— В батюшкиной конюшне возьмем, — удивленно ответила Любава.

— Хватятся. Да тут и поймают, — возразил Федор.

— А ты не бойся, не хватятся, — усмехнулась она.

— Что же… Дело барское…

Посовещавшись еще некоторое время, молодые люди разошлись, обо всем договорившись.

2

Молодой барин, сопровождаемый слугой, явление нередкое. Юный безусый дворянин при шпаге да при дюжем молодце за спиною — мало ли таких-то ездит из провинции в столицу и наоборот?

Вот уже и батюшкино имение позади, и родная сторона далеко-далеко, так, что и не видать вовсе. Правда, путешествие было не таким легким, как казалось поначалу, но ездить верхом в седле подолгу привычка имелась, да и дорожные тяготы не были так трудны для крепкого молодого организма, не изнеженного излишествами всякого рода.

Все вышло, как Любава и задумывала. В доме никто и не спохватился, для чего она полезла на чердак да копалась в старых батюшкиных сундуках. Одежда его пришлась ей, конечно, не совсем впору. Однако в юности Николай Платонович сложения был субтильного, да и ростом Любава была только чуть ниже своего батюшки. Две ночи ушло у девушки на то, чтобы подогнать одежду себе по фигуре. Затем собрала она кое-какие деньги, немного вещей, взяла старую седельную отцову сумку, тоже выброшенную на чердак, и… Поминай как звали! На третью ночь они с Федором вывели из конюшни лошадей, оседлали их, да и прочь из имения. Несколько платьев своих девушка связала в узел да по дороге утопила в пруду, предварительно сунув в них камень. Чтобы, если искать ее станут, мысль бы и не закралась, что она переоделась мужчиной.

Может быть, Любава бы еще и повременила с побегом, но два дня кряду жених ее Аркадий Дмитриевич являлся к ним в гости, любезничал с нею да расточал свои соображения о будущем устройстве их жизни.

«Что же, — неизменно думала Любава, с удивлением на него поглядывая, — неужто и вправду влюблен он в меня? Так вот сразу согласился жениться!»

Но влюблен ли, нет ли, а был сей молодец ей не по душе. И никак не желала она мириться с таким замужеством. Всю жизнь подчинялась она батюшкиной воле, никогда ему не перечила. И не обижалась на Николая Платоновича за его нелюбовь к ней, понимая и сочувствуя от всей души его неизбывному горю. Сама она матушки своей не знала, но портрет ее, писанный некогда живописцем Матвеевым, был прекрасен. И ежели и в жизни она была такова, как на картине, то утрата и впрямь была непомерна. Теперь же… Нет, не позволит она жизнь свою загубить! Бродил в ее душе неясный какой-то дух приключений, который никак не давал ей усидеть на месте. Оттого и выучилась она фехтовать, и верхом ездила, как цыган какой-нибудь. Она бы и не против — замуж, но выйдешь замуж, и что? Так и просидишь тут вековечно, ничего не зная и не видя при дурне-муже.

Поэтому решила Любава не медлить, и только все было готово, как сорвались они с Федькою в путь. И ведь какова рука Фортуны? Надо же было так случиться, что кузнец стал вольным человеком! Будь он крепостным, так было бы разве сподручно с ним бежать? На крепостного охоту объявят, и вся недолга. А как поймают, так и плетьми запорют до смерти, или — в колодки. Жалко Федьку, не возьмешь его с собой. Атак… да и подозревала Любава, что в карманах у него деньжат побольше водилось, нежели у нее, у барышни — хозяйской дочери.

Так вот размышляла Любава с самого начала их путешествия. Только теперь звали ее, конечно, не Любавой.

В первый же вечер остановились они на ночевку в поле, не рискуя заезжать на постоялый двор или проситься в избу. Близ поля же, на их счастье, стоял овин, пустой и просторный. Они забрались в него, привязав лошадей у входа, и, поедая нехитрые дорожные припасы, завели разговор.

— А что, хозяйка, как теперь тебя звать-величать? — спросил Федор. — Не Любовью же Николаевной?

— Да уж известно… — ответила девушка. — Зови меня Александром Николаевичем. Так лучше будет.

— С чего вдруг Александр?

— Не знаю… Так просто, — задумчиво ответила Любава. — Да ну, хватит об этом. Спать давай.

Путешествие их продолжалось неспешно и поначалу без приключений. Никто и не сомневался в том, что молодой барин, горделиво и уверенно восседавший на лошади, и есть дворянин-недоросль, который, верно, направляется к месту службы из родного дому. Погони за ними не было, или шла она не тем путем, введенная в заблуждение Любавой.

