Я раскрыл створки шкафа и достал парадный мундир. Он был новым, я не успел надеть его для радостного события. Теперь же придется надеть его на похороны.

— Во сколько прощание? И где?

— В час дня на лётном стрельбище…

— Ты говорил с Су Хвой?

Я встал над кроватью, на которой лежала форма

и застыл. Жена Ван Мина останется совсем одна с двумя маленькими ребятишками. Это так несправедливо! Там должен был погибнуть я…

— Джин?!

— Нет… Я только из самолета. Тело доставили раньше, и я не успел увидеться с ней.

— Я выезжаю. Тебя забрать по дороге?

— Да…

Я сел на кровать и опустил голову. В комнате опять гулко звучали гудки, а перед моими глазами возник образ девушки, которая приготовилась умереть…

— Мила…

Почему-то именно в этот момент я захотел увидеть незнакомку, что непонятным образом возвращала мне веру в себя. В ней не было ничего необычного. Простая женщина, совершенно другой взгляд на жизнь и другая ментальность. Всё другое… Но это настолько манило, что я словил себя на мысли, что жутко хочу узнать её ближе. Стать ей хотя бы другом.

Я взял в руки сотовый и набрал короткий номер.

— Капитан Ван. Я слушаю вас!

— Мила Герман, медсестра военно-полевого госпиталя "Красного Креста". Найди на неё всё, что есть в базе службы спасения!

— Приказ понял, будет исполнено!

Я встал под горячие струи воды и выругался. Чёрт! Рана опять открылась, а я и забыл о ней. Нужно поехать в Канамский госпиталь или больницу. Но потом… Сперва Ван Мин…

Видимо я мазохист. Чертов ненормальный и сумасшедший мазохист. Это было невыносимо, но я стоял рядом с вдовой Мина Су Хвой и держал маленького Ю на руках. Это всё, что я мог для неё сделать в этот момент. Я мог быть рядом хотя бы сейчас.

Суг Дже смотрел на меня и лишь качал головой, пока мы прощались с Мином.

Похороны солдата это непросто поминальная служба. Это дань чести и долгу, который мы несём на плечах, словно собственный груз.

Огромный транспортный самолет и три гроба накрытых флагами. Для каждого свой, каждому своё место.

Ветер разносил мелкий дождь резкими порывами, и накрывал нас словно липкий холод. Я смотрел на фото друга и понимал, что четвертый гроб мог быть моим. Я мог лежать сейчас точно так же, как они и уже ничего не чувствовать.

Мы настолько привыкли к похоронам, что воспринимали это как данность. Чего не скажешь о детях.

Малыш на моих руках сидел неподвижно и тихо. Ю жался к моему кителю и маленькими ручками сжимал лычки на плечах. Он не понимал почему его держу я, и постоянно оглядывался по сторонам, видимо, разыскивая взглядом отца.

Старшей же мальчик, которого назвали в честь отца, Дже Мин всё понимал, и я восхищался тем, как семилетний ребёнок держит мать за руку, пока она давится беззвучными слезами. Дже Мин стойко смотрел перед собой и постоянно гладил мать по руке.

В этот момент со мной произошло необъяснимое. До этого самого дня на похоронах ни разу не было детей. И это заставило взглянуть меня на них с другой стороны.

Я вдруг жутко захотел, чтобы и у меня был сын, который точно так же будет провожать однажды меня. Это дико, но я понял наконец в чем смысл нашего существования. Он в детях! Ведь не будь их у Су Хвы, я уверен, женщина не смогла бы взять себя в руки так быстро.

— Ван Джин!

Она обернулась ко мне и в её глазах я прочел прощение. Мне было трудно видеть её, потому что я винил себя в смерти друга. Поэтому, когда она посмотрела на меня, я почувствовал облегчение.

— Спасибо, что остался жив…

— Су Хва… Я…

Но она лишь положила свою руку поверх моей и сжала.

— Я знала с кем связываю свою жизнь, Джин. Я была готова и к такому исходу. В этом нет твоей вины. Ты не виноват, что выжил.

Прощаться всегда тяжело. Мы люди, существа разумные и когда нас настигает горе, каждый находит ему свой выход. Кто-то поминает ушедшего сам, кто-то сидит до последнего в кругу друзей, вспоминая самые светлые моменты. А кто-то, как мы с Суг Дже, просто напивается…

— Опять! Вы же окоченеете тут! Осень на дворе, заморозки, а они на улице уселись.

