Люсинда Райли - Зачарованная

– Я хотел сказать, Мадди, если бы мама увидела тебя сегодня, она гордилась бы тобой. Ты просто волшебно танцевала.

– Спасибо. – Девушка посмотрела отцу в глаза, и все недоразумения, все, что отравляло их отношения в течение последних полутора лет, наконец, исчезло.

– Мы начнем все сначала, правда, папа? – прошептала она.

– Конечно. Все забыто. Тебя ждут люди в гримерной. – Кристофер подал ей платок. – Вытри глаза и поприветствуй своих поклонников. Встретимся позже, в баре. Да, кстати! Тебя приняли в труппу Королевского Национального балета. Только не говори никому, что это я тебе сказал.

– Ой, правда? А Николь?

– Да, и ее тоже… Так что скоро мы устроим грандиозную семейную вечеринку и отметим это событие. Мы с Иветтой просто с ума сходим от радости.

Мадди постаралась не выдать своих чувств. В конце концов, глупо было надеяться, что Николь не примут в труппу.

– Позже увидимся, – Кристофер махнул рукой, и девушка вошла в свою гримерную. Она попала в объятия поджидавших ее Дэвида Браэрлея, мадам Папен и Антона Шанелля.

– Замечательно, дорогая! – мадам Папен поцеловала ее, а Антон Шанелль протянул Мадди руку и, широко улыбаясь, произнес:

– Мадлен, разрешите мне официально пригласить вас на работу в балетную труппу Королевского Национального балета. Пройдет некоторое время, прежде чем вы вновь войдете в эту гримерную. Как вы знаете, у нас все начинают с кордебалета. Но после сегодняшнего спектакля я убежден, что вы в скором времени станете одной из ведущих солисток.

– Спасибо, сэр.

Дэвид Браэрлей обнял Мадди за плечи, не скрывая своей радости.

– Здорово! Ты принесешь нам славу.

– Ну, а теперь, – Антон подошел к дверям, – переодевайтесь. Увидимся в театральном баре. Там вас ждут журналисты, которые хотят взять интервью у вас с Сашей.

Все трое вышли, оставив Мадди одну в гримерной. Она немного посидела в тишине и стала переодеваться.

Николь едва удалось скрыть свой гнев, пока она сидела в углу театрального бара, в то время как толпа поклонников, окружив Сашу и Мадди, выражала им свое восхищение. Среди завсегдатаев и посетителей, поздравляющих дебютантов, были фотографы и журналисты, театральные критики, директора прославленных компаний и балетных трупп. Даже ее мать обняла Мадди за плечи и весело смеялась чему-то вместе с Антоном Шанеллем.

– Сука! – задыхаясь, прошипела Николь. Несмотря на то, что ее роль была одной из заглавных, она прекрасно понимала, что сегодня Мадди ее обошла и в мастерстве, и в артистизме.

Единственное, что ее как-то успокаивало, – была мысль о том, что с той минуты, когда они поступят в труппу, им придется все начинать с начала. Они начнут с кордебалета, и она надеялась, что ей удастся всем доказать, что именно она, а не Мадлен Винсент является настоящей звездой.

Николь бросила взгляд на Сашу. Он разговаривал с Дэвидом Браэрлеем и с нежностью поглядывал на Мадди. Дрожь желания пробежала по телу Николь. Она с самой первой минуты, как увидела его, мечтала о нем. А он упорно предпочитал выскочку Мадлен. Но она все сделает, на все пойдет, чтобы Саша принадлежал ей.

– Приз Уильяма Элдона за лучшее музыкальное произведение присуждается… – ректор Гилдхоллской школы музыки и драматического искусства сделал многозначительную паузу и закончил, – …Себастиану Лангу!

Публика, собравшаяся в театре «Форчун», разразилась аплодисментами, пока Себастиан шел к сцене. Он пожал руки членам жюри, взял конверт с чеком на пятьсот фунтов стерлингов и подошел к микрофону.

– Спасибо, леди и джентльмены. Я счастлив так, что трудно передать словами. Это для меня большая честь. Хотелось бы поблагодарить Гая де Соуза, который помог с аранжировкой моей работы.

Себастиан чувствовал себя в состоянии легкой эйфории, хотелось осмыслить только что произошедшее в его жизни событие.

– Я надеюсь, что очень скоро вернусь в Вест Энд с профессиональной записью. Спасибо.

Себастиан вернулся на свое место, а в зрительном зале зажглись огни, публика качала обсуждать закончившуюся церемонию.

Гай хлопнул друга по спине.

