Они стали неразлучны до того, как она это осознала. Они завтракали «У Муссо и Франка», встречались за ленчем в бистро «Гардн», обедали в «Айви ов компаниэл», проводили вечера в кинотеатрах, где смыкались профессиональные и человеческие интересы Харрисона. Меган испытывала чувство блаженства, когда Гарри доверял ей руль своего «мазаратти», и они отправлялись путешествовать по побережью. Они посещали отдаленные от главных дорог местечки, которые были неизвестны даже ему.

Меган не знала, когда точно это произошло — и, видит Бог, она к этому не стремилась, — но, проснувшись однажды утром в своей новой квартире, она осознала, что любит его. Она любит Харрисона Денби.

И она никогда не вернется в свою прошлую жизнь.

Никогда!

Глава 21

Ранчо Сиело. 20 августа 1929 года

Услышав шум мотора «дьюсенберга», Джейд бросилась к дверям дома. Пока Дункан парковал машину, она ожидала его под навесом крыльца, но, не в силах дождаться, бросилась к автомобилю. Слишком долго в своей жизни она сдерживала чувства. Она прыгнула в его объятия с такой страстью, как будто они расстались не несколько часов назад, а по крайней мере несколько недель.

Он крепко прижимал ее к себе, понимая, что это ей необходимо. Когда они выпустили друг друга, он игриво заявил:

— Если ты будешь всегда встречать меня так после поездки, я никогда ничего не смогу довести до конца. Я буду просто выезжать с ранчо и немедленно возвращаться назад!

Она рассмеялась:

— Не издевайся! Ну, как все прошло? Что сказал Дик Дэвис? — Она просунула руку ему под локоть, и они направились к дому.

— Он думает, что я сошел с ума, или… как это… шизанулся.

— Он не поверил тому, что ты сказал ему о биржевом рынке?

— Боюсь, что нет.

— Я только что сварила кофе. Расскажешь мне все подробно за столом.

На кухне Джейд разлила по чашкам кофе и выложила на стол изготовленное ею печенье.

Дункан взял свою чашку и подул на горячий напиток.

— Дик сделал все, чтобы отговорить меня от продажи акций. Он прекрасный брокер, и я его не виню. Это естественная реакция на самый стремительный рост капитала в истории Уолл-стрит. Временами мне самому с трудом верится, что скоро все рухнет.

— Ты все еще веришь мне?

— Однозначно. Я сказал Дику, что весьма серьезный и высокопоставленный аналитик предрекает скорую депрессию. Он, конечно, захотел узнать все до тонкостей — кто, что, где, когда и так далее.

— И что ты ему ответил?

— Ну, что я не имею права раскрывать источник информации. Но намекнул, что сведения исходят от одного моего хорошего приятеля по университету, занимающего ответственный пост в Вашингтоне. До того как Дик согласился продать мои акции, он усадил меня в кресло и прочел целую лекцию о принципах инвестирования. Дик пытался уговорить меня не продавать, а покупать акции.

— Значит, он вообще ни во что не поверил?

— Милая моя, Дик Дэвис — оптимист. Таковы большинство брокеров. И вряд ли можно ожидать, что он уйдет с рынка ценных бумаг только из-за того, что какой-то слабоумный художник пришел к нему с дурацкими слухами.

— Но он согласился продать твои акции?

— Сказал, что пришлет мне чек в течение десяти дней. Ты знаешь, я чувствую себя не совсем в своей тарелке, зная, что останусь богатым, когда другие обанкротятся.

— Ты думаешь, я чувствую себя лучше?

Она откинулась на спинку стула. Ее хорошее настроение улетучилось. Что хорошего в том, что ты знаешь будущее, если не в силах никому помочь?

— Есть ли шансы на то, что Дик предупредит о твоих словах кого-нибудь еще?

— Не думаю.

— Тогда мы должны сделать это сами, — сказала Джейд решительно.

Дункан согласился и встал из-за стола.

— Я никогда не имел привычки вмешиваться в дела моих друзей, но сейчас нет другого выхода. Придется мне провести остаток дня за телефоном. А у тебя какие планы?

— Я могла бы поехать в город и поговорить наедине с Малкольмом. Это единственное, что я могу для него сделать, учитывая…

Ей до сих пор было неудобно говорить о Малкольме с Дунканом. Каждый из них по разным причинам и по-своему использовал писателя в своих собственных целях.

— Ты не возражаешь?

Его глаза потемнели, как всегда, когда он был чем-то обеспокоен.