Мама Суг Дже всегда напоминала мне мою. Наверное, все матери чем-то похожи между собой. Сейчас эта добродушная и круглолицая женщина стояла посреди двора с двумя тёплыми пледами в одной руке, и огромной миской тушеного мяса в другой. Как это всё помещалось в её руках, одному Господу известно!

Деревянный дом семьи Ли на одном из старых холмов Сеула был восхитительным местом, а больше всего он мне нравился запахом стряпни госпожи Ли. Прекрасный вид на огни большого города и природа. Казалось это несочетаемо, но я жил точно в таком же доме и помнил, как это восхитительно по утрам выходить босиком на зелёную лужайку. Сейчас отцовский дом пустовал. Я не входил туда очень давно, хотя мог хоть сейчас подняться, пройти пятисот метров вниз по склону и встать у его ворот.

— Джин, мальчик, накинь плед, ты же простынешь.

— Мам! Ну что ты как с детьми малыми… Сколько можно то?!!

— Сколько нужно, оболтус! Джин приезжает два раза в год, а ты его на деревянном топчане посреди двора усадил! У тебя совесть есть?

Госпожа Ли выгрузила миску между нами, и забрав "соджу", достала из-под топчана глиняный бутыль.

— Хватит пить этот компот для детей!

— Маколи? Мама! Откуда? — Суг Дже схватил бутыль и откупорил пробку.

— От отца спрятала, что не ясно-то!

Я рассмеялся и принял из рук женщины плед. На улице действительно было прохладно и сыро. Дождь уже закончился, и вокруг стояла липкая дымка.

— Джин, я все хотела тебе пожаловаться!

Женщина взяла стакан и налила спиртного и себе, прежде наполнив наши.

— Этот болван меня в могилу загонит! Ему скоро тридцать!

— Мама!!! — Суг Дже закутался в плед и покачал головой, вздыхая.

— Не "мамкай"! — она шикнула и опять обратилась ко мне. — Столько хороших девушек с ним работает, красивых! А он? Он всё ходит как павлин! Я наверное не дождусь внуков!

Я перевёл взгляд на друга и сложил руки на груди. Это был наверное десятый призыв ко мне образумить Суг Дже. И каждый раз, госпожа Ли в конце грозилась сама найти девицу сыну и поженить его силком.

— Вот ты умный мальчик, Джин!

— А я значит глупый? — друг надулся и запихнул в рот огромный кусок мяса.

— Конечно, глупый! Какой взрослый мужик будет с мамой жить в тридцать?! А?

— Так ты ж сама меня не отпускаешь!

Наблюдая за этой перепалкой, я ощутил что дома. Я помнил всё, и не смотря на беду и горе, которое висело надо мной сегодня весь день, я всё еще дышал.

— Джин, я прошу тебя, поговори с ним! И вообще тебе тоже пора образумиться. Такой красивый мальчик и столько грусти в глазах.

Госпожа Ли погладила меня по плечам, а своему сыну отвесила подзатыльник. Это было шикарно. Я обожал эту женщину только за то, кем стал Суг Дже. На первый взгляд могло показаться, что он маменькин сынок, но это было не так. Суг Дже не мог бросить мать и отца, он был единственным кто мог оплатить счета за дом и лечение господина Ли. Именно боязнь за родного человека заставила Суг Дже не отходить от отца ни на шаг.

— Бросай это, Джин. Мама права, ты два раза в год приезжаешь и каждый раз я вижу лишь тень от друга.

Я усмехнулся и налил ему маколи. Вернуться? Бросить службу и вернуться в пустую квартиру? Зачем?

— Ты знаешь что такое борщ?

Мой вопрос заставил друга застыть со стаканом у рта.

— Бор… Что?!

— Не знаешь… — я вздохнул и осушил свой стакан. Горькая жидкость опалила горло и застыла на губах.

Суг Дже приподнял в удивлении брови и свой положил на топчан так и не выпив.

— Ты изменился… — он присмотрелся ко мне и сложил руки на груди. — Что-то в тебе не так.

Он силился заглянуть мне в глаза и понять, что такого увидел. Но я то уже знал, что там.

— Что произошло во Вьетнаме? Расскажи мне…

Я поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза другу. На один короткий миг всё вокруг застыло, и я вспомнил как мы точно так же сидели здесь, когда были школьниками.