– Классно, старик. Я знал, что ты добьешься своего.

– Будем надеяться, что из этого что-нибудь получится. Прошлогодний победитель до сих пор сидит на пособии по безработице, а его конкурент, получивший второй приз, пишет песни для новой оперы Ллойда Вебера.

– Ну, ну… не будь таким пессимистом. Уверен, что тебя обязательно пригласит какой-нибудь продюсер. Тебе нужно расслабиться. Сегодня твой вечер, Себастиан.

Они вышли из зрительного зала и направились в маленький бар.

– Да, кстати, – склонившись к товарищу, прошептал Гай, – завтра у меня собеседование с ребятами из одной фирмы грамзаписи. Так что сплюнь и постучи по дереву.

– Ладно, ладно… – Себастиан знал, как хочется Гаю записаться в профессиональной студии. Они увидели ректора, который делал им знаки.

– Себастиан! Пробирайся сюда! Кое-кто хочет с тобой познакомиться.

– Потом увидимся, – подмигнул Гай и отошел в сторону.

Несколько часов Себастиан провел в обществе разных театральных импресарио и их заместителей. Каждый из них уверял его, что он необыкновенно талантлив, и впереди его ждет блестящее будущее. Но несмотря на все похвалы, ни один из этих людей не пообещал ему, что в ближайшее время свяжется с ним и осуществит постановку его мюзикла на своей сцене. Вместо этого ему пришлось выслушать надгробное слово этому жанру. Все наперебой жаловались, что в последнее время многие мюзиклы пришлось снять из-за падения зрительского интереса. В наши дни ни у кого, за исключением, может быть, Камерона, Эндрю и Джаспера Конрада, нет денег на новые постановки. Словом, полный застой.

Около двенадцати ночи Себастиан вышел из театра. Настроение было отвратительное.

Он медленно шел по улице в направлении Трафальгарской площади, где надеялся сесть в автобус, и думал о том, в каком положении оказался. Напрасно он надеялся, что ему что-нибудь предложат сегодня. На это, пожалуй, рассчитывать не приходилось. Всю последнюю неделю, работая дни и ночи напролет над конкурсным проектом, он мечтал об отдыхе. Завтра и послезавтра можно будет побездельничать, а потом… Теперь придется забыть консерваторию и студенческие пирушки. Его окружает суровый мир, и надеяться ему не на кого.

– Ладно, старина, взбодрись, – сказал себе Себастиан, – у тебя же первый приз. Рано беспокоиться.

Успокаивая себя, он ни на минуту не забывал о том, что его профессия требует немедленных действий, и долго ждать нельзя. Такой шанс, как сегодня, выпадает в жизни нечасто. Он опасался, что завтра появятся другие дела и заботы, и те импресарио, которые его сегодня так расхваливали, через день забудут о нем. Тогда он пропал, как многие другие до него.

Себастиан заторопился на автобус. Ладно, по крайней мере, следующие несколько недель он сможет как следует поработать над новой партитурой. У него появилась одна идея, которую стоило обмозговать во всех деталях.

Внезапно Себастиан понял и еще одну причину своего мрачного настроения. Он не жалел, что у него нет семьи, но сегодня как-то особенно остро это почувствовал. Как замечательно иметь отца и мать, которых можно было бы поблагодарить, стоя у микрофона.

Мадди и Кристофер были для него самыми близкими людьми, почти его семьей. Он решил позвонить Мадди, чтобы наконец прервать молчание, которое тянулось так долго.

А будущее… Себастиан молил Господа, чтобы хоть один человек из сидевших сегодня в зрительном зале пригласил его на работу.

– Кейт, почему ты передумала? Я ничего не понимаю, – Хассан метался по гостиной, как тигр в клетке. – Все уже готово, меньше чем через месяц мы улетаем из Англии, и вдруг ты говоришь, что не хочешь ехать.

Кейт, волнуясь, сжала руки.

– Послушай, Хассан, я очень сожалею, но…

Она пожала плечами и умолкла. Нет, у нее просто не хватит смелости сказать ему правду.

– Пожалуйста, Кейт, скажи мне! Ты последнее время не похожа на себя. Отменяешь свидания, а когда приходишь, ведешь себя так, будто находишься за тридевять земель. Ты даже свою лошадь не навещаешь целый месяц.

На лице Хассана застыло выражение беспомощной растерянности и боли. Он подошел к дивану, на котором сидела девушка, опустился рядом с ней и, взяв ее за руку, заглянул в глаза.

– Я что-то сделал не так?

