— Да?

Мне хватило сил только на то, чтобы судорожно кивнуть, а затем я почувствовала. Как он отодвинулся и услышала тихий шелест. Даже не успела замерзнуть, когда Амир вновь оказался рядом, обхватив лицо ладонями, выдыхая в губы:

— Может быть, я тоже начал в тебя влюбляться, Лили.

И знаете, это было лучшее признание из всех, что я когда-либо слышала. Потому что за острой болью последовала настоящая эйфория, забравшая с собой все остальные звуки мира вокруг и неприятные дискомфортные ощущения. Только он, я и полная гармония друг с другом. Один ритм, одно дыхание на двоих, в конце концов, перешедшие в приглушенный поцелуем крик и сладостную негу после схлынувших эмоций.

Что будет с нами дальше — никто не знает. Но сейчас, лежа в его объятиях и смотря в окно, верила, что у нас все будет хорошо, когда маленькая звездочка зажглась посреди непроглядной тьмы ночного неба.

Глава 24

Амир

Унылое серое здание полиции с характерной синей табличкой не внушает никакой радости, как и встреча со следователем Оленевым. Его серый тусклый взгляд выедал во мне дыру, пока наш адвокат Артем Сергеев, постукивал пальцами по потертой деревянной поверхности стола сотрудника полиции. «Доскональная беседа» все больше напоминала допрос, а злость внутри меня начинала лезть наружу, хотя я очень старался сдерживаться.

— Понимаете, какое дело, Амир Давидович, — скучающе потянул Максим Анатольевич, пристально разглядывая мое невозмутимое лицо, — Алексей Германович Цирков считает, что это вы начали первым конкурентную борьбу нечестным путем. Такое же видео с убийством девушки было прислано ему за полчаса до того, как оно пришло на вашу почту.

— Вы намекаете, что мой подзащитный отправил послание с угрозами себе и Алексею Германовичу? — поджал губы Артем, сурово взглянув на следователя из-под очков, пройдясь по его форме и повернул голову ко мне. — Считаю, более данный разговор неуместным. Если у вас есть что предъявить моему клиенту — предъявляйте. В ином случае мы подадим на вас в суд за сознательную порчу репутации семьи Дороновых, в частному Амира Давидовича.

Я опустил ресницы, взглянув на папку с делом. За эту пару часов, что меня усиленно допрашивали, узнал много интересного. Как, впрочем, рано утром, когда мне позвонила наша служба безопасности, сообщив некоторые подробности, о которых не знал, пока мы с Лилей не вернулись в город…

Во-первых, это была целенаправленная атака. Не только на меня, но и Циркова. Ему прислали аналогичное видео с угрозами. Он так испугался, что заявился в полицию с обвинения в сторону моей семьи. Трусливое чванливое чмо, больше никак не назвать.

Во-вторых, Белла Алмазова запела новую песенку. Заявила, что якобы Жанна была со мной в тесном контакте, и я хорошо ее знал. Что абсолютная неправда, зато стало интересно, почему она вдруг пошла против меня. Это стало поводом к тому, что возможно видео было сфальсифицировано. Только вот рушился мотив: для чего мне нести огромные убытки в связи с временным закрытием завода после взрыва и убивать девушку? Тем более таким путем выводить из борьбы конкурента, а заодно себя.

Глупо, тупо и совершенно неэффективно. Когда Оленев Максим впервые озвучил эту версию, по глазам было ясно, что он в нее сам не верил. Она же логична и притянута за уши. Зато ему по-настоящему удалось меня вывести из равновесия, когда он положил материалы старого дела передо мной, несколько копий листов из блокнота, изрисованные схемами с надписями да стрелками и несколько статей из газет. На паре из газет значилось имя матери Лили, а вот на других, более ранних — Дмитрия Заворконского.

В первых писалось о причастности моего отца к мошенническим схемам по уклонению от уплаты налогов и продаже нелегализованной алкогольной продукции. Я был в первом классе, когда Виолетта объявила настоящую охоту на отца, выискивая доказательства его преступной деятельности. Позже она отказалась от расследования, только я никогда не знал причины. Было ли это из-за их романа или, возможно, Виола просто не нашла подтверждающих фактов для своих теорий.