— Вообще-то я возражаю. Но я знаю, что ты будешь несчастлива, если не предупредишь его.

— Тогда я заеду еще и к Хилари.

Он нахмурился еще сильнее:

— Ты уверена, что это хорошая идея?

— Нет. В Хилари есть что-то пугающее, что-то для меня непонятное. Но я кожей чувствую, что всем нам будет лучше, если я с ней помирюсь.

Она поднялась из-за стола и перенесла грязные чашки в мойку. Ей было трудно представить встречи с Малкольмом и с Хилари, особенно с Хилари. Что сокрыто в этой женщине?

Дункан обнял ее сзади за талию и поцеловал в шею. Она повернулась и приникла к нему, ощущая, как растворяется в его нежности.

— Я люблю тебя! — сказала она охрипшим голосом. Ей хотелось, чтобы день уже закончился и они оказались в постели, лаская друг друга.


Малкольм сидел за столом в своем кабинете, уставленном книжными полками, и перечитывал только что отпечатанную страницу. С удовлетворением улыбнувшись, он отстукал на машинке слово «конец». Вынув лист из «ремингтона», он приобщил его к толстой пачке страниц, лежащих рядом.

У него была давняя привычка приглашать пару-тройку друзей на бокал шампанского по случаю завершения первого варианта новой книги. Но сегодня у него не было настроения кого-нибудь приглашать. Он достал из портсигара сигарету, прикурил и подошел к окну.

Лето было на исходе, а вместе с ним — и его пребывание в Санта-Фе. Изменения витали в воздухе: он мог ощущать их, пробовать на вкус. Время кутежей, затянувшееся надолго после войны, время, когда можно было потакать своим капризам, подходило к концу.

«Это были хорошие времена», — подумал Малкольм с сожалением. Эти годы он делал лишь то, к чему лежала душа.

С тех пор как он оставил армию, он написал три книги. Он предоставил другим управлять своим капиталом, а сам занимался сексом, ставил опыты для своих литературных изысканий. Но теперь он стремился к большему. Он хотел славы серьезного писателя, хотел, чтобы его книги покупали не только из-за их сексуальности. Этим он был обязан Меган.

Она доказала своим примером, что человек может меняться, становиться лучше. В его случае — лучшим, чем раньше, писателем. Сигарета догорела, хотя он не сделал ни одной затяжки, и он прикурил новую.

«Возможно, я все-таки заслужил глоток шампанского», — подумал Малкольм. Кроме того, что он завершил рукопись, он еще приобрел и свободу. Этим он тоже обязан Меган.

Казалось, его мысли материализовались: он увидел «дьюсенберг» Карлислов, подъезжающий к его дому. Он наблюдал за Меган, вылезающей из машины, находя ее еще более красивой, нежели раньше. Его сердце било барабанную дробь. Он не стал концентрироваться на уязвленном самолюбии и поспешил к ней навстречу.

Он открыл дверь, когда она собиралась позвонить.

— Я только что думал о тебе, — сказал он, как будто они виделись только вчера, а не несколько недель назад.

— Надеюсь, только хорошее?

— Когда дело касается тебя, — сказал Малкольм, провожая ее в гостиную, — то у меня только хорошие мысли.

— Я рада, что ты думаешь именно так.

Она уселась в кресло, а Малкольм устроился напротив нее.

— Я слышал о наводнении и о том, что произошло с твоим «паккардом». Я знаю, что ты любила эту машину. Надеюсь, поминки были справлены надлежащим образом? — сказал он, стремясь развеять печальное выражение, появившееся на лице женщины.

Ее смех прозвучал неуверенно. Прежняя легкость общения между ними исчезла, ее разрушило его дурацкое предложение выйти за него замуж.

— Мы не смогли устроить бедняжке достойные похороны, — сказала она. — Честно говоря, мы ее не нашли. Скорее всего ее смыло в какую-то песчаную расщелину и занесло.

— Могу ли я предложить тебе чашку чая, или, может быть, бокал шампанского? У меня есть бутылочка «Вдовы Клико», сохранившаяся еще со времен до «сухого закона». Я хранил ее до особого случая. И поскольку я сегодня окончил роман, то можно это дело отпраздновать.

— Это было бы великолепно.

Ее голос прозвучал твердо и бодро, но Малкольм отметил озабоченное выражение на ее лице, когда покидал комнату. Возвратившись с шампанским, он увидел, что она стоит около одной из книжных полок и перелистывает его ранний роман.