В то утро мы просто дурачились и мечтали поехать к морю, чтобы порыбачить. Я помню даже запах рыбы из окон госпожи Ли. Помню то, как Ю На выбежала с огромным блюдом, и весело смеялась от того, как мы с поднятыми вверх палочками и ложками ждали еды.

Наваждение ушло и я передо мной опять был вечер.

— Я должен был умереть, Дже. — мой голос был спокойным, словно я рассказывал о погоде. — Мы разбились о скалы, и я был уверен, что не выживу. Это было впервые, когда я был так близок к концу… Поэтому бредил, и встретил ангела…

— Постой! — Суг Дже налил мне ещё, и продолжил. — Ангела звали борщ?

Вначале я просто хохотнул, а потом зашёлся смехом во весь голос.

— Нет, борщ это суп.

Суг Дже открыл и закрыл рот словно рыба, а потом тоже хохотнул.

— Ты когда-то общался с иностранками?

Если бы я мог описать выражение смятения на лице друга, то это было бы похоже на нашего командира, когда он застал нас пьяными вдрызг в казарме. Это было комично, но с тем и страшно.

— Погоди! — Дже помахал рукой передо мной и продолжил. — Ты меня вконец запутал. Кто такой ангел, при чем здесь суп, и вообще иностранцы?

— Ангела зовут Мила, она иностранка и этот суп её любимая еда.

Всё, финиш! Суг Дже застыл, а я осушил еще один стакан. Минуту он просто смотрел на меня, а потом широко улыбнулся.

— Я понял! Теперь мне все стало ясно, черт бы тебя побрал! Ты влюбился, друг. Вот что поменялось!

Влюбился? Чушь! Как можно влюбиться в человека, о котором почти ничего не знаешь. Это было другое. Что-то, что пока было для меня загадкой. Мила была для меня загадкой, которую непонятным образом так и тянуло разгадать.

— Ты пьян.

— Это ты пьян, мне со стороны виднее, дружочек. Я знаешь ли давно тебя знаю…

В его словах была правда. Мы выросли вместе, и кому как не Суг Дже знать меня лучше всего.

— Ты забыл упомянуть, что операция прошла успешно.

Выражение лица Суг Дже изменилось до неузнаваемости. Он ел мясо и с совершенно серьезным видом говорил о работе. Говорил так, словно предыдущего разговора не было.

— Да. Я устранил обоих, как и планировалось изначально. Но…

— Цена была слишком высока, Джин. — Дже переложил немного мяса и в мою тарелку, а затем опять наполнил мой стакан. — Однажды ценой можешь стать ты.

— Я знаю…

— Может пора остановиться? Я уже говорил тебе, что начальник Чхве ждет тебя. Ты можешь перестать быть мишенью.

— Но тогда я стану палачом, Суг Дже. А это не входит в мои планы. Я не стану убивать за деньги.

После моих слов, Суг Дже вздрогнул всем телом и застыл. Он знал, как я отношусь к играм богатеньких толстосумов, как и знал, что я никогда не стану их марионеткой.

— Ты прав, Джин. Мы убиваем… Но не платим за это жизнями обычных солдат.

Колкость попала в цель. Суг Дже было доподлинно известно в чём причина перевозки столь опасных террористов, как и о том, что оттуда не должен был вернуться никто. Он три года прослужил со мной плечом к плечу. Он знал, что после подобной операции, формально я должен был быть мёртв на бумаге уже к этому утру, когда мы прощались с Ван Мином.

— Бросай это, Джин.

Впервые за несколько лет, я задумался над этим всерьез. Слишком много этого "впервые" происходило со мной в последнее время.

И следующая неделя в Сеуле не стала исключением. Мне выдали отпуск на месяц, и я впервые так долго был дома. Поэтому первые пару дней я просто гулял. Дышал воздухом родного места, смотрел в лица прохожих и вспоминал, что это моя родина.

Люди суетились, все куда-то спешили, а я просто шел сквозь толпу. Мне было приятно надеть обычный свитер и джинсы. Было приятно не тащить на себе несколько десятков килограмм амуниции и не держать за пазухой оружие. Самым тяжелым на моих плечах сейчас было серое осеннее пальто. Мне не было жарко или холодно, мне не было страшно или тревожно. Я не был на чеку, каждую секунду. Ван Джин, обычный мужчина внутри меня, смог наконец расслабиться.

Естественно ранение и последствия операции во Вьетнаме требовали хоть немного внимания собственному здоровью. Поэтому в приподнятом настроении я заявился в обычную больницу "асан" в центре. Рана затягивалась, но переломы давали о себе знать.