Но вторые… Это были ранние выпуски газеты «Истинная правда» — она выпускалась еще при СССР, пока издательство не разорилось после наступления нулевых. На копиях газетных статей некий Заворконский писал о преступной организации «Зеленый слон», занимающейся поставками оружия и наркотиков через границы с Чечней под видом гуманитарной и экологической деятельности. В них не было ни имен, ни каких-либо данных. Зато они были в старых исписанных блокнотах, коими щедро поделился с нами Оленев. И я глазам своим не поверил, когда нашел имя отца в списке тех, кто значился среди акционеров рядом с Цирковым и еще парой фамилий.

— Мы всего лишь ведем беседу, Артем Владимирович, — отбрил, тем временем, Оленев. Возвращая меня в действительность из собственного кокона мыслей, пока я задумчиво разглядывал коричневую папку, куда следователь спрятал копии.

— Этот разговор совершенно бессмысленный, — фыркнул адвокат, с шумом отодвигая деревянный неудобный стул и поднимаясь с кряхтением, одергивая полы своей дубленки. — Амир Давидович, думаю, нам стоит уйти.

Я поднял взгляд на лицо Максима Анатольевича, моргнув пару раз, глядя куда правее, прямо на пыльное пластиковое окно, через которое едва проникал солнечный свет.

— Амир Давидович? — терпеливо позвал меня Оленев, пока рядом пыхтел Сергеев.

Я сглотнул, стараясь привести разбегающиеся по черепной коробке мысли в порядок, обратив на следователя все свое внимание.

— Да? — голос стал хриплым, потому что внутри все сдавило. Судя по жесткой линии, прочертившей лоб нахмурившегося Максима Анатольевича, я догадывался. Что он сейчас скажет.

— Вы знаете, кем приходился Дмитрий Заворконский вашей девушки, дочери Виолетты Магазинчиковой? — спросил он.

Знаю, ведь все два часа полицейский мне усиленно намекал на очевидное. Подсовывал эти статейки, тряс папкой с материалами, утверждал, что совпадений не бывает и тонко намекал на абсурдность всего происходящего и эти глупые попытки состряпать на нашу семью кривое дело. Про Алмазову тоже сообщил он, как и про то, что преступник, взорвавший машину явно знал, как обстоят дела с безопасностью завода. Что нынешние «зеленые» террористы четко знали наши с отцом личные имейлы, когда присылали видео.

— Дмитрий Заворконский был супругом Виолетты Магазинчиковой. После выхода скандальных статей, а также попыток раскопать все на организацию «Зеленый слон» он пропал. А спустя год его машину подняли со дна одного из болот в Мещерской низменности. Труп был найден в багажнике.

— Намекаете на то, что мой отец к этому причастен? — сухо поинтересовался, прищурив взор, чуть наклоняясь вперед и кладя руки на стол, поверх разбросанных бумаг. — Или может на то, что Виолетта Магазинчикова организовала всю эту травлю ради… чего? Чтобы отомстить за бывшего мужа?

— Амир Давидович, я думаю нам стоит уйти, — вновь напомнил о себе Сергеев, но я заставил его замолчать одним взмахом руки, продолжая пристально смотреть на следователя, откинувшегося на спинку стула и сложившего вместе ладони перед собой.

— А сами как думаете? — притворно-равнодушным тоном спросил у меня Оленев, отчего я сцепил зубы, чуть скрипнув ими.

— Понятия не имею. Это ваша работа — расследовать, — огрызнулся тихо, с шумом поднимаясь, скрипнув ножками стула по потертому линолеуму и бросая напоследок:

— Возможно стоит заняться нынешними проблемами, а не гоняться за призраками прошлого.

Из кабинета выходил с ощущением, будто в грязи извалялся. Такой ушат помоев за раз возможен только от нашей доблестной полиции, не иначе. Раскопать старые заметки по убийству отца Лили, притянуть за уши Виолетту и вывалять в этом имя моей семьи — браво! А то, что какая-то там эскортница погибла от рук нынешних террористов — это их волновало мало.

— Артем, — позвал я адвоката, едва смог дышать и чуть оттянул галстук, пытаясь дышать глубже. Несмотря на свою комплекцию, Сергеев почти бесшумно подошел ко мне, покосившись на парочку сотрудников полиции, стоящих у подоконника в обилии цветов и болтающих друг с другом. — Подключи службу безопасности. Найдите все, что связывает моего отца с «Зеленым слоном». Даже если отец уничтожил документы, все равно какие-то платежные поручения или накладные должны были остаться. Хоть что-то!

— У меня уже есть такой приказ от Давида Джумберовича, — отозвался также невозмутимо Артем, подтвердив мои опасения, не замечая моих сжавшихся кулаков.