— Ты читала его? — спросил он, открывая бутылку и наполняя бокалы богемского стекла золотистой жидкостью.

— О, очень давно, еще в институте.

— Я и не подозревал, что ты училась в институте.

Малкольм передал ей бокал.

Усаживаясь в кресло, она сильно покраснела:

— Разве я сказала «в институте»? Я имела в виду в школе.

— Моя дорогая Меган, с тех пор как ты окончила школу, прошло лет двенадцать, а эта книга издана шесть лет назад. Тебе не надо передо мной притворяться. Не существует закона, обязывающего тебя читать все мои романы.

Она выглядела сильно сконфуженной, а он абсолютно этого не хотел.

— Давай попробуем шампанское, — сказал он, меняя тему разговора.

Джейд чокнулась с ним своим бокалом:

— За твою новую книгу! Уверена, что она великолепна!

— С концом работы поздравлять еще рано. — Он усмехнулся. — Твой случайный визит очень кстати — я собирался заняться редактурой романа уже в Англии. Через несколько дней я уезжаю.

Она опустила глаза.

— Это как-то связано со мной?

Он протянул руку и мягко приподнял ее подбородок.

— Вовсе нет. Я не из тех дураков, которые считают, что из-за несчастной любви мир рушится. Я очень долго не был дома. Ведь, несмотря на то что я об этом уже почти позабыл. Англия все-таки моя родина.

— Хилари едет с тобой?

— Мы с ней расстались. — Малкольм допил свой бокал и вновь наполнил его. — Я бы не хотел, чтобы ты винила в этом себя. Отношения, существовавшие между мной и Хилари, не предполагают длительности, хотя и вполне естественны.

— Она без тебя погибнет!

— Не думаю. Хилари без труда найдет мне замену. Кроме того, я позаботился о ней материально. Прежде чем ты продолжишь высказывать к ней свои симпатии, сообщу, что перевел на ее имя дом и галерею, а также выплатил двадцать пять тысяч долларов. Ну, а теперь поведай, что привело тебя сегодня ко мне, кроме, конечно, желания побыть в моей несомненно приятной компании.

Она задумалась.

— Я вижу, что у тебя что-то на уме. Ну, не стесняйся! — У него мелькнула надежда, что у них с Дунканом не все в порядке, но, припомнив сияющий вид, с которым она подъехала, отбросил эту мысль. Кроме того, не поздравлял ли он себя только что с тем, что наконец свободен?

— Дункан только что получил предупреждение насчет биржевого рынка, — сказала она в конце концов. — И я хотела тебе об этом сообщить.

Это заявление повергло его в изумление. Он никогда раньше не обсуждал с Меган финансовые вопросы.

— Это должно быть чертовски важное предупреждение, раз ты проделала такой длинный путь от ранчо Сиело!

— У Дункана есть друг, допущенный к секретной информации. Так вот, он уверен, что биржевой рынок скоро рухнет. Дункан настолько ему доверяет, что попросил сегодня утром Дика Дэвиса продать все свои акции.

Малкольм напряженно раздумывал. Люди его круга постоянно делились информацией о положении дел на бирже. Так, по совету Джо Кеннеди он купил акции таксомоторного общества, а после звонка от Чарльза Шваба инвестировал средства в «Ю.С. стил».

— Я уверен, что ты хочешь сделать как лучше, — сказал он, — но не думаю, что сейчас время уходить с рынка. Сказать правду, я планировал прикупить еще кое-какие акции до отъезда из Санта-Фе.

— Это было бы огромной ошибкой. — В каждом ее слове звучала убежденность. — Ты должен мне поверить. Рынок рухнет в конце октября.

— С кем ты и Дункан советовались — с биржевым аналитиком или с цыганкой с хрустальным волшебным шаром?

— Ни с тем и ни с другим. Человек, который нас предупредил, занимает высокое положение, и у него нет никаких сомнений.

— Откуда же он прибыл? Прямо из будущего?

Он пошутил, но, заметив, что она побледнела, понял, что затронул болезненную тему. Что, к дьяволу, происходит? Он присел на край стула, и странная мысль забрезжила в его голове. Несколько месяцев подряд он считал, что Меган стала совсем другой женщиной, но не раздумывал об этом. Не думал в прямом смысле о том, что она не такая, какой должна быть…

Малкольм пристально посмотрел на нее, отметив кудрявые как у пуделя волосы, изящные черты лица, стройную фигуру — Господи Боже, как же он не понял этого раньше?