а разговор выруливал на скользкие темы. Нужно срочно увести его в сторону.

— У тебя будут неприятности из-за того, что стащила документы? — спросил он.

— А! — Лена беспечно махнула рукой.

И в ту же секунду подумала, что ее ответ тактически неверен. Володя должен прочувствовать героичность ее поступка. Пусть жалеет, восхищается — любые высокие чувства хороши. Ее, Лену, уже тысячу лет никто не жалел! (О вчерашних рыданиях на глазах благодарной публики она уже не помнила.) Лена живописала разгром, который учинил Булкин, и свои душевные мучения из-за необходимости врать.

Они шли вниз по Тверской к метро.

— Ты обедала? — вдруг спросил Володя.

— Нет, — замерла в ожидании Лена.

Он пригласил ее в итальянский ресторанчик, открывшийся на месте очень хорошей булочной, где Лена раньше покупала бублики детям.

Сколько лет они не бывали в ресторане?

Самое малое — десять.

«Студентами могли себе позволить со стипендии завалиться в кафе. Да и потом отпраздновать день рождения или какой-нибудь праздник в ресторане было вовсе не разорительно, — думал Володя. — Куда все это подевалось? Туда же, куда поездки к морю, в дома отдыха, частые походы в театр и кино».

Лена изучала меню. Вела взглядом по колонке цифр со стоимостью блюд. Выбрала самое дешевое.

— Я буду спагетти по-неаполитански, — сказала она мужу и испуганно прикусила язык. Вспомнила толкование любви к спагетти Аллой Воробейчиковой. Но Лена ничего сексуального не подразумевала, она деньги Володины экономила! — Просто мне нравятся макароны! — оправдывалась Лена. — Особенно с сыром! В томатном соусе! Только это имела в виду!

— Да пожалуйста! Бери что хочешь, — пожал плечами Володя, себе он заказал равиоли.

С тех пор как Лена вышла замуж, в ее голове включился калькулятор, исправно и постоянно осуществлявший расчеты трат семейного бюджета. И сейчас, когда принесли блюда, официант разлил по фужерам вино, внутренний калькулятор работал на полную мощность.

Вино. Двести граммов. Ординарное, а стоит дороже бутылки отечественного шампанского. Равиоли. Сиротские пельмени. Двести пятьдесят рублей! Можно месяц в метро кататься. Спагетти. Ничего особенного на вкус.

А стоимость одной макаронины равняется ведру спагетти, приготовленных ею дома.

— Нравится? Вкусно? — спросил Володя.

— Нет! — вырвалось у Лены. — То есть очень вкусно, спасибо.

— Уверен, что ты сейчас мысленно подсчитываешь стоимость одного сантиметра спагетти.

— Почему же? — Лене не хотелось быть уличенной в скаредности. — Я о другом думала. О нас с тобой!

— Отложим этот разговор! — нахмурился Володя. — Ешь! Хочешь еще вина?

— Хватит вина! Володя! Я так больше не могу! Куда? Подождите! — схватилась Лена за тарелку, которую хотел унести официант.

Она быстро доела спагетти. Рублей на пятьдесят оставалось. Не пропадать же добру!

— Я много думала, — невнятно произнесла Лена, потому что рот был забит макаронами. Проглотила и продолжила:

— Мучилась и страдала. Но я решила… Володя! Я тебя прощаю!

— За что? — изумился он.

— Сам знаешь. И свои недостатки признаю. Генка правильно говорит, что я — манная каша.

— Генка? Какая манная каша?

— Которая тебе надоела, и сейчас ты питаешься селедкой, которая любовница. Но, Володенька! Селедка надоедает еще быстрее каши! Тебе не наскучила? — спросила Лена с надеждой.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Володя, огляделся и перешел на злой шепот:

— Во-первых, ни селедками, ни любовницами я не питаюсь! Во-вторых, ты! Ты сама сказала Генке, что у меня… А у меня никого! Пока! — добавил Володя. — Перекладываешь с больной головы на здоровую! Постыдилась бы!

Лена искренне не помнила того, что наплела Гене. Разве упомнишь, что несешь в запале?

— Не было такого! Клянусь! Генка мне открытым текстом дал понять, что у тебя завелось… завелась… ты понимаешь!

— Не может быть! Ладно, пока оставим Генку. Как поживает сексуальный гигант Иванов?

— Откуда мне знать? Ведь он твой приятель!

— Что? — вытаращил глаза Володя.

— С Егором Ивановым я познакомилась только сегодня утром. Какие вы с ним сексуальные рекорды ставили, извини, не в курсе!

Лена ревновала Володю к новому другу. Как к любому человеку, вещи, фильму, книге — ко всему, что муж познавал без нее.

— Я имею в виду не Егора! А твоего жирного воздыхателя! Чья жена, напомню, если забыла, пришла к нам и указала на мои рога.

— Опять двадцать пять! Ведь это Ленкина, соседка, изобретатель, то есть клиентка, тьфу ты, запуталась. Жена любовника! Она мне сама призналась.

— Иванова?

— Нет, Ленка! Я тебе говорила.

— Ага! И после этого я поперся к ним выяснять, кому бесхозные рога принадлежат!

— И напился, — ехидно напомнила Лена. — Разве она призналась бы, когда муж рядом? А мне что делать? Не шпионы, поди, чтобы каждый разговор на магнитофон записывать! Эта Лена…

— Ты все время переводишь разговор на других!