Мой отец и Цирков все же состояли в этой организации. И если папа заметает следы, значит там было что-то незаконное.

Путь до завода прошел в тумане. Пару раз едва не проехал на красный и нарвался на штраф, пересекая двойную сплошную, но мне было наплевать. Мысли роем витали в голове от осознания того, к какой заднице мы движемся. Миллионные убытки от остановки производства еще мелочь в сравнении с тем, что могло всплыть сейчас, спустя пару десятилетий. А главное, чем это грозило моим отношениям с Лилей.

Господи, да если она чудом откопает хоть какие-то заметки своего отца или свяжет едва заметные ниточки — конец всему, что у нас было. Вряд ли Лиля одобрит действия моего папы, более того, может решить, что он как-то причастен к смерти ее собственного отца. Как минимум косвенно. Кто вообще додумался поднять старое глухое дело? Из-за старых статей в газете? И что есть на компьютере Лили по делам отца? Виолетта когда-то говорила. Что большую часть его документов полиция забрала в качестве вещдоков, остались кое-какие копии, которые она спрятала в коробку, а после отсканировала на компьютер для удобства хранения.

Пустой завод казался сейчас заброшенным и одиноким. Огромное предприятие было закрыто, на парковке вот-вот должны были начаться ремонтные работы. Наше дорогостоящее оборудование для газового пожаротушения справилось с очагом. Спасателям и пожарникам вместе с оперативной группой осталось только закончить осмотр территории на случай, если найдутся еще самодельные взрывчатки. Поэтому сейчас разглядывая почерневшие бетонные полы и охранников, болтающихся туда-сюда внутри административного здания, вздохнул, прикладывая пропуск к электронному замку частного лифта, ведущего наверх.

— Амир Давидович, — кивнул начальник службы безопасности, увидев первым, едва я оказался на главном этаже. — Ваш отец в кабинете.

— Отлично, что там с ремонтом? — поинтересовался, выходя и двигаясь по длинному коридору в сторону отцовской обители. Чем быстрее приближался, тем сильнее волновался, чувствуя странное ощущение внутри себя. Будто на закланье иду, но ведь это глупо.

— Уже проверили всех рабочих. Каждый будет проверяться на месте досконально, — отчитался, останавливаясь у приемной, где сейчас никого не было. Едва взглянул на стол секретарши отца, задумчиво скользнув по выключенному монитору компьютера, к креслу и до подоконника, уставленного кактусами рядом со шкафом.

— Хорошо, можешь идти.

Вошел внутрь, слыша. Как едва скрипнул пол ногами и вздохнул, пройдя вперед мимо дивана для посетителей, остановившись у двери. Мне пришлось выдержать пару минут, коснувшись ручки двери прежде, чем я смог пересилить себя и войти. Отец был внутри. Сидел за своим огромным столом, за которым часто собирались инвесторы, акционеры, работники завода и многочисленные сотрудники для совещания. Он был сплошь из дуба, поставленный крестом так, чтобы вытянутая часть была похожа на стол для совещаний в конференц-зале. Сколько себя помню, в кабинете папы всегда были люди. Работники часто просили аудиенции на непредвиденные случаи, искали помощи у директора и предлагали решения для проблем производства.

На паркетном полу ковер из толстого ворса, позади отца два шкафа с папками, металлический сейчас в углу, еще одна дверь — комната с душевой и туалетом. У одной стены большой диван, на котором можно было отдохнуть, рядом вешалка, небольшой холодильник, мини-бар и полки с книгами. Ничего особенного, даже не самый современный по стилю кабинет руководителя. Разве что дорогостоящий компьютер, МФУ и телефон с переговорным устройством.

Отец поднял на меня взгляд, едва я закончил с осмотром и откинулся на спинку стула, постукивая ручкой по краю стола. Его пиджак висел позади на спинке кресла, а сам он чуть покачнулся на ножках, проговорив:

— Артем звонил, — в его словах промелькнул едва слышимый намек. Ну еще бы адвокат Давида Джумберовича умолчал о деталях нашей «беседы» со следователем. Я пересек кабинет, отодвигая ближащий стул к отцу, устраиваясь удобнее для последующей беседы, решив долго вокруг да около не ходить.

— И когда ты собирался мне сказать о том, что имеешь отношение к террористической организации?

Отцовские темные брови поползли вверх, а губы тронула улыбка. Даже не так, усмешка.