– Нет, Хассан. Ничего. Я только… ну, в общем, мне кажется, что наши отношения теперь изменились.

Он недоуменно уставился на нее.

– В каком смысле?

– Я не знаю, трудно объяснить. Ну, просто такое чувство, что все не так, как раньше.

– Послушай, – мягко сказал он, словно успокаивая капризного ребенка, – у нас было трудное время, экзамены. Нам необходимо как следует отдохнуть.

Кейт отняла руку и встала.

– Нет, Хассан. Наверное, нам нужно немного побыть вдали друг от друга. Прости меня, пожалуйста, но было бы хуже, если бы я поехала с тобой в том состоянии, в котором сейчас нахожусь. Но тебе следует ехать, как ты и собирался.

– Кейт, может, есть другая причина? Другой мужчина? – Хассан говорил так тихо, что она едва могла слышать.

Ну вот, наконец! Кейт посмотрела в его глаза, не зная, как поступить. Но в следующую секунду ее смелость угасла.

– Никого у меня нет. Просто нужно перевести дыхание. Поезжай, повидайся с семьей, а я останусь здесь. Так мы проверим свои чувства.

– Не надо, Кейт. Мои чувства останутся неизменными. Я… – Хассан проглотил комок, подступивший к горлу. – Думаю, тебе лучше уйти. Ты, очевидно, уже приняла решение, так что не о чем больше говорить.

Девушка виновато кивнула и пошла к двери.

– Честное слово, мне очень жаль, – безнадежно пробормотала она. – Прощай, Хассан.

Он кивнул, боясь заговорить, не доверяя своей выдержке. По лестнице простучали ее каблучки, хлопнула входная дверь, затем все стихло. Хассан встал, подошел к окну и смотрел, как Кейт торопливо вышла на улицу, пошла по тротуару и, наконец, скрылась за углом.

– Прощай, любимая, – прошептал он. Затем подошел к бару и налил себе большой стакан виски.

Кейт он больше не нужен.

А всего месяц назад он позвонил отцу и сказал, что собирается познакомить его со своей будущей женой. На отдыхе на Сейшельских островах Хассан хотел сделать ей предложение.

Но она ушла.

В эту секунду Хассан больше всего хотел только одного – забиться в глубокую темную нору и никогда не выходить на свет. Он и не знал, что можно испытывать такую боль.

Он всегда получал все, чего хотел. Но на свете есть то, чего не купить за деньги, – любовь Кейт.

Мадди и Кристофер сидели на кухне и пили чай.

– Ты все понимаешь, правда, папа?

Кристофер кивнул.

– Конечно, понимаю. Тебе девятнадцать. Начинается взрослая жизнь.

– Я все равно буду приходить сюда, чтобы повидаться с тобой, – Мадди улыбнулась, стараясь скрыть дрожь. Вид у отца был несчастный. – Ты тоже сможешь приходить ко мне пообедать, поговорить.

– И все-таки мне не нравится твоя идея.

– Но я и не буду одна! Со мной Шехерезада. Ты же знаешь, мне всегда нравилось одиночество. И потом, не так уж много времени я буду проводить дома. Занятия, репетиции, спектакли… Так что я буду приходить только ночевать. Почему бы тебе не зайти на чай в следующее воскресенье? Я к тому времени устроюсь.

– С удовольствием, девочка.

– Замечательно. В общем, договорились. Папа, мне надо бежать. Хочу выбрать шторы. Так что скоро увидимся.

Мадди вошла в свою комнату и удовлетворенно посмотрела вокруг. Все ее нехитрое имущество было упаковано в коробки, теперь его нужно перенести в маленький грузовичок.

Мадди получила в Национальном балете чек с жалованием за первый месяц работы и стала заниматься поисками квартиры. Конечно, ничего грандиозного она себе позволить не могла, да это и не было для нее важно. Необходимо было как можно скорее уехать из этого дома. После нескольких дней поисков Мадди нашла маленькую квартирку со спальней в большом доме рядом с Фулхэм Пакс Роуд. Мадди знала, что сможет превратить ее в уютное жилище. Квартира находилась на первом этаже, напротив двери в кухню был небольшой сад. Значит, Шехерезада сможет бывать на свежем воздухе.

Мадди зашла к Хассану сказать, что, наконец, сможет забрать своих кошек. Она застала его в ужасном настроении. А когда он узнал, что и кошек забирают, то так расстроился, что ей ничего не оставалось, как взять Шехерезаду, а ему оставить двух котят. Причина его подавленного настроения выяснилась после того, как Мадди спросила об отношениях с Кейт.