Люсинда Райли - Зачарованная

– Не правда ли, Саша просто великолепен? – спросила Джейн, глядя на юношу, который в этот момент с неуловимой грацией шел через студенческую столовую.

– Да, он очень красивый, – согласилась Мадди, не желая признаваться себе, что последние десять дней только о нем и думает. Саша очень быстро стал предметом воздыханий многих студенток, и среди них ходило множество самых удивительных историй о его происхождении. Этот загадочный юноша из России был довольно высок для танцора – около шести футов, и это придавало его движениям мужественную силу. В то же время его танец отличали грация и элегантность. На худощавом скуластом лице мерцали темно-карие огромные глаза, а губы, немного полноватые и чувственные, дополняли его романтический облик. У него были широкие плечи и волосы удивительного каштанового цвета с красноватым оттенком, он расчесывал их на прямой пробор. Для мужчины он был, пожалуй, даже слишком красив.

Саша подошел к столику, за которым сидела Николь, сел с ней рядом, и они стали о чем-то болтать. Мадди призналась самой себе, что ее страшно разочаровало, когда на занятиях па-де-де партнершей Саши стала Николь. Юноши и девушки учились работать парами, отрабатывая всевозможные поддержки и синхронные движения. На этом этапе подготовки отработка взаимопонимания с партнером становилась важнее индивидуальной техники. Нужно было признать – Николь и Саша вместе выглядели просто великолепно. Он был такой высокий, темноволосый, мужественный, а она рядом с ним – хрупкая, тоненькая, светловолосая.

Джейн, проследив за взглядом Мадди, произнесла:

– Эти двое далеко пойдут. Николь прекрасно знает, что он – лучший танцор в нашем училище. Она из кожи вон лезет, чтобы к нему прицепиться.

В тот день на занятиях Серж объявил, что в конце семестра первокурсники будут участвовать в небольшом концерте. Поскольку это будет канун Рождества, он выбрал для постановки сцены из «Щелкунчика». Всем нужно было разучить танец Феи Драже, а кто его будет исполнять на концерте, Серж пообещал сказать позже.

Впрочем, все девушки сходились на том, что это пустая формальность. Разговаривая между собой в раздевалке и во время перерывов, они пришли к выводу, что партию Феи Драже получит Николь.

По дороге к метро Мадди раздраженно заметила Джейн:

– Интересно, почему считается само собой разумеющимся, что именно Николь получит эту партию? Если бы не ее мать, у девушек наверняка возникли бы кое-какие сомнения на этот счет.

– Все же согласись, Мадди, она хороша.

– Да, только меня раздражает, как все пресмыкаются перед ней. Ну и ладно… Слава Богу, наступит уик-энд, можно будет вволю полежать в постели. Я смертельно устала!

– Ну, желаю отдохнуть! – Джейн помахала подруге рукой, и они пошли каждая на свою посадочную платформу.

Неожиданно диктор объявил, что все поезда северной линии опаздывают из-за того, что один из пассажиров попал под вагон. Мадди подошла к переполненной платформе, с жалостью думая о судьбе этого бедняги и немного злясь на него за то, что теперь ей придется неизвестно сколько торчать тут в ожидании поезда. Она смотрела на стены станции, оклеенные разноцветными плакатами, чувствуя, как болят ноги, словно налитые свинцом, и мечтала только об одном – найти какое-нибудь местечко, чтобы сесть. Наконец, подошел поезд, и ей удалось втиснуться в вагон. На Кэмден Таун ей с боем удалось прорваться к выходу. Она пошла на другую платформу, чтобы пересесть на поезд, идущий в Хэмпстед, и вдруг увидела знакомые медно-каштановые волосы. Недалеко от нее на узкой скамье сидел лучший танцор училища. Своим видом Саша напоминал несчастную, озябшую птицу. Он сидел, съежившись, плотно запахнув полы пальто и высоко подняв воротник так, что даже лица не было видно. Мадди стало его очень жаль. Она подошла к юноше и нарочито беззаботно сказала:

– Привет, Саша! Я и не знала, что нам по пути.

Он взглянул на нее, и девушка поразилась, какие у него опухшие, покрасневшие глаза и страдальческое выражение лица.

– Привет, – хрипло ответил он и кашлянул, прочищая горло. У него был такой вид, словно он только что плакал.

Мадди в замешательстве не нашла ничего лучшего, как сказать:

– У тебя все в порядке?

Саша кивнул.

– Да, просто плохие вести из дома, вот и все.

Подошел поезд, они вошли в вагон и сели рядом. После небольшой и неловкой паузы Мадди спросила:

– А где ты живешь?