— А ты меня не слушаешь! — всхлипнула Лена, у которой близко подошли слезы.

— Спокойно, без рыданий! — предупредил Володя. — Что у нас дальше? Официант! — гаркнул он как ресторанный завсегдатай. — Два кофе и одно пирожное. Заварное!

В ожидании десерта они молчали. Вспоминали одно и то же.

Лена любила заварные пирожные. Как-то Володя на ее день рождения решил сделать сюрприз и уговорил кондитеров в заводской столовой сделать торт в виде большой заварной трубочки. Когда он внес сюрприз в комнату, гости дружно ахнули. Торт напоминал гигантский глазированный фаллос. Гена тут же дал название торту — «Кастрат», женщины отказывались его есть, а на Володину голову посыпались двусмысленные шутки.

«Какое хорошее было время», — подумала Лена.

«Жили как люди, — думал Володя, — и на тебе!»

— Наш с тобой разговор, — нарушил тишину Володя, — напоминает…

— Бред! — Они произнесли одновременно.

Снова замолчали. Сколько раз так бывало!

Детей ругают, как певцы — те же слова, но на два голоса. Спроси Лену, что Володя думает о президенте, скажет слово в слово. А он смешно ее пародирует: «Купила колбасу по девяносто пять. Но свежую! Когда свежая, она не хуже, чем „Докторская“ по сто двадцать. А старая только в солянку годится, если чеснока много положить».

Володя расплатился. Они вышли из ресторана. Володя рассказывал о том, что уже договорился по телефону с учеными из своего бывшего НИИ об экспертизе. Точнее сказать, заключение напишет он сам, а они только просмотрят и подпишут. Как всегда, проблема номер один — кто будет печатать заключения.

— Приноси домой, — сказала Лена, — я наберу на компьютере. А вдруг мы ошибаемся? Вдруг роем под честного человека?

— Вскрытие покажет, отчего умер чукча.

— Вскрытие показало, — подхватила Лена их старую присказку, — что чукча умер от вскрытия.

— Хорошо, что ты Булкину ничего не сказала. Думаешь, не понимаю, какая ответственность на меня ложится? — вырвалось у Володи.

Лена отреагировала мгновенно:

— Ой, втравила тебя в историю! Ты свою подпись не ставь, может быть? Пусть Гольдманы, Рекрутовы и другие академики, а?

— Как это — не ставь? Я за свои слова отвечаю. Сколько ты дел нашла?

— Двенадцать. Мне еще идея пришла: можно отправиться в архив и посмотреть документы за прошлый год. Но больше нам вдвоем не осилить. Завтра поеду. Ты вечером позвони, хорошо? И будь, пожалуйста, внимательным, не рискуй понапрасну, все-таки дело подсудное.

— Ты тоже! Не высовывайся! И в общем… береги себя!

Они стояли у турникета, мешали людям проходить на эскалатор. Их обругали: «Нашли место!», «Проходи, деревня!», «Подвиньтесь!», «Посторонитесь!».

Потом пришла дежурная по эскалатору и потребовала показать проездные документы.

— Пока! — сказала Лена мужу и вставила проездной в щель приемника.

Ушла, не оглянулась.

— Ваши документы! — напомнила Володе тетка в форме.

— А я не еду! Я плыву, уже уплыл!

Он развернулся и пошел к выходу. Посмотрел на часы. Семь вечера. Еще успеет на тренировку.

«Результат положительный или отрицательный?» — пыталась Лена определить итог разговора с мужем. Ответ не замедлил проявиться в форме кошелька, который валялся на дороге к дому. Она подняла кошелек, открыла — плотная пачка денег. Значит — отрицательный! Лена в сердцах запустила кошелек в кусты.

Потом долго искала, пока нашла, перепачкалась в грязи. От компенсации денежной отказываться — это не по-хозяйски!

Володя занимался на тренажерах и мысленно анализировал недавний разговор с Леной.

Достижение: раньше, поднимая штангу, он ни о чем постороннем думать не мог, только уговаривал себя: еще пять минут, еще триста килограммов!

Он настолько свыкся с мыслью о существовании любовника у жены, что расстаться так просто с ней уже не мог. И были факты! Факт первый — визит Ивановой. Факт второй — уверения соседки Лены. Факт третий — поиск Иванова по списку изобретателей. Раз искали — значит, он есть! Стоп! В этом пункте логика хромает. Нельзя найти кошку в темной комнате, если кошки там нет. А Лена очень натурально обижалась!

Эмоции — не факт. Идем с конца. Лена-соседка могла слукавить? Легко! Иванова могла ошибиться дверью? Элементарно! Что получается? Получается, что он, Володя…

Минуточку! Обозвать себя идиотом и простофилей он всегда успеет! Начнем сначала!..

От начала до конца и с конца в начало выходила сплошная белиберда и двойное прочтение.

Володя мылся в душе. В кабинке напротив намыленный начальник отдела рекламаций спросил его:

— Заметил, что Костя из сборочного перестал ходить? Пока он здесь качался, его лучший дружбан качался на его жене. Представляешь? Он их застукал! Ты не разведенный?

Володя что-то невнятно пробормотал в ответ.

— Я — развелся! Свободу, брат, ни с какими золотыми цепями не сравнишь! Хочешь, пей пиво с утра, хочешь, козла забивай, хочешь, в носу ковыряй — никто тебя не пилит, не гундосит, копейки не считает.