— Вот, Федор, замечу тебе, что не зря мы уехали. Ты посмотри, какая красота! — Девушка обвела вокруг рукой. — Так вот проживешь и ничего в жизни не узнаешь!

— Иные живут и ничего себе. Порядком живут, — ответил Федор.

— Скучно, — упрямо возразила Любава. — Вот ты: неужели ты жалеешь что последовал за мной?

— Я — нет, — ухмыльнулся Федор. — А вы не жалеете? Я не думаю, что батюшка захочет вас потом в дом принять. Да и деньги, наследство ваше, небось того…

— Да ну его. До наследства еще дожить надо, — отмахнулась Любава. — Это еще неизвестно, получишь ли его, нет ли… К тому же теперь с нами разное приключиться может. И, как знать, может, жизнь наша повернется таким образом, что прошлое забудется и не вспомнится никогда.

— Не посадили бы нас в острог, вот что, — нахмурился Федор. — Тогда точно, ни о чем не вспомним. Ни мы, ни о нас, никто не подумает.

— Что за мрачные мысли? Может, все будет совсем наоборот. Фортуна, как известно, переменчива. Сегодня у тебя нет ничего, а завтра ты — царь!

— Уж прям и царь…

— Ну не царь, так богач, или еще что… Ну ладно, я. Со мною, конечно, неясно. Была бы я мужчиной, так и все. Вступила бы в солдаты, а там — карьера и прямое счастье. Но ты… Ты хоть кузнецом, хоть купцом!

— Да уж…

Рассуждая таким образом, на пятый день своего пути доехали они до постоялого двора, в котором решили пообедать.

— Давно горячей пищи не пробовал, — пробормотал Федор. — Вы, барин, как знаете, а я хлебну щец…

— Я с тобою, — ответила Любава.

Пять дней в пути на хлебе да воде кого угодно измучат!

В избе, довольно черной и грязной, стояли длинные выскобленные столы. За одним из них сидели три дурно одетых человека, шумно хлебавшие ложками хозяйские щи. За другим — сидел молодой человек, видно, что дворянин. Любава села за свободный стол, не занятый никем. Шпагу она сняла и положила против себя на стол, как это сделал тот молодой человек, что сидел уже здесь. Федор стал звать хозяина да приказывать ему, чтобы тот доставил кушанья его барину и ему.

— Да поторопись, — прибавил Федор.

— Да кто ты такой и кто такой твой барин? — вдруг взвился хозяин. — Чтоб я торопился!

— Да ты чего, белены объелся? — удивленно произнес Федор.

— Белены, белены! Ездят тута всякие!

Трое оборванцев прекратили стучать ложками и уставились на спорщиков. Молодой дворянин, сидевший до сих пор с безразличным видом, насторожился и посмотрел на хозяина. Хозяин, крепкий мужик в летах, никак не желал угомониться.

— А почем я знаю, кто вы такие? Может, тихие людишки, а? Переоделись под дворян, а сами… Гляньте! Гляньте-ка, люди добрые! — вдруг заголосил он. — Ручищи-то у слуги! Ровно у убивца!

Один из оборванцев утер рот ладонью и поднялся во весь рост из-за стола, поглядывая вокруг себя и как бы пытаясь примериться к Федору.

— Да полно тебе, хозяин, — спокойно сказала Любава, даже и не поднимаясь из-за стола. — Ты что это?

Юношеский голос и совершенно спокойная фигура молодого человека будто отрезвили всех.

— Я мирный путешественник, еду в Москву. Федор — мой слуга, и вовсе никакой не разбойник. А что руки у него сильные, так он кузнец. Дал бы ты нам спокойно пообедать, мы бы и уехали. Человек я не богатый, но за обед расплатиться сумею, — прибавила девушка.

Хозяин несколько секунд еще пораздумывал, но затем, будто решившись разом, махнул рукой и сказал:

— Ладно, сейчас обед будет, — и нырнул куда-то в глубь дома.

Федор подошел к Любаве и уселся подле нее.

— Вот так-так, — зашептал он. — Что за дела? Сам хозяин-то не содержит ли притона? Не ровен час, мы на разбойников нарвались.

— Не трусь, Федор, — так же шепотом ответила ему Любава. — Если эти все разбойники, то вон тот дворянин явно не с ними. Случись что, он нам поможет.

— А ну как сбежит?

— Не может быть, он не из таких…

Лицо молодого человека сделалось опять спокойным и почти безразличным, как только спор прекратился.

— А что он один, без слуги? — спросил Федор.

— Да, может, со слугой. Только, в отличие от тебя, его слуга где-нибудь на конюшне или еще где обретается.

— Может, и так… — протянул Федор.

Тем временем хозяин принес обещанный обед и только было Любава ухватила ложку, как дверь снова распахнулась, и в проеме мелькнули одна за другой две фигуры в плащах и в какой-то форме, по которой сложно было понять к какому полку принадлежат эти молодцы. У каждого на боку было по шпаге, и Любава подумала, что это должны быть офицеры. Оба направились к столам и уселись напротив молодого дворянина, который лишь поморщился, но ничего не сказал.

— Эй, хозяин! — крикнул один. — Квасу!

Хозяин хмуро взглянул на них, но через несколько минут квас уже стоял на столе. Оба молча стали потягивать из кружек, исподлобья поглядывая на дворянина, не обращавшего на них никакого внимания. Потом один из них откинулся назад и открыто уставился на молодого человека, сверля его глазами. Дворянин вскинул голову и ответно в упор посмотрел на офицера. Тому только того и надо было, чтобы затеять ссору.

— Ты что это уставился на меня? — с угрозой проговорил офицер и толкнул локтем своего товарища, призывая быть свидетелем ссоры.

— Да уж, веселое местечко, — шепнул Федор Любаве. — Сначала хозяин взбесился, теперь эти двое…

— А не из тайного ли сыска люди? — сказала девушка кузнецу. — Ежели так, то дело плохо…

— Из тайного сыска?

Кто ж не слыхал про тайный сыск! Ведь даже и у них в деревне слухи бродили, что рыщут такие люди по «Слову и делу», сажают в узилище и там — поминай как звали, и костей не найдешь. А тут, воочию увидеть таких людей…

— Что это они к нему привязались? — продолжала говорить Любава. — Странно все это…

— А ну-ка, — меж тем сказал офицер дворянину. — Кто ты таков и куда следуешь?

— Не твое дело, — преспокойно ответил молодой человек.

— Не мое дело? — зловеще прошипел офицер. — Слышишь, это не мое дело, — оборотился он к спутнику. — А вот мы сейчас посмотрим…

Он отставил недопитую кружку и вынул шпагу из ножен. То же сделал и его товарищ.

— «Слово и дело»! — крикнул офицер.

При этих словах дворянин схватил шпагу и вскочил. Хозяин, охнув, залез под стол, трое бродяг, один за другим, разбежались по углам, не желая ввязываться в такое страшное дело.

— Ну ты, — оборотился офицер к Любаве, которая и не подумала спрятаться. — Беги отсюда, недоросль! Не то и тебе достанется.

Любава, которую что-то так и подмывало изнутри, поднялась на ноги и, взяв в руки шпагу, задорно сказала:

— Как бы тебе не досталось, сударь!

— Барин! — застонал Федор. — Брось! Пойдем отсюда!

— Вот-вот, послушай своего слугу, пока не поздно, — прошипел офицер. — Он умно говорит… Смотри, — толкнул он своего товарища, — слуга-то умный, а барин дурак.

— За дурака ответ держать придется! — звонко крикнула Любава.

Офицер дальше дожидаться не стал, развернувшись, он кинулся на дворянина. Его товарищ повернулся к девушке и сделал довольно умелый выпад. Если бы не уроки Юсты Юльевича, ни в жизнь бы ей не справиться с этим здоровенным и сильным бугаем. Но ловкость и немалое мастерство, которым девушка волею судеб обладала, помогли ей отразить первую атаку. Дворянин же фехтовал умело и в пять минут сумел не только отразить нападение, но и ранить противника. Любава не отставала от него. Оба офицера были ранены, злоба их еще прибавилась.

— Ничего! — крикнул один. — Мы же тут не одни!..

— Скорее, — обернулся дворянин к Любаве. — Бежать отсюда надо!

Он радостно улыбался, довольный боем, и, указав девушке на черный ход, нырнул в него. Любава и Федор тут же последовали за ним.

— Царица Небесная, Царица Небесная… — бормотал под столом хозяин.

Но только он заметил, как троица скрылась по черному ходу, то тут же вскочил и затворил за ними дверь.

— Ай молодец хозяин! — крикнул дворянин. — Не испугался!

Черный ход привел их прямо к конюшне. Все трое, не медля ни мгновения, вскочили каждый на своего коня и в минуту выскочили на двор и понеслись прочь от постоялого двора.

3

— Ну барин, ну ровно дитя малое! Вы зачем в драку полезли? — бубнил Федор. — Вам своих приключений мало, надобно в чужие дела влезать?