– Снимаю комнату в Ассоциации христианской молодежи в Хэмпстеде.

– Это же в десяти минутах ходьбы от моего дома. Я живу на Уэлл Уок. Ты должен как-нибудь зайти ко мне на чай! – Мадди не могла придумать, что сказать, чтобы хоть немного утешить его. Было очевидно, что у него случилось горе.

– Спасибо, как-нибудь зайду обязательно…

Поезд остановился на Хэмпстед Стейшн, и они вышли на платформу.

– До встречи, Мадлен, увидимся в понедельник, – Саша улыбнулся, запахнул полы пальто и пошел к выходу на станцию.

В эту минуту он выглядел таким одиноким, таким несчастным, что Мадди набралась смелости и выбежала на улицу вслед за ним.

– Саша, послушай. Если хочешь побыть один, скажи мне, и я исчезну. Как насчет того, чтобы пойти ко мне на чай прямо сейчас? У меня дома никого нет и… мне кажется… ну, похоже, что тебе хочется с кем-то поговорить, побыть с кем-то. Может…

Саша остановился и резко повернулся к ней. Несколько мгновений он внимательно смотрел ей в глаза, потом улыбнулся:

– Да, Мадлен, это было бы неплохо… Показывай дорогу.

Они на минутку забежали в супермаркет, чтобы купить молоко, хлеб и торт с джемом, а спустя несколько минут подошли к дому Мадди.

– Пожалуйста, извини за беспорядок. Я сейчас живу одна и настолько устаю к вечеру, что, боюсь, вряд ли смогу убрать дом. Руки не доходят.

– Ерунда! Самое замечательное, что тут у тебя столько места. Моя комнатка в общежитии так мала, что там и с мухой не разойтись, – заметил Саша.

– Ты хотел сказать «с кошкой не разойтись», это лучше звучит, – улыбнулась Мадди. – Почему бы тебе не пройти в гостиную? Сядь там, устраивайся поудобнее. Давай-ка включим газовый обогреватель и согреемся для начала.

Спустя несколько минут они уже сидели в креслах и, наслаждаясь теплом, ели мягкие лепешки, запивая их чаем.

– Саша, откуда ты приехал?

Его глаза вновь стали печальными, в них появились слезы.

– Из России, но… – начал было он, вдруг голос его прервался сдавленным рыданием. Было тяжело видеть, как он плачет. Мадди хотелось утешить его, но, не зная причины его горя, она чувствовала, что ничего не сможет для него сделать. Она встала, вышла в туалетную комнату и, вернувшись через пару минут, подала ему бумажную салфетку.

– Спасибо… Извини меня, пожалуйста, Мадлен.

Он вытащил из кармана пальто смятый конверт и показал его девушке.

– Вот, сегодня пришло… Мне пишут… мой отец… умер.

– Ой, Саша! Я… – Мадди прижала ладонь к губам. – Мне так жаль!

Саша кивнул.

– Лет двадцать назад отец был одним из лучших солистов балета Большого театра. Он сделал головокружительную карьеру. Я родился в Москве, в превосходной квартире. У родителей было все… Машина, ну все, что там считается престижным. Ты знаешь, в России звезды балета, да и вообще известные люди живут по-королевски. Но мой отец, как там выражаются, «не придерживался партийной линии». Он вообще не верил в коммунизм. Но, самое главное, он позволял себе обсуждать важных персон. Однажды вечером, когда мне было лет семь, отец не вернулся домой после спектакля. Просто не вернулся, и все… – Саша вытер глаза. – Мать пыталась узнать, где он, но не было никаких следов. Одно было ясно – он арестован. Мама думала, что его могли отправить в лагерь. А два года назад она тяжело заболела. Доктора говорили, что ей стало лучше, выписали из больницы, а через три недели она умерла. От инфаркта.

Саша помолчал, глядя на огонь, а Мадди, затаив дыхание, сидела, чувствуя, как у нее по щекам текут слезы, а сердце разрывается от боли. Саша снова заговорил:

– Я решил продолжать поиски отца. Начал с того, на чем остановилась мать. Мне повезло, я встретил одного чиновника, который помог мне искать папу.

– И он отыскал твоего отца, да? – тихо спросила Мадди.

Саша кивнул.

– Да, он узнал, что отец действительно был отправлен в один из лагерей в Сибири. В письме пишут, что папа умер шесть лет назад от туберкулеза.

– О, Саша! Мне так жаль…

– Ты знаешь, Мадлен, я не могу тебе передать, в какой страшной нищете жили мы с мамой после исчезновения отца. Ее внезапно уволили из Большого, хотя она была прекрасным дизайнером по костюмам. Моя учеба в училище при Большом театре, – Саша махнул рукой, – накрылась сразу. У нас не было ничего. Мама устроилась швеей на фабрику, но ее зарплаты хватало, чтобы не умереть с голоду.

– Значит, ты не учился в Большом?

– Нет. Из-за отца мне не позволили. Так что я брал уроки у одного педагога из хореографического училища, который помнил моего отца и с симпатией относился ко мне.

– Поэтому ты и решил приехать в Англию, чтобы учиться?

– Да. Когда Горбачев пришел к власти, стало проще получить визу. Мне удалось ее достать, и я сразу уехал. – Саша пожал плечами. – Назад я теперь никогда не вернусь, у меня там никого и ничего нет.

– А я думала, что сейчас в России стало получше, – задумчиво сказала Мадди.

Саша покачал головой.

– Да, в какой-то степени. Ну, ты же понимаешь, бедность и трудности сразу не исчезают. Некоторые даже думают, что жизнь там станет еще хуже, чем раньше.

– Господи, Саша, бедный! Выходит, тебе тут и поговорить не с кем?

– Не с кем… Но, ты знаешь, Мадлен, я привык быть один. И лучше уж буду жить в своей комнатке, чем помирать в Москве от голода. Здесь, на Западе, никто даже представить себе не может, как трудна там жизнь. Я лучше умру, чем вернусь туда.

– Ты знаешь, я больше никогда не буду жаловаться на свою жизнь! – с жаром воскликнула Мадди. – С этого дня у тебя есть друг. Приходи ко мне, когда захочешь. Я уже тебе говорила, сейчас я живу совсем одна.

– Ты тоже сирота?

Мадди объяснила, что ее отец сейчас на гастролях, с труппой Национального балета.

– Знаешь, Мадлен, мне кажется, у нас много общего, правда?

Она кивнула и внезапно покраснела.

– Надеюсь, что да. Я… Мне очень нравится смотреть, как ты танцуешь, Саша. У нас все девочки уверены, что тебя ждет мировая известность. Уж тебя-то точно пригласят в основной состав, не то, что некоторых из нас.

Мадди вздохнула.

– Ну, что ты, Мадлен, ты себя просто недооцениваешь. Я думаю, что ты превосходно танцуешь.

– Спасибо, Саша, но все-таки не так замечательно, как Николь Делиз.

– О! – Саша скривил губы и сделал движение рукой, словно сгоняя надоедливую муху. – Да, в технике она хороша, но где ее сердце? Мне не нравится быть ее партнером, она слишком эгоистична. Я бы предпочел танцевать с тобой.

– Спасибо, но Николь не выпустит тебя из своих рук, у нее на тебя серьезные виды.

Саша пожал плечами.

– Ну, еще слишком рано говорить об этом.

Они разговаривали довольно долго, затем Саша посмотрел на часы и поднялся.

– Уже поздно, мне пора идти.

Мадлен почувствовала легкое разочарование.

– Да, конечно… Если хочешь, оставайся, но…

– Нет, нет. Мне нужно еще кое с кем встретиться.

– Наверное, с подружкой, – разочарованно подумала Мадди, провожая гостя к выходу.

– Спасибо, Мадлен, я никогда не забуду твоей доброты и того, что ты для меня сегодня сделала. Надеюсь, в будущем мы станем добрыми друзьями, правда?

Юноша нагнулся и поцеловал ее в щеку.

– Увидимся в понедельник!

Выходя из ворот на улицу, он помахал девушке на прощание, а Мадди вернулась в гостиную и села в кресло, все еще хранившее тепло Сашиного тела. В комнате витал легкий запах его одеколона и, казалось, звучал его голос.

Мадди поджала ноги, закрыла глаза и стала мечтать о том, как будет танцевать с Сашей на сцене Королевской Оперы.

Она проснулась в четыре утра от холода и боли в затекших ногах, поднялась в спальню и, растолкав Шехерезаду и ее котят, отвоевала себе место на кровати.

– Я буду очень упорно работать, – сквозь сон дала себе слово Мадди, поглаживая мягкую шерстку Шехерезады. – Если Саша говорит, что я хорошо танцую, я буду хорошо танцевать. Вот увидишь, Николь Делиз, не бывать по-твоему!

Ритм занятий был очень напряженным, Мадди обнаружила, что ей практически некогда думать об отце. После изнурительного в своей бесконечности дня, после четырех часов занятий первокурсники шатались от усталости. Стали случаться травмы, ушибы, и все чаще студенты пропускали из-за этого